Судье была ближе выпивка, чем телячьи нежности.
— Сколько ты ещё выпила?
— Кроме той, ещё три-четыре.
— Климчак приходил и уходил?
— Ну да, выходил через каждые несколько минут.
— А ты там, говорят, графинчик разбила?
Стася оскорбилась:
— Ничего я не разбивала, даже не роняла.
— А в шезлонг ты там упала?
— Гонората принесла шезлонг, когда мне стало плохо.
— И что, ты там, в шезлонге, уснула?
Патриции эта тягомотина надоела. Она сделала попытку подсчитать количество водки, влитой в Стасю, но получалась сплошная ерунда Или они пили напёрстками, или водка множилась чудесным образом. Конокрадство оказалось совершенно забытым, намерения провести вечер с Лёликом — тоже. Стася практически и не отрицала, что наклюкалась, так какого же рожна им ещё нужно? Чего этот рыкающий птеродактиль добивается? Она посмотрела на Кайтуся, который старательно избегал её взгляда. Журналистка снова принялась слушать.
— …разбудил меня, и Гонората сказала, чтобы я прошла на кухню, и они отвезут меня домой.
— Когда ушла Карчевская?
— Я её не видела, когда я пришла на кухню, её уже не было.
— Климчак ей водку носил?
— Носил.
Климчак резко вскочил с места.
— Не носил я!
Судья его не оборвал, а, наоборот, использовал.
— Климчак, водку выносил?
— Нет!
— Гонората?
— Нет.
— Позвать сюда Павловскую!
Павловскую звать было незачем, она сидела здесь же, рядом с Гоноратой, ей достаточно было встать.
— Нет, — ответила она спокойно.
— Позвать Карчевскую!
А вот Карчевскую вызвать не удалось, она куда-то запропастилась, хотя должна была дожидаться за дверью. Её разыскивали с таким пылом, будто от примитивного и легко предсказуемого ответа зависели судьбы человечества В итоге пропавшая невеста так и не нашлась.
Масштабы всеобщего кретинизма Патрицию просто поражали. И почему, спрашивается, Климчак не мог вынести на кухню чуток этой пресловутой водки? Там ужинал его отец, и мог спокойно сказать, что для папаши. Что, нормальному мужику после работы за едой нельзя и стаканчик опрокинуть? Что в этом особенного? Странно было бы, если бы тот отказался! И зачем людям голову морочить?
Судья вынужден был оставить водку в покое, поскольку обнаружил в своём допросе пробелы и в авральном порядке принялся их ликвидировать:
— Что там насчёт вечера, мол, я бы хотела этот вечер провести с тобой?
Стася категорически отвергла подобные инсинуации:
— Ничего подобного я не говорила!
— А почему, когда ты проснулась… лучше стало?
— Хуже.
— А почему тогда сразу не ушла, а ещё пошла на кухню и там прилегла?
— Гонората сказала: «Подожди, мне надо переодеться». Я присела на козетку и так устала, что заснула.
Время от времени судья обнаруживал у себя иные человеческие чувства и далее изволил их демонстрировать. На этот раз он смешал раздражение с недоверием:
— Во что это переодеться, ведь она была одета?
— Не знаю, — беспомощно ответила Стася.
Факт, переодевание Гонораты выглядело странно.
Не принимала же она Павловскую в бальном платье со шлейфом! Или решила, что вечер завершён, и влезла в домашний халат? Судья по своему обыкновению не стал доводить дело до конца и выяснять детали наряда Гонораты.
— И что было дальше?
— Гонората опять меня разбудила и сказала, что такси ждёт внизу. Я и вышла.
— А Климчак вам нравился?
Старый чудак так же резко, как бросил, вернулся к «выканью».
Секундное колебание, ну максимум полторы…
— Нравился внешне.
— А шла речь о даче, чтобы туда поехать?
— Ни слова, я думала, что меня отвезут домой.
— В такси кто где сидел?
— Климчак сидел впереди, а сзади Гонората с Павловской, а я — между ними.
— И что дальше?
— Гонората велела остановиться.
— И вышла?
— Вышла, а я за ней.
Судья поделился своим крайним неудовольствием:
— Вы, что же, в такси не поняли, что так далеко уехали?
— Нет, я думала, что еду домой.
— Да ведь от Климчаков до вашего дома минут пять пути, да ещё по освещённым улицам, а на дачу ехать минут пятнадцать. Вы не заметили, что вокруг темно и нет домов?
— Нет, я сидела посерёдке…
Патриция подумала, что Стася была вусмерть пьяная и дрыхла без задних ног или врёт как сивый мерин. И врёт сознательно, отчаянно и без малейших колебаний. Не понимает, дурёха, в какую чужую игру она вляпалась.
Журналистка ещё больше утвердилась в своих первоначальных прозрениях, извлекла блокнот и, пользуясь тем, что диктофон фиксировал все перипетии допроса, принялась стенографировать собственные догадки. Стенография была для неё делом привычным, а материал для предстоящей милой беседы с Кайтусем доставлял дополнительное удовольствие. В настоящий же момент беседа представлялась безнадёжно односторонней.
Судья по ему одному известной причине тяжело вздохнул и продолжал:
— Ну и что было дальше? Климчак тоже вышел?
— Вышел и взял меня за руку, я сделала пару шагов и очутилась уже за калиткой, а когда обернулась, увидела, что такси вместе с Гоноратой и Павловской уехало.
— И не вырывалась?
— Он за руку меня повёл через капусту, и я начала вырываться.
— Там же собака была, вы её видели?
— Нет.
— И не слышали, как лаяла?
— Нет.
Интересные последствия алкогольного опьянения! Большая шумная собака становится невидимой и неслышимой, а на первый план на этом пленэре выходит капуста, по природе своей существо, скорее,
