секреты.
Возвратившиеся дети чистосердечно признались — кражу брильянтов Яночка выдумала, причём только для того, чтобы увести Мизю из порта где та смертельно испугалась несчастной рыбы. Навязали им эту Мизю, теперь сами видят, к чему приводит общение с нею. Не будь этой трусихи не пришлось бы придумывать несуразные истории не вмешалась бы милиция, а так…
Родители сразу поверили детям, ведь они в порту сами не были, на кладбище тоже, о подозрительных объектах понятия не имели, а вот Мизю и её мамочку уже узнали достаточно хорошо, чтобы поверить в Мизину истерику и склонность обеих к сплетням.
У супругов Хабровичей язык не повернулся отчитать своих детей. Пани Кристина лишь попросила жалобным голосом:
— Я тебе буду очень благодарна, если в следующий раз ты сделаешь местом действия своих выдумок какой-нибудь более удалённый от нас пункт. Лучше всего Лондон или, нет, ещё лучше — Австралию. В конце концов, географию ты знаешь неплохо….
Пан Роман поддержал супругу:
— И время действия тоже не мешает перенести в прошлое, хотя бы в дни молодости вашей бабушки. И тогда придумывай себе на здоровье! А теперь и ума не приложу, как мы выпутаемся из этой истории…
— Видела? — говорил Павлик сестре, укладываясь спать. — Они поняли — виновата Мизя, вернее, они сами, раз её нам навязали. Так что чувствуют свою вину и в случае чего постараются вытащить нас из исправительного лагеря.
— А с другой стороны, мы перед ними тоже виноваты, — вздохнула Яночка. — Пришлось им столько наврать! К тому же ничего не знают о том, что мы дважды нелегально переходили государственную границу. Хотя… врать нас заставили обстоятельства.
— Знаешь, не по вкусу мне, что в эту афёру оказался замешанным пан Джонатан, — признался Павлик. — Он мне нравится. То есть, я хотел сказать — нравился.
— Мне тоже. Такой симпатичный. Хотя вот теперь думаю — может, только притворяется симпатичным? Маскируется, а сам нехороший человек. И ещё мне кажется, милиционер не очень-то нам поверил.
Помолчали, вспоминая все события этого дня. Яночка взбивала подушку.
— Да нет, в брильянты он поверил, — возразил, подумав, Павлик. — То есть поверил в то, что никаких брильянтов и не было. А вот всё остальное…
— А насчёт остального он ещё с нами поговорит, — подхватила сестра. — Сам сказал. Ясное дело, не поверил, что мы ничего не видели и не слышали.
Павлик одобрительно отозвался о милицейском поручике:
— И вообще неглупый парень. Сразу почуял — мы что-то знаем. Впрочем, на то он и милиционер, чтобы сразу почувствовать — дело нечисто. По-моему, он уже раньше следил за теми… гиенами кладбищенскими. Помнишь, в порту… или ты не видела, только я? Так вот, он наблюдал за этой гиеной, выходит, знает, что это за штучка. Милиция должна сразу чувствовать, где пахнет преступлением.
— Должна, — согласилась сестра. — Жаль, мы не можем ему ничего рассказать…
Появление возле приграничной сетки ещё двух ям не могло остаться незамеченным. Пограничники были вынуждены ещё более усилить бдительность. Если бы разрушенный муравейник был поближе к границе, наверняка пограничники поняли бы в чём дело, увидев свежепосаженные вокруг него три куста шиповника. Однако муравейник отделяли от границы целых три километра, поэтому никакие ассоциации у пограничников не возникли.
Ямы изучили основательно. Пришли к выводу из них извлекли какие-то предметы. Две ямы находились на сопредельной территории, одна на польской, у старой разрушенной избушки лесника. Несмотря на тщательный осмотр, характер изъятых предметов установить не удалось. Тем более следовало повысить бдительность, о чём и последовал соответствующий приказ по заставе.
