верноподданнических чувств в тот же день своим каллиграфическим почерком вывел тщательнейшую надпись на гладкой оборотной стороне святой доски.
Джону Возгрину князь Голицын перед отплытием из Винстернского один на один в своем роскошном кабинете вручил расчётный лист и… французский пистолет! Чтобы ещё больше унизить гордого брита, сказал:
— Месье Вос-хрен, мой подарок со смыслом. Надеюсь, он вас обезопасит от разбойников во время путешествия по дикой России в вашу свободолюбивую Англию. Этот французский пистолет вы могли бы использовать при любых изменчивых обстоятельствах жизни, даже пустив пулю в собственный лоб.
Джон Возгрин и без слов сразу всё понял — сам по себе подарок был крайне вызывающим, подчеркивающим всю негативную гамму княжеских чувств. Он абсолютно точно уловил, чего князь ему желал: застрелиться или быть застреленным. Об этом он и поведал своему долголетнему другу, прощаясь с ним. С сожалением и печалью он отдал ему «во второй дар» ненужный ему французский пистолет, заметив с постоянно присущим ему юмором, на этот раз крайне мрачным:
— Пожалуй, девиз князя больше подходит для тебя, Иван. Потому что, пойми наконец, нельзя вечно оставаться рабом!
По своей врожденной лености, нерешительности и неторопливости князь Голицын выжидал события. В приокском имении он больше никогда не бывал, хотя не то что хорошо помнил, а часто похвалялся тем, как отбрил заносчивого англичанина, но главное — как облагодетельствовал своего крепостного человека, вступавшего во второй брак и выбравшего прелестную, как персик, дворовую девку. Идея второго брака всё упрямее занимала престарелого князя.
Его великолепный Пречистенский дворец на Волхонке, славившийся самыми пышными балами, московитяне между собой именовали «Холостяцким домом». Князю это нравилось. Ему казалось, что вся Москва благосклонно сочувствует его жертвенному одиночеству. Ему и в голову не приходило, что в определении
Однако мысль о втором браке наконец-то дозрела в заторможенном княжеском сознании, и это случилось как раз в то время, когда Александр Сергеевич Пушкин сватался к Наталье Гончаровой. 55-летний князь тоже решил, что влюблён, и избранницей его оказалась 20-летняя подружка трёх сестер Гончаровых, красавица и умница, Александра Россет. Не вспоминаете ли, что о ней писал тогда же Пушкин? Напомню:
Потерявший голову, князь Голицын не жалел ничего, чтобы завоевать сердце небогатой Сашеньки Россет. Он подарил «самовластной красоте» только одних бриллиантов чуть ли не на миллион рублей! А её четырём братьям, обучавшимся в Петербурге в Пажеском корпусе, дал «жениховские подкупы» — по сто тысяч каждому!
Великосветский Петербург и хлебосольная Москва, затаившись, с нетерпением ждали, чем же закончится сватовство богатого старика к юной фрейлине. Конечно, по понятиям того времени Александра Россет мечтала сделаться и богатой дамой, и титулованной особой — княгиней!
Свадьба была слажена. Тут-то холостякующий князь и вспомнил о самой малости — получить развод у своей престарелой, давно уже безразличной ему, всего лишь назывной, однако венчанной супруги. Самонадеянный князь и на миг не сомневался, что по прошествии тридцати лет, как он с Евдокией Ивановной пребывал в разъезде, она посмеет ему отказать, тем более, он давал ей откуп, а, кроме того, когда-то она и сама просила развода.
Однако женское сердце не умеет прощать, особенно за собственную погубленную любовь. Женщин по жизни ведёт не разум, и не расчёт, — только страсть! Женская месть выше рассудка; она обжигает; она сравнима с огнём; и проходит, исчезает из сердца, лишь испепелившись.
Княгиня Евдокия Ивановна Голицына отказала князю Сергею Михайловичу Голицыну в разводе, отмстив наотмашь, как бы припечатав калёным клеймом: теперь уж до смерти!
А за что страдать, быть опозоренной Сашеньке Россет? Юная фрейлина сразу же вернула самонадеянному старику все подаренные ей бриллианты, а её братья стотысячные «жениховские подкупы». Правда, один из них успел истратить значительную сумму, но её тут же согласился погасить молодой дипломат Н. М. Смирнов, влюблённый в Сашеньку, за которого вскоре она и вышла замуж.
Вообще, присутствие Пушкина возле князя и княгини Голицыных удивительно. С князем, после закончившегося постыдного сватовства, он приятельства не возобновлял и в его «Холостяцком доме» на Волхонке больше не бывал. Крайне чувствительный к понятиям чести, Александр Сергеевич испытывал презрение к Голицыну, к его недостойному скопидомству, к его лукавому лицемерию. Голицын посмел взять обратно даренные объявленной невесте бриллианты и «денежные подкупы» её братьям. Ведь это было равнозначно тому, что за ломберным столиком проигравший игрок сгрёб с кона потерянные деньги, мотивируя тем, что игра, мол, прекращена «не по его вине»; и никак не заботясь о своём реномэ, о том, что прервалось всё из-за его собственной самонадеянности.
О, как презирали в Москве старого вельможу! Этого записного человеколюба, этого лицемерного опекуна-попечителя с надутыми щеками, как у разъевшегося бобра, с вислым подбородком, со слюнявой нижней губой; в алмазных звездах на мундире, однако с напрочь атрофированными честью и совестью. Евдокию же Ивановну, «принцессу ноктюрн», зауважали ещё больше, считая, что она спасла незащищенную Сашеньку Россет от старого и алчного вельможи, вновь, во второй раз, унизив князя и осрамив навсегда.
Глава четвёртая
Был май, и яблони цвели…
Меня неотвратимо тянуло в голицынскую усадьбу, в «село Винстернское» — нынешние Гольцы. Я надеялся там встретить потомков Ивана Даниловича Чесенкова. Наконец в последних числах мая, обосновавшись в своём мещерском углу, я туда отправился…
Но прежде, чем описывать Гольцы, я должен поведать об иконе и о том, почему мне хотелось там побывать. Надеюсь, вы помните, как городецкий антиквар майор Базлыков убеждал меня, что икона Христа предназначена лично мне. Согласиться с этим сразу я не мог: во-первых, опрометчиво, а во-вторых, мы всегда нуждаемся в неопровержимых доказательствах. Вы, конечно, помните и другое: объявился я в мещерской глубинке, гонимый из Москвы прокурорским преследованием за газетные публикации об инфернальном расстреле Дома Советов и о жуткой бойне, устроенной победителями на стадионе «Красная Пресня».
Следователей, обличённых чрезвычайными полномочиями, собрали со всей страны, причём
