Лонцке, находится конезавод, опять же поговорка популярная, каждому могла прийти в голову, вопрос только, кому именно…
— Кони эти из Лонцка, там конезавод, — подсказала она Кайтусю через косыночку, и Кайтусь не выдержал.
— В Лонцке есть конезавод, — заявил он во всеуслышание, чем спровоцировал несколько секунд ошалелой тишины.
Старый хрен впал в ступор, тупо таращась на обвинение. Затем он чуток побухтел, пошуршал бумажками и, окончательно стряхнув с себя лошадиный гипноз, вернулся к своим обязанностям.
Павловская на вопросы суда отвечала со свойственной ей невозмутимостью.
— …сказала, что хочет провести с ним вечер.
Судья себе не изменил и наклонился к секретарше:
— «Сказала, что хочет провести с ним вечер и доказать ему, что она девица…»
Кайтусь не выдержал. Формальная сторона дела явно волновала его гораздо больше, нежели судью, он был готов проглотить много разной чуши, но всему есть границы. Пришлось вскочить с места.
— Этого свидетельница ещё не сказала!
— Да? — чистосердечно удивился судья.
Павловская проявила бдительность и поспешила с показаниями:
— Сказала, точно. Руцкая сказала, что она девица и может это ему доказать.
Старикан чуть было не выразил ей благодарность. Чем больше оставалось позади, тем больше он радовался. Без какой бы то ни было связки, без малейшего перехода он перенёсся на дачу.
— Они вошли, и что?
— Ничего. Мы с Гоноратой подобрали в траве яблоки…
— А не сорвали?
Первый раз Павловская немного смешалась, видно, яблочного вопроса предварительно не согласовали. Но долго не раздумывала, проявила осторожность:
— Я не помню. Там уже валялись упавшие, но Гонората вроде сорвала, одно такое, другое эдакое…
Судью витамины не увлекли, зато Патриции показалось, что Кайтусь при посредстве одного из заседателей довёл до сведения высокой инстанции, что в показаниях имеется пробел, который необходимо заполнить. До инстанции с трудом, но дошло, и она, воспылав праведным гневом, спросила:
— Это вы поймали такси у дома Климчаков?
— Да, я.
— И вас ничего не удивило? Вот Климчак, тут невеста, тут Зажицкая, а ещё и Руцкая в придачу, и вы спокойно пошли искать такси?
— Меня попросили.
Судья не на шутку рассердился:
— А если бы вас попросили дом поджечь?
— Это совсем другое дело, — спокойно возразила Павловская.
Поворчав на заседателей и в протокол, доисторическая рептилия немного успокоилась и продолжила допрос уже без малейшего интереса, скорее по обязанности. Под конец ей и это надоело, и она передала свидетельницу в распоряжение сторон.
— Вы бывали позже у Гонораты как у подруги, где можно держать водку? — изящно сформулировал Кайтусь.
На Павловскую подковырки прокурора не произвели ни малейшего впечатления.
— Бывала.
— А встречали вы там Зажицкую? Может, когда и с дочкой?
— Да.
— А о чём вы беседовали? Не о Климчаке?
— Нет.
— Обо всём беседовали, только не о Климчаке?
— Нет. Меня Климчак не интересует.
Ага, Кайтусь пытается упорядочить безобразия. Встречались, сговаривались, очень может быть, и ссорились…
— А Зажицкая уходила?
— Не знаю.
— Ну, ясное дело, уходила, она же там не живёт, — ответил он сам себе вместо свидетельницы и неожиданно обратился к Гонорате: — Вы помните, что позже Зажицкой ни разу у вас не было?
Гонората вскочила с места.
— Да, она часто заходила, но до ареста.
Ну чистой воды безобразия, ох уж эти актрисы погорелого театра…
Судье эта бодяга окончательно надоела:
— Продолжение завтра в девять.
Кайтусь исчез из поля зрения где-то в закомарках служебных помещений. Не иначе как отправился вправлять мозги судье, проявлявшему запредельную тупость. Требовалось Его Честь хорошенько встряхнуть. Благодаря этому у Патриции образовалось свободное время.
Долго она не раздумывала и решила отправиться пораньше к пани Ванде, чтобы вволю поболтать. Девушка готова была даже пожертвовать собой и помочь хозяйке с ужином, что, честно говоря, не являлось уж такой страшной жертвой, поскольку у пани Ванды имелась домработница. Жертва и правда не понадобилась, домработница справилась сама. Пани Ванда достала белое вино, и обе дамы уселись в салоне у большого окна с видом на калитку.
— С какой стати этого Климчака так травят? — поинтересовалась Патриция. — Растолкуйте мне это, ради всего святого. Формально всё понятно, там отвертелся, тут сбежал, опять же амнистия подвернулась, менты, понятно, огорчаются, но не менты же судебные махинации проворачивают. Кому он так насолил, что все молчат как проклятые?
Пани Ванда вздохнула с явным облегчением:
— Ну, слава богу, вы мои ожидания оправдали. Я к вашим услугам, можем начать эту тему обсуждать, раз вы двойное дно заметили. По официальным документам этот дуралей взялся за ум, не известно, надолго ли, я лично сомневаюсь. Когда был совсем ещё сопляком, пытался строить из себя неуловимого разбойника, да не вышло, отсидел своё, повзрослел и вернулся к нормальной жизни. Семья у него приличная, отец работает, квалифицированный строитель, брат — снабженец по этой же части, ни в каких взятках не замечен, дочь Гонората — девушка порядочная, только что окончила среднюю школу. Всё в норме, никакой патологии. Лёлик, конечно, подкачал, но исправился. По профессии он техник-строитель, умудрился между отсидками этот техникум окончить, семейная традиция. А вот чем он из ряда вон выделяется, так это успехом у женского пола, интересно, что вы об этом думаете? Что в нём такого особенного? Чем он их привлекает? Есть у меня некоторые соображения на этот счёт, но хотелось бы сначала послушать ваши.
Ответила Патриция не сразу. Сначала повесила на поручень кресла сумочку, достала сигареты (у пани Ванды все пороки приветствовались и пепельницы были повсюду), щёлкнула зажигалкой и задумалась.
— Скажу вам честно, сама голову сломала. Парень как парень, может нравиться, хотя у меня эмоций не вызывает. Здесь тоже есть своего рода второе дно, на общем уголовном фоне он явно выделяется. Приятный, воспитанный, с хорошими манерами, никакой жестокости. Девушка с ним рядом чувствует себя в безопасности, а к тому же он держит себя этакой знаменитостью. Я, конечно, упрощаю, но благодаря такому поведению он может менять местных дурёх, как перчатки, отсюда и реноме здешнего донжуана. А поскольку не женится, считается трудной, но завидной добычей, вот все и лезут из кожи вон.
Пани Ванда казалась очень довольной и, подливая вина в высокие хрустальные бокалы, согласилась:
— Вот именно! Я тоже так думаю и рада, что наши мнения совпали. В конце концов, я здесь живу, знаю всех, можно сказать, с детства, и свои выводы, конечно, делаю, но ведь могу и ошибаться.
