выбило зубов. Кое-как все же удалось невредимой вернуться в кресло, и остаток этих очаровательных двадцати минут я просидела с застёгнутым поясом.
После недурной бермудотерапии окончательно меня исцелил шторм на Балтике, какого глаз человеческий не видел с тех пор, как с парома сорвался и утонул в море целый поезд. Из Копенгагена я возвращалась автобусом, и уже не в небе и на воде, а на земле было очень забавно наблюдать, как огромную туристическую колымагу швыряло на шоссе из стороны в сторону. К счастью, мои взаимоотношения со штормами вполне удовлетворительны, качка не терзает, а поскольку по понятным причинам буфет не пользовался успехом, мне удалось поужинать без вся кой очереди.
Пока меня не было, в стране произошли события исторические, и я с удовольствием смотрела все это по зарубежному телевидению, почти не веря собственным глазам и ушам. Распад системы, несправедливо определённой благородным словом «строй», привёл меня в полное восхищение, так что все прочие огорчения пошли к чертям.
Автобус в бывшей ГДР наткнулся на автомобильную аварию и долго ждал, потом сделал объезд, потом оголодавшие пассажиры потребовали остановиться у закусочной с колбасками, в результате мы сильно опоздали. Домой я добралась почти вечером, и тут же выяснилось, что нет света. Утешилась воспоминанием об отключённом пустом холодильнике, поставила дорожные сумки в прихожей и полетела к соседям, со скрежетом зубовным вспоминая, как в прошлый раз вернулась в разгар лета и не было воды. Сухой, как перец, чайник на кухне — то ещё утешение…
Дверь мне открыл какой-то чужой человек — очевидно, соседи переехали. Получили квартиру побольше, должны были умотать ещё до моего отъезда, операция затянулась, но, естественно, к этому времени управились. А здесь уже новый жилец, чужой человек… Да что там, чужой — не чужой, главное — мужчина, вдруг что и посоветует.
— Простите, пожалуйста, — сказала я озабоченно. — Только-только вспомнила про переезд моих соседей. Меня не было, сию минуту вернулась, а в квартире нет света. Прибежала сюда с горя. Простите, ради Бога, за вторжение…
— А, это вы, пани? — обрадовался сосед. Я тут же вспомнила телефонный разговор с моим институтским профессором много лет назад: я пришла в гости к швагеру, тоже архитектору, зазвонил телефон, я взяла трубку.
— Это пани? — спросил голос. Я узнала профессора и поняла, что он имеет в виду жену моего швагера.
— Нет, это не я, — ответила я вежливо. — А, это вы, пани? — обрадовался профессор, который тоже узнал мой голос.
Теперь произошёл такой же разговор, но речь в данном случае шла обо мне. Я подтвердила, что я — это я.
— У меня письмо к вам, ваши бывшие соседи просили отдать, — сообщил мужчина. — Извините, что не занёс раньше, не знал о вашем возвращении.
— Да меня ещё как бы и нет. То есть я здесь, но всего пять минут, как вошла, багажные сумки стоят у двери. Вам не за что извиняться.
Новый сосед отошёл на два шага, достал с полочки в прихожей письмо и отдал мне. Думая про свет, я рассеянно посмотрела на него. Высокий, моего возраста, темноволосый, довольно интересный… Интересный или не интересный, неважно, главное — симпатичный.
Он улыбнулся. И улыбка обаятельная.
— Свет, вы говорите.., возможно, я помогу?
— А вы умеете?
— В домашнем масштабе этой премудростью овладел.
— Ой, тогда очень вас прошу. Но предупреждаю, не смогу ответить даже на самый пустяковый вопрос про электричество. Насчёт пробок и прочего в таком роде. Правда, комнатная лесенка в вашем распоряжении.
Он влез на стремянку, фонарик принёс свой, повозился в щитке, что-то заменил, после чего в моей квартире стало светло.
— Всегда к вашим услугам, — сказал он, поставив лестничку на место.
