сообщения звучала целая гамма чувств от тоскливой меланхолии до необъятного ужаса. — Ого-го! Ого-го- го!!
Каролек не успел отреагировать на «ого-го», потому что в комнату вернулся Януш. Он с порога замахал очередным листком бумаги.
— Вот сюрприз так сюрприз, — ядовито сообщил он. — Заказчик пишет, что желает строить из панелей. У него появилась возможность слямзить отходы с домостроительного комбината, и мне нужно приспособить проект под панели. Я ещё не отказался — хочу обставить бойкот с помпой, с размахом. Что скажете?
— Давайте все в одну кучу не валить, а то запутаемся, — осадил его Каролек. — Сдаётся мне, что-то не так мы нарешали, из мухи слона делаем…
— Ой, нет! — предостерегающе перебил его Лесь, качая головой. — Ой, нет! Ой, нет!
— Ой, да! — ядовито прошипела Барбара со своего места.
— Ничего не понимаю, — озадаченно произнёс Януш, — вконец запутался. Докладывай, Каролек, ты чего разузнал?
— Что-то приблизительное, — признался Каролек, поворачиваясь вместе с креслом лицом к коллегам. — И с такими усилиями раздобыл!… Не поверите, насколько же эти специалисты ничего сами не знают!
— Но хоть что-нибудь они тебе разъяснили?
— Ну да. Погодите, только бы не перепутать…
Он вытащил из кармана блокнот и нашёл нужную страничку.
— Летучие фракции ещё хуже, чем шлак, — возвестил он.
— Какие ещё летучие фракции?
— Ну, это… доменная пыль. Это называется летучие фракции. Её спекают в большие шлакоблоки, потом крошат и использует в качестве заполнителя. Эта дрянь выделяет больше излучения, чем шлаки. Относительно шлаков… Картина такая… Минутку. А, вот оно! В природе существует излучение как таковое, понимаете, космическое, из почвы и всякое другое…
— Из какой почвы?
— О Господи, не знаю какой, всякой. В земле находятся радиоактивные элементы, и от них идёт излучение. Короче говоря, в природе человек подвергается излучению и в течение тридцати лет получает три и семь десятых единицы…
— Каких единиц?
— А тебе не один черт? Каких-то там единиц. А от проживания в шлакобетоне, тоже в течение тридцати лет, — от двух с половиной до трех и шести десятых. Считай — ещё столько же. От пыли он получает на одну четвёртую больше. Только всего и выдоил из специалистов.
— И что дальше?
— А что должно быть дальше?
— Ну как это что! Как это действует? Сразу кондрашка хватит или через тридцать лет?
— Похоже, никто понятия не имеет. Сказали: по-разному. Однако те, кого тридцать лет спустя обследовали, все ещё относились к живым…
— И хорошо себя чувствовали?
— О том, что плохо, не говорилось. Кстати! А как коровы? Ты проведал коров в своём хлеву? Ты там был?
Януш, который сидел лицом к своему кульману и спиной к Каролеку, вздохнул и повернул стул боком.
— Был, как не быть…
— И что? Как там эти бурёнки растут?
— Как бурёнки, не знаю. Но шампиньоны — просто замечательно.
— Как это — шампиньоны?
— А так. Коров в этом хлеву не наблюдается и никогда не наблюдалось. Можно сказать, коровья нога туда не ступала. Проект заказал производственный кооператив, который распался как раз к моменту окончания строительства. Имущество разделили, хлев достался одному шустрому типу, и того озарило, что шампиньоны — куда более прибыльная вещь.
— Побойся Бога, коровник на четыреста коров!… — с ужасом воскликнул Каролек.
— Плюс все, что положено. Конвейеры для подачи корма, автоматические мойки, родильные боксы, как в правительственной клинике… Как оказалось, шампиньонам все это барахло не помеха. Они уже принесли шустрому типу виллу и две машины, из них одна — белый «мерседес». У меня там просто язык отнялся, а он, владелец этот, мне все объяснял. На кой ему коровы и свиньи? Для него, дескать, не проблема быстренько за молоком и мясом в город смотаться, у него блат тем более — управляющий магазином «Деликатесы». А шампиньон есть не просит. В доказательство ссылался на одно соседнее хозяйство, где сено сгнило, потому что его никто не ворошил…
— И что это должно доказывать?
— Что двужильным надо быть, чтобы в коровнике работать. Никто, мол, просто не справляется. Он всю деревню заодно охаял: у соседа, говорит, поросята насмерть замёрзли, потому что растил их в амбаре, а в амбаре по определению сквозняки должны гулять. Там, понимаешь, когда кооператив распался, каждый что-нибудь урвал от общего пирога, ему вот хлев достался, а другому одни амбары. Так этот сосед своё хозяйство уже продал, а покупатель тоже особенно утруждать себя не станет. Он овец собирается разводить.
— А овчарня?
— Один амбар под неё перестраивает. Это у поросят шубы нет, а овца в дублёнке. Выдержит.
— У тебя весьма поучительная экскурсия получилась, — заметил Каролек, придя в себя от лавины сведений. — И это портрет обычной деревни?
— Понятия не имею. В деревне сто лет не был. Одним словом, насчёт воздействия шлакобетона на коровий организм я знаю столько же, сколько и раньше. Добро, хоть у тебя какие-то результаты.
— Мои результаты говорят: в пятницу мы крепко переборщили. Двойная доза против фоновой, природной — это не может быть настолько вредно. Как хотите, я себя убийцей не чувствую.
— В таком случае и я не чувствую. Зато начинаю чувствовать себя жертвой…
— Нет-нет, панове, — вмешался зловещим голосом Лесь. — Не шарахайтесь из стороны в сторону. Нельзя смотреть на это сквозь розовые очки. Нельзя, нельзя.
Януш и Каролек немедленно заинтересовались. Лесь оторвал взгляд от приколотого к кульману чертежа и оглядел всех загадочным взором.
— Панели панелями, — заявил он, — шлаки шлаками. А больше всего вреден полихлорвинил.
— А ты почём знаешь?
— Сантехник сказал!
— Какой такой сантехник?
— Обыкновенный. У меня раковина протекала, он в субботу приходил уплотнитель ставить. Мы и поболтали на разные темы. Сантехник говорит, что убийственнее всего полихлорвинил. Потому что канцерогенный.
— Ну, сказать-то что угодно можно, — рассердился Януш. — Он тебе это доказал? Ты проверил?
— Проверил. Позвонил своей двоюродной невестке…
— А это что за такое — двоюродная невестка? — поинтересовался Каролек.
— Двоюродная сестра моей жены. Она занимается чем-то там насчёт питания. Не знаю точно, но диссертацию она из этого слепила. Так вот, хомяки…
Он на миг замолчал, посмотрел на свой чертёж и что-то исправил.
— Так вот, представьте себе, — продолжал он медленно и рассеянно, — хомяки, которых держали в клетках из полихлорвинила… все как один заболели нервным расстройством…
— А какое отношение это имеет к раку? — недоверчиво спросил Каролек.
— К раку — никакого. Кроме этого, у них ещё что-то заболело, кажется, щитовидка. Но зато хомяки, которые жизнь коротали в клетках из шлакобетона, заработали язву желудка. Тоже к раку отношения не имеет…
Януш и Каролек молча уставились на него, пытаясь увязать полученные сведения с прежней информацией.
