– Значит, так убираешь! – взорвалась Тереза. – Лентяйка!
– А мне кажется, что убывает, – примиряюще возразила тётя Ядя. – То есть, местами убывает…
– Сейчас добавиться той шелухи, которую вы набросаете, – сварливо заметила Люцина.
– Шелуху мы уберём сами, – обиделась Тереза, – много тебе от неё не останется.
Вместе с тётей Ядей они лущили горох. Моя мамуся и Люцина убирали ржавые железки и камни с территории вокруг развалин, решив превратить свалку в элегантный газон. Люциной управляла страсть копаться в земле, а моей мамусей – надежда обнаружить следы самого старого колодца, который, по неизвестной причине, был ей необходим для полного счастья. Несмотря на то, что работа продолжалась уже четвёртый день, результаты её были ничтожны. Свалка упорно сопротивлялась.
Я зашла за коровник – склоны развалин пробудили во мне некоторый интерес. Я как раз привезла из фотомастерской в Венгрове отпечатки с плёнок тёти Яди, просмотрела их и на одном из снимков обнаружила замечательный предмет. Это была необычайно красивая дверная ручка, большая, узорчатая, с какими-то причудливыми выкрутасами. Она лежала на переднем плане, хорошо видимая среди камней и железок. Сзади Тереза с Люциной тащили какую-то длинную цепь, они выглядели так, будто были закованы в неё, но, увлёкшись ручкой, я не обратила на это внимания. Ручка лежала не на свалке, а у подножия развалин, там, где никто не наводил порядка, то есть был шанс, что её до сих пор не убрали. С фотографией в руке я отправилась за коровник.
Не отвечая на предложения о сотрудничестве, я забралась на развалины и посмотрела вокруг. Ручки нигде не было.
– Эй, здесь лежала ручка, – сказала я с беспокойством, – кто из вас её выбросил и куда?
– Может поможешь? – упрекнула меня Тереза.
– Сейчас. Сначала ручка. Слушайте, здесь лежала ручка…
– Какая ручка? – заинтересовалась тётя Ядя.
– Красивая. Она была здесь – получилась на твоей фотографии. Признавайтесь, где ручка?
– Никакой ручки я не видела, – сообщила моя мамуся, стоя над своим камнем.
– Я тоже. – Вздохнула Люцина и перестала долбить землю палкой с железным наконечником. – Если бы я нашла красивую ручку, я бы её не выбрасывала, а хорошо спрятала. Там никто ничего не делал.
– Да, но она была здесь, а теперь её нет…
Я спустилась с развалин и посмотрела на снимок, чтобы найти место залегания антиквариата. Я посмотрела раз, потом ещё, сравнила фотографию с натурой и поняла, что что-то не сходится.
– Брешете! – обвинила я их. – Все перевёрнуто и многого не хватает. Что вы здесь делали? Уничтожали семейные реликвии?
Все единогласно присягнули, что до развалин и пальцем не дотрагивались. Никто там ничего не делал, они занимались исключительно свалкой, а развалин никто не трогал.
– Как это не трогал, если они тронуты, причём основательно! Сами посмотрите! Здесь был холмик, а теперь яма, здесь торчали камни, вот… Теперь ничего не торчит, зато здесь завалено…
Люцина первая вырвала у меня из рук фотографию, но насмотреться на неё не успела. Все недоуменно и недоверчиво набросились на неё и начали с интересом сравнивать.
– Она права, – сказала Люцина. – Тут все выглядит по другому. Кто-то здесь рылся.
– Не может быть, никто здесь не рылся! – запротестовала моя мамуся.
– А это что? Само раскопалось?
– А кто рылся? Ты? Я нет.
– Я тоже нет. Тереза, ты рылась? Ядя, может ты?
Тереза очень убедительно возразила. Тётя Ядя с удивлением всматривалась в разницу между развалинами и снимком.
– Ничего подобного! – обиделась она. – Смотрите, какое вещественное доказательство у меня получилось… Действительно, весь этот кусок выглядит абсолютно иначе…
Мы уставились на преобразившиеся развалины, на заросли крапивы и большие запылённые лопухи, открывая все новые различия и не понимая происходящего. Больше всего я жалела потерянную ручку. Люцина показала пальцем на берёзку, которая раньше росла, а теперь лежала.
– Свежая, – заметила она, – ещё не высохла. Её вырвали недавно.
– А эта цепь? – вдруг обиделась моя мамуся. – Мы вытягивали её для того, чтобы здесь бросить? Не удивительно, что свалка не уменьшается, если собственные сестры подбрасывают мне всякий хлам!
– Я никакой цепи не подбрасывала, – с лёгким раздражением запротестовала Люцина.
– Как это нет? На фотографии видно! Теперь не отвертишься!
Я оглянулась. Огромная цепь, которой на фотографии были опутаны Тереза с Люциной, лежала возле развалин, на краю свалки. Тереза обернулась и тоже вытаращилась на неё.
– А это здесь откуда? Я же выволокла её аж туда, под забор!..
Наконец, всем стало ясно, что в работы по наведению порядка вмешалась какая-то внешняя сила. Ни одна из нас не тащила обратно чертовски тяжёлую цепь, которая перед этим была отнесена на добрый десяток метров в сторону. Тётя Ядя засвидетельствовала, что собственными глазами видела, как две взмыленные сестры бросили её возле зарослей акации. Тщательные поиски позволили обнаружить коровью челюсть, которая на фотографии лежала рядом с ручкой, а теперь оказалась в самом центре свалки. Что касается отдельных камней, проидентифицировать их не удалось.