Счастливая и благодарная, я призналась, что мне без него пришлось бы сидеть в темноте — в таких неполадках мне всегда помогал сосед. Так оно и было, Божидара я давно уже перестала просить о чем- нибудь, даже скрывала от него всевозможные аварии, ибо ремонт в его исполнении всегда имел катастрофические последствия. Делал все вроде бы идеально, однако, во-первых, неимоверно долго, а во- вторых, исправленный предмет начинал вытворять разные фанаберии и укротить его не удавалось никакими силами.
— Не унывайте, — заявил интересный незнакомец. — В конце концов, уже я ваш сосед и всегда помогу.
Остатки деликатности заставили меня слегка его предостеречь.
— А вы, пожалуйста, не рекламируйте свои умения. Мой сосед вообще-то делал у меня все, он был, что называется, мастером на все руки. По уговору за сложные, трудоёмкие работы я ему платила, а мелкие делал по-соседски бесплатно, человек он работящий, приходилось следить, чтобы по-соседски не делал больше положенного.
— А я тоже работящий. И охотно помогу вам по-соседски бесплатно.
— Ох, не кладите голову под топор! Понятно, я соглашаюсь с превеликой радостью, но вы придумаете какую-нибудь компенсацию с моей стороны. А то пойдёт игра в одни ворота.
— Я, знаете, очень рассеянный и вот-вот явлюсь к вам занять сахару или соли. Или получить консультацию, как делать котлеты. Разрешите, раз такая оказия, я представлюсь? Знаю вас по имени, слышал о вас…
Его звали обыкновенно — Януш Боровицкий, и пока что больше я о нем ничего не узнала, ибо на слух воспринимаю все плохо и забываю… Письмо оказалось пустяковым: знакомая была в Варшаве проездом, не застала меня дома. Открытку в элегантном конверте оставила соседям на всякий случай: вдруг вернусь и позвоню ей. Я не успела, не получилось.
Воспитанием чувств я больше не занималась. Это вместо меня сделали исторические перемены, широко распахнувшие двери страстям другого свойства…
Игральными автоматами я увлекалась давно и играла с маниакальным упорством. В основном в Тиволи, но случалось и в других местах. Впервые в жизни они появились в нашей стране за обычные деньги, которые чудесным образом превратились в обменную валюту. Я своим ушам не поверила, когда мне сообщили такие сногсшибательные новости, и тут же помчалась все проверить.
Оказалось, все так и есть.
Шум в «Гранд-отёле» стоял вполне умеренный, где ему до копенгагенских автомат-залов! У здешних машин просто следовало нажимать клавиши. О выигрыше сообщалось благозвучным журчанием, попискиванием или музыкой, а не звяканьем сыплющихся жетонов. Разумеется, сыпались они довольно редко, в основном, автомат копил их и сливал гуртом.
Я, сидя перед автоматом, сияла от счастья, как вдруг услышала за спиной Гутюшин голос.
— Привет! Давно не виделись, чуть не полгода. Исчезала куда-то?
— Привет, Гутюша! Меня не было, уезжала. Что здесь делается?
— В общем-то много чего. А в частностях не больно-то много — в частностях не до того было.
— Вообще — все знаю, а насчёт частностей — не очень-то много потеряла. Ты играть пришёл?
Гутюша оглянулся, подвинул табурет и сел рядом.
— Пока так просто. Впервые, посмотреть бы, что за разносолье. Ты разбираешься в этих штуках?
— Двадцать с лишним лет.
— Как это? — удивился он. — Ведь только-только появились!
— А в Тиволи были. Я эту заразу, можно сказать, с детских лет изучала.
— Бомба! Раскрой талант, скажи, как играть.
— Сперва пойди в кассу и купи жетоны. Учиться за мои деньги не разрешаю — везенье у меня испарится. Можешь ассигновать сотню или хоть бы пятьдесят?
— А как же, разбогател в последнее время. Могу выбросить часть в сточную канаву.
