получил такую огласку? У Зажицкой, конечно, муж имелся. Факт, исходя из возраста ребёнка — уже два года замужем… Ерунда, муж и ребёнок не обязаны совпадать по времени… Как бы там ни было, семейное положение вовсе не стало препятствием на пути к Лёлику.
— Вы познакомили Руцкую с Климчаком?
— Да.
— При каких обстоятельствах?
По непонятной пока причине настроена Зажицкая была крайне враждебно. Может, кусала себе локти, что сама же их и познакомила?
— Я точно не помню.
Зато судья помнил. Он тяжко вздохнул и принялся по новой задавать всё те же вопросы, будучи уверен, что получит на них всё те же ответы, потому как лгать тут не имело ни малейшего смысла. Встретились, Зажицкая зашла к Гонорате, Стася ждала у ворот, пошли в кафе…
— А в кафе что было? О чём говорили? Она кокетничала или как?
Свидетельница постаралась припрятать неприязнь и проговорила сухо и слегка обиженно:
— Я бы так не сказала. Болтала по-приятельски.
— Показывала какие-нибудь фотографии?
— Только удостоверение. Сказала, что плохо на том фото получилась.
— Говорила, что она девственница?
— Как-то так выходило.
Равнодушие Зажицкой казалось абсолютно искренним. Тема девственности ей явно надоела. Патриции тоже. А очень может быть, что и судье.
Тот по своему обыкновению сделал скачок во времени:
— А что там случилось с той встречей в Лонцке?
— Они собрались и уговаривали меня, чтобы я тоже поехала. Климчаку нравилась Мельницкая, и он хотел с ней увидеться. Мы договорились встретиться на остановке, но их там уже не было.
— И на чём вы поехали?
— На такси.
— А кто платил?
— Климчак.
«Какая ему, на фиг, разница, кто платил за такси Зажицкой и Климчака? — подумала Патриция. — Какое это имеет касательство к изнасилованию Стаси? Разорился на такси и от расстройства её поимел?!»
Нет, судья спрашивал о чём попало, потому как готовился к следующему вопросу, в который вкралась нотка сомнения:
— Обвиняемый показал, что вы были близки и с целью половых сношений отправились в лес?
Зажицкая немного помолчала:
— Нет, это неправда.
— Тогда зачем ехали?
— Ему нравилась Мельницкая, — повторила свидетельница.
Поскольку сам судья, похоже, в лесу не баловался уже давненько, он, покопавшись в документах, поспешил перейти к более понятной ему теме:
— Вы ездили в Познань?
— А что, ваша честь, это запрещено?
Ого, за такой постановкой вопроса скрывалась глубокая обида. Судья легкомысленно игнорировал проблему свободы передвижения.
— Вы говорили, что боитесь ареста?
Ещё как боялась, это было видно сразу. И Гонората, и Павловская давали показания совершенно спокойно, без малейших опасений, даже сопровождаемый милиционером молодой человек не проявлял беспокойства, а вот Зажицкая — напротив. Она всё время была настороже, и последний вопрос ей категорически не понравился.
— Она жутко боится, — шепнула Патриция в брошку, а Кайтусь, вдруг заинтересовавшись, посмотрел на свидетельницу.
Зажицкая опять помолчала и, поразмыслив, нашла выход:
— Это когда? — спросила она осторожно.
Судья чужие вопросы пропускал мимо ушей.
— Вы признавались Климчаку… — недовольно подсказал он.
— Нет. — Тут свидетельница проявила твёрдость.
— А откуда же он знал?
— Я говорила его сестре…
— Что вы говорили?
«Так она тебе, старый хрыч, и скажет», — подумала Патриция.
Давление, однако, оказалось слишком сильно, и Зажицкой не удалось вывернуться. Она упорно молчала, а судья мелочиться не стал и нашёл себе другого собеседника:
— Гонората, что говорила Зажицкая?! — рявкнул он в сторону публики.
Гонората, не торопясь, встала с места.
— Она мне рассказывала, что у неё в Познани были знакомые. Её использовали как приманку, а сообщники обирали жертву.
— Климчак, что говорила Зажицкая?
Климчак тоже поднялся, и видно было, что вопрос доставил ему истинное наслаждение.
— Зажицкая рассказывала, что в Познани она оказалась в трудном положении и занималась проституцией.
— Ну, что скажете? — упрекнул судья свидетельницу.
Той с трудом удалось скрыть ярость:
— Нет, всё это неправда.
Патриция начала сомневаться в своих мыслительных способностях. Кто им всем, собственно говоря, нужен, Климчак, Стася или Зажицкая? Кто здесь должен быть всенародно осуждён и приговорён? В начале рассмотрения дела защитник размахивал перед судейским носом бумажонкой на тему разврата, какой-то кляузой, а Высокий Суд знать ничего не хотел, теперь же сам вцепился и землю роет. Нет, что-то с этой Зажицкой сильно неладно…
Судья сделал многозначительную паузу, не иначе чтобы до всех дошло, а может, просто устроил себе передых:
— Когда Руцкая снова пришла к вам?
Зажицкая явно почувствовала под ногами твёрдую почву, приосанилась, стала менее напряжённой.
— На другой день прямо с утра.
— И что сказала?
— Лицо у неё было опухшее.
— Красное? Синее?
— Нет, опухшее.
Судье опухшего лица было явно мало, ему требовались травмы посерьёзнее.
— Может, у неё просто зуб разболелся? — съехидничал он.
Зажицкая не дала сбить себя с толку:
— Ничего подобного, она вся была в синяках, руки, ноги…
Ну, руки и ноги — это уже лучше.
— И что она говорила?
— Поначалу не хотела рассказывать, только потом призналась, что была у Гонораты, её там подпоили, должны были отвезти домой, а завезли на дачу. Там Климчак стал к ней приставать, ударил по лицу, когда она попыталась бежать, и бил, пока кровь из носа не пошла…
— Поняла! — прошипела, сдвигая прикрывавшую брошку ткань, Патриция, на которую нашло
