Элька-зараза и забеременеть не постыдится, лишь бы назло, что тогда делать? Вот я и пыталась немного вас подтолкнуть…
Гонората говорила откровенно и перестала скрывать своё огорчение и раскаяние. Ведь хотела же как лучше, а что вышло? Сплошное безобразие. Не повезло, так уж не повезло. А тут ещё эта Стасина анатомия…
— Жаль, что ты никогда раньше не была у врача! — вздохнула Мельницкая.
— А чего ходить, если я здорова! — возмутилась Стася, опять обидевшись.
— Выходит, все пострадали, — продолжила Гонората. — Отец волосы на себе рвёт, кто будет дом достраивать, Лёлик за решёткой, Элька под ногами путается. Одно расстройство…
Стася самокритично подумала, что, может, и правда, с её добродетелью неудачно получилось, но тут же перевела стрелки на Зажицкую.
— Я бы не стала шум поднимать, Ядька меня подбила, всё зудела и зудела, я и опомниться не успела, как она меня к своему свёкру-милиционеру затащила. А он сразу в прокуратуру. Мне бы посидеть, подумать…
— А что? — жадно подхватила Гонората. — Не заявляла бы на него?
— Ну, не знаю, может, и нет…
— Уверена, что нет, — Мельницкая была категорична. — Скажи ей! — велела она Стасе.
Та слегка замялась.
— Ну… Я… Я даже пыталась, — наконец решилась она. — С прокурором хотела поговорить, чтобы сильно не обвинял. Ждала его, только… Ничего не вышло.
— Почему?
— Там на него напала одна такая, пришлось ему бежать.
Такую новость Гонората никак не могла пропустить. Прокурор, спасающийся бегством, от одной такой… Стасе пришлось в подробностях описать вечерний скандал, и три девицы, позабыв на некоторое время о своих проблемах, погрузились в чужие страсти.
Гонората первая вернулась к своим баранам. Хлебнув кофейной гущи, она с отвращением отставила чашку и сделала глоток ситро.
— Есть ещё один шанс, — сказала она осторожно. — Можно попробовать. Но всё зависит от тебя.
— Как это?
— Может выйти по УДО. Понятное дело, не прямо сейчас, месяца через три. Но тебе самой надо заявить, что Лёлик никакой не злодей, что ты с расстройства на него наговорила и могла бы с ним помириться, ну, и прочее в таком роде…
— Очень верная мысль, — поддержала Мельницкая, прежде чем Стася успела задуматься.
Та взглянула на подругу:
— Думаешь?..
Мельницкая кивнула:
— Все выигрывают. Его семья, он сам, ну, и ты, конечно. Вовсе не надо сразу к нему в объятия кидаться, но можно спокойно поговорить, объясниться, не обвиняя друг друга в обмане и сговоре. Просто произошло недоразумение, только и всего. Не знаю, может, апелляция что-нибудь даст? Когда она будет?
Ни одна не знала, как и не имела уверенности, повлияет ли на суд изменение Стасиной позиции. Одно было ясно: на сегодняшний приговор, что вот-вот будет вынесен, уже ничто не повлияет. Остаётся надеяться только на будущее, и надежды эти весьма хлипкие.
Как бы там ни было, но по итогам исторической встречи в кафе и Стася, и Гонората констатировали, что начало положено, и зерно будущих договорённостей пало на благодатную почву.
— Терпеть не могу всех этих умолчаний и недоговорок, а как следствие — всякого рода вранья, — раздраженно заявила Патриция, садясь в автомобиль Зигмунда.
Углядела-таки его «фиат», скромно припаркованный в каком-то дворе под прикрытием развешанного белья. Бельё вряд ли представляло интерес для воров, поскольку состояло из двух здоровенных тряпок, изрядно потрёпанных и местами уже дырявых, пригодных разве что для мытья сточных канав. Если, конечно, мысль о мытье сточных канав вообще придёт кому-то в голову.
Зигмунд собирался как раз выходить, но вернулся на своё место за рулём и выразил удивление.
— Я думал, ты уже всё знаешь. Что ты имеешь в виду?
— Зажицкую. Вы только что расстались. Поскольку во внезапно вспыхнувшую страсть между тобой и этой провинциальной гетерой я ни в жизнь не поверю, значит, у тебя с ней какие-то мутные делишки. Климчака она уже и так подставила, что дальше?
— Ничего. Теперь её задача лечь на дно и затаиться. Я должен иметь уверенность, что она не выкинет очередного фортеля и не станет трепать языком. У твоего прокурора тоже мутные делишки с жертвой, что этой недоизнасилованной нужно?
— Ты заметил?
— Краем глаза.
На обратном пути от пани Ванды к зданию суда Кайтуся заловила Стася. Она явно его караулила и поманила из-за угла. Кайтусь пытался сделать вид, что её не заметил, но Патриция сама безжалостно подтолкнула его к подопечной, любопытствуя, что там за секреты такие. Заявив «холера» и откровенно морщась, Кайтусь отправился за угол.
— Пока не знаю, — ответила на вопрос Зигмунда Патриция. — Зажицкая тебя тоже подкарауливала?
— Наоборот, я её. Конечно, я тут развлекаюсь, как могу, но начинаю подумывать, как бы поскорее развязаться. А для этого следует нейтрализовать некоторых действующих лиц. Самое трудное — эта маленькая гадина. Неподдающаяся. В Познань уже не поедет, засветилась там, но чёрт её знает, что она ещё выкинет и где, надо её здорово припугнуть. Возомнила себя королевской фавориткой…
— У нас нет короля, — с сожалением заметила Патриция. — Первый секретарь района её не устроит? Пусть хоть области, мне не жалко.
— Ей центральная власть понравилась, а особенно аромат безнаказанности…
— Едва повеяло.
— Ага. Дали понюхать и отобрали. Жалко девушку. Она со злости готова и в Климчака вцепиться.
— Свет клином на нём сошёлся? Мне казалось, что между ними всё кончено. А что там с юным отпрыском ведущей и направляющей? Опять же ты говорил, будто враг не дремлет и в отношении романтического папаши. Так чья же возьмёт?
Зигмунд пожал плечами.
— Сие мне неведомо. Сам хотел бы знать. Отчёт, во всяком случае, напишу нейтральный. Неохота терять тёплое местечко и золотую жилу. Увидим, чьё положение более шатко и кого поддержат руководящие товарищи. Это большая буря в общем корыте, и мне, собственно говоря, без разницы, кого от этого самого корыта отставят. Я их всех люблю одинаково.
— Да уж, политический роман дальнего радиуса действия, — презрительно прокомментировала Патриция, открывая дверцу. — Жаль, что нельзя об этом написать.
— Кто сказал? Написать можешь, даже на пергаменте золотыми буквами.
— Только никто не напечатает. Пойду послушаю обоснование приговора.
— Я с тобой. Творчество этого старикана дорогого стоит…
Пока народ дожидался появления высокочтимого суда, Кайтусь имел возможность полюбоваться на вошедших в зал Патрицию с Зигмундом, мило беседующих и крайне довольных друг другом. Возмущению господина прокурора не было предела. Он чуть было не сорвался с места, чтобы ринуться к наглой парочке и расшвырять их в разные стороны. Одну направо, а другого налево, как можно дальше друг от друга. Однако, будучи человеком интеллигентным и не склонным к рукоприкладству, он сдержал свои агрессивные намерения, тем более что парочка сама пошла ему навстречу и разделилась в полном соответствии с прокурорскими пожеланиями: одна направо, а другой налево. Что позволило представителю обвинения
