импотентом, очередным начальникам отделов здорово повезло: не годились по разным причинам. Из всего начальства один только кадровик знал её лично и мог, поднапрягшись, описать, как баба выглядит, да вот беда, чтобы делать детей, был решительно стар. В итоге истица призналась, что, честно говоря, прижила ребёнка от ночного сторожа и никакого изнасилования в помине не было, просто залетела, но уж больно хотелось обеспечить чадо отцом побогаче, ведь такой и алименты будет платить солидные. Вот вам и доказательство, не будь моды на изнасилования, ей и в голову бы такое не пришло.
Пани Ванда тяжело вздохнула:
— Боюсь, вы правы. Что-то дурное здесь наклёвывается, девчонки всё больше провоцируют, а парням много не надо. Впрочем, возраст тут не имеет значения, старым калошам — тоже. Периодически приходится заниматься такого рода делами, волосы дыбом встают, и поневоле задумаешься… они и вправду такие глупые? Совсем недавно курировала дело, пятеро изнасиловали знакомую, а оправдывались тем, что она сама предложила проводить её домой через лес уже за полночь. Потерпевшая подтвердила, да, предложила, поскольку боялась возвращаться одна и считала, что с пятью подвыпившими провожатыми будет безопаснее. Ну, скажете, где у неё мозги?
— Конечно, глупые, — констатировала Патриция. — Выпендриваются друг перед дружкой, у которой больше поклонников, заводят парней, мечтают о каких-то немыслимых переживаниях, а потом влипают в неприятности и подвергаются унижениям. Если им понравится, молчат в тряпочку, а если почувствуют себя обиженными или разочарованными, заявляют в милицию. У меня страшные предчувствия.
— Какие? — осторожно поинтересовался Кайтусь, который тоже молчал в тряпочку, хотя весь этот разговор ему категорически не нравился.
— Процесс продолжится и усилится. Под защитой закона дамы вконец распояшутся и начнут таскать по судам всякого, кто осмелится хлопнуть их по заднице или ущипнуть, особенно если, ущипнув, не приступит к дальнейшим действиям, а попытается дать задний ход. Вот тогда им мало не покажется!
— Какие ужасы вы говорите! — воскликнула пани Ванда.
Пан Островский грустно покачал головой.
— Сдаётся мне, предчувствия вас не обманывают…
Кайтусь промолчал, но был того же мнения.
Аккурат в это самое время сидели в «Театральном» три грации: Стася, Мельницкая и, представьте себе, Гонората. Без Павловской. Присутствие последней, исходя из некоторых её предыдущих действий, взять, к примеру, проклятущее такси, могло спровоцировать ненужное напряжение. Да и вообще Павловская давала понять, что вся эта история ей глубоко по барабану.
Честно говоря, Гонорате очень хотелось договориться со Стасей, вот только признаваться в этом не хотелось. Внешне ощетинившаяся и заледеневшая в своей обиде Стася, казалось, не желала иметь ничего общего с вражеским лагерем, что ничуть не мешало ей в глубине души отчаянно надеяться, чтобы Гонората с ней-таки договорилась. Мельницкая являла собой голос разума, объективный и бесстрастный, пытаясь одновременно работать огнетушителем, подавляя вспыхивающие то с одной, то с другой стороны страсти.
— Ты же не собиралась его засадить? — горько допытывалась Гонората. — Чтобы опять из тюряги не вылезал не пойми сколько!
— Конечно нет! — вырвалось у Стаси, всегда отличавшейся искренностью. — В смысле… да. Потом, да… Сама знаешь…
Знать-то Гонората знала, но всё же надеялась, что удастся отыграть назад.
— А какой тебе прок, если сядет? Лёлик мне сам говорил, что такая, как ты, если и вправду порядочная, очень даже в жёны подходящая, не то что всякие оторвы…
— А сказал, что неправда! Что я ему наврала! Любая потаскуха может языком трепать, а тут шило-то из мешка и вылезло! Вот как сказал!
— Но ведь пан Лёлик не мог знать, что у тебя такое нетипичное телосложение, — разумно вмешалась в обострявшуюся дискуссию Мельницкая. — Он судил по своему прежнему опыту. Ты же и сама не знала.