Усиление бдительности выразилось в увеличении количества пограничных нарядов и более частых обходах территории. Обычные курортники даже не заметили этого. Но были три человека, которые с большим вниманием следили за режимом работы пограничников. Эти трое сразу же отметили изменения в обычном распорядке и чрезвычайно встревожились. Более того — воздержались от немедленного осуществления задуманных было мероприятий…
Местное население тоже сразу же заметило — что-то пограничники оживились. Впрочем, это их не очень взволновало, такое приходилось наблюдать не так уж редко. Пограничная служба — она нелёгкая, в ней всякое случается. Местные жители обязаны были помогать пограничникам в некоторых случаях, постановления правительства обязывали их это делать, так что мужчинам из местных жителей уже не раз приходилось подключаться к некоторым операциям, проводимым пограничниками. Сами же они не горели желанием добровольно встревать в дела властей, своих забот хватало, вот почему, отметив оживление на границе, местные жители проявили к нему весьма умеренный интерес, но тем не менее некоторыми соображениями обменялись.
Вытаскивая рыбу из ящика в своём гараже, пан Джонатан сказал тестю:
— Что-то наряды зачастили. Может, опять кто из иностранных туристов m»aednjsphk? Или собирается чего отмочить, вот они и бдят.
— А по-моему — министра ждут, — ответил тесть.
— Министр через границу побежит? — удивился рыбак.
— Зачем побежит? — возразил умудрённый жизненным опытом тесть. — Так сразу и побежит! Просто шмон наводят. Надо же показать, что несут службу днём и ночью, глаз не смыкают. Я бы на вашем месте и в порту порядок навёл. На всякий случай. Пора бы уже закопать вонючую треску.
— Вот вы и закапывайте! — рассердился пан Джонатан. — А я не собираюсь. У меня и без трески работы невпроворот, а тут того и гляди нас опять погонят помогать пограничникам, как уже не раз бывало.
— Вы помогаете пограничникам? — заинтересовался пан Хабрович, слышавший этот разговор. Положив на стол крупного судака, рыбак выпрямился.
— Случается, Все, кто живёт в пограничной полосе, обязаны помогать пограничникам в случае необходимости. Иногда бывает даже интересно. Но порой уж слишком много времени отнимает такая забава.
— А особенно забавно, когда вызывают зимой, да ещё в ночную пору, — проворчала пани Ванда. В гараже вместе с хозяевами собралась и вся семейка Хабровичей, поскольку пан Джонатан привёз целый ящик свежей рыбы и вот теперь её разгружали и чистили. Пани Кристина собиралась купить для себя парочку угрей, которых старик Любанский обещал закоптить вместе со своими в большой железной бочке за сараем. Предстоящая операция чрезвычайно интересовала Яночку с Павликом, и они решили присутствовать при копчении с начала и до конца.
— Что ж, случается, и ночью по тревоге поднимают, — сказал пан Джонатан, ловко разделывая рыбу. — Помню, раз всю ночь пришлось нам провести в лодках в заливе, а уже лёд шёл, холодища страшная. Да утра нас продержали.
— И что это дало?
— А нам не сообщили. Помогать-то мы помогаем, но никто никогда не скажет — в чём именно и какой толк от нашей помощи. Военная тайна! Разве что мы сами кое о чём догадываемся, в конце концов, тоже немного соображаем, не слепые и не глухие. Но толком никогда не знаем.
А старик пустился в воспоминания.
— Да сейчас разве интересно? Так, по мелочи ловят то перебежчиков, то контрабандистов. Вот, помню, сразу после войны… столько всякого подозрительного народу через границу лезло, и в ту сторону, и на нашу. Раз довелось мне лично двух диверсантов караулить, наган дали и велели не задумываясь стрелять, если который попытается сбежать. Шпионы это были, даже сто долларов мне сулили, лишь бы я на секундочку отвернулся. Ещё чего! Не понравилось дочери, что отец её такие случаи из своей биографии рассказывает в присутствии посторонних, и она сделала попытку перевести разговор на другую тему.
— Да что там вспоминать такие времена, что уже никто не помнит! А вот сейчас…
— Зато я очень помню! — не унимался старик. — Такие были времена, трудно поверить! Я ведь здесь поселился, скажу вам, с самого начала, так что чего только не насмотрелся. В Контах жили уже, даже в Крыницу приехали поселенцы, а здесь, на границе, я был один. Первый сюда приехал!