Стася так отчаянно мешала кофе, что чуть не полчашки выплеснула на блюдце.
— А зачем издевался? Скандал устроил!
— Он говорил, что это ты ему устроила, — запротестовала Гонората.
— Ещё бы не устроила! Ведь я же говорила, а он не поверил. Должен был извиниться…
— Когда? Его же сразу замели, а выяснилось-то потом!
Мельницкая сочла необходимым заказать прохладительный напиток. Она подозвала официантку и попросила три ситро.
— Если б ты знала, как он разволновался, — продолжала огорчённая Гонората. — Я ему медицинское заключение показывала, когда мне дали свидание, раз всего и ненадолго, сказал, что ни о чём таком слыхом не слыхивал, а я поклялась, что доктор не за взятку, что чистая правда. Он жутко задёргался, ведь поначалу-то думал, что ты и правда такая особенная, а потом разочаровался и злой был, что дал себя развести. За что же тогда ему было извиняться?
— В то время он ещё не мог знать, что нужно попросить прощения, — старалась увещевать подругу Мельницкая.
— Мог потом! Записку бы прислал!
— Когда ты его бандитом выставила? Да он в жизни женщину не ударил! Он у нас вообще не драчливый, мужчине, если потребуется, то, конечно, врежет. Но только если достанут! У нас дома такого и в заводе нет, отец пальцем никогда матери не тронул, мама, врать не буду, иной раз его дуршлагом или там половником угостит, но скалкой — никогда. И Лёлик такой, весь в отца!
— А кто меня спаивал? — явно сдаваясь, пыталась всё же огрызаться Стася. — Вы во всём виноваты!
— Если честно, ты сама хотела..
— Не до такой же степени! Вы сговорились!
— Кто сговорился, чего сговорился, откуда мы могли знать, что так выйдет?! Что Лёлик Эльку притащит! И Ядька с Юркой собирались прийти, то сколько бы той водки на нос пришлось, по две рюмки? А сговорились бы, то бутылки две бы ещё припасли!
Аргументы у Гонораты были железные, особенно насчёт водки, но Стася продолжала упираться.
— А потом я домой ехать хотела!
— А сама знала, что на дачу едем, и молчала!
Прохладительный напиток в лице тёплого ситро плохо гасил разбушевавшиеся эмоции. Пришлось Мельницкой опять выступить в роли миротворицы.
— Да кончайте вы, нет здесь ничьей вины или сговора, чистая случайность. Мне кажется, все нервничали, и у каждого был повод. Стасе Лёлик нравился, не возражай, нет тут никакого криминала… А он привёл эту противную Карчевскую… Она к вам всегда так приходит?
Тут Гонората не выдержала:
— Ладно, скажу как есть. Не всегда, но когда вместе на стройке работают, то приходит, я не знала, что она как раз притащилась… Ну, ладно, догадывалась и боялась, что к нам зайдёт. Очень уж мне хотелось Лёлика от неё отвадить… Что, разве странно?
Стася с Мельницкой дружно замотали головами. Стася куда энергичнее.
— Пробы негде ставить, а туда же, свадьбу ей подавай, а Лёлик по женской части слаб, всегда им потакает… Ну, я и воспользовалась случаем, уговорила Павловскую, чтобы, значит, вам помочь, тебя подпоить, Лёлика раззадорить, пусть едет на дачу, почему нет, а потом, как выяснится, что ты девица и такое чудо ему попалось, то уж Эльке ловить будет нечего. А тебя в невестки я, честно скажу, совсем не прочь…
— Из чего следует, что, не будь Карчевской, ты вообще бы ничего не делала? — хотела удостовериться Мельницкая. — Пусть брат и Стася сами определяются?
— Конечно! Я в свахи не нанималась. А если бы у них самих всё сладилось, я б только рада была. А когда эта подтирка братца подцепила, я сразу забила тревогу, Лёлик устал, факт, отец его так припахал, что вздохнуть не даёт, Стася, когда трезвая, как деревянная, так и до второго пришествия не сойдутся. А
