– Если по порядку, то начинать надо с Малги Кузьминской. Но нашла одна из тех двух заграничных, помнишь? Наталья Штернер.
Я потянулась к полке над столом, где лежала бумажка со списком «девчонок».
– Из Штутгарта?
Ага, та самая. Юрек-Вагон расспрашивал ее через своих помощников, никого из его подозреваемых она не знала, но ей предложили посмотреть фотографии, и, представь себе, прежде чем она успела прикусить язык, у нее вырвалось, что одного знает. Ну, из тех, что на фото. И сразу пожалела, потому как он был ее хахалем, но ничего не поделаешь, пришлось признаться. И оказалось, что у него совсем другая фамилия, вовсе он не голландец, а швед, погоди… сейчас найду… вот, Герхард Торн!
– А у Юрека как его зовут?
– Минутку, я тоже записала… ага, вот. Мейер ван Вейн.
О, это уже интересно!
– Выходит, одно лицо, но о двух фамилиях.
– И двух национальностях, обрати внимание. Ведь это совсем подозрительно, правда?
– Еще бы. Но ты уверена? Может, просто случайное сходство?
– Какое там случайное! – возмутилась Мартуся. – Чтобы собственного любовника не узнать! Хотя они и это принимают во внимание и уже напугали ее предстоящей очной ставкой. Разумеется, она не призналась в любовной связи с Торном, сказала, что он просто ее хороший знакомый. Она ведь замужем. Но слово не воробей, и теперь она страшно переживает, что у него неприятности из-за нее будут, она ведь его любит, но мужа тоже любит и вовсе не хочет его лишиться.
– Кого именно? – сочла нужным уточнить я.
– Да обоих. Они оба ей дороги, каждый по-своему.
О, я прекрасно понимала чувства этой несчастной.
– А муж о нем знает?
– Да ничего он не знает, точнее, самого Торна знает, то есть не Торна, а ван Вейна, но о любовной связи жены не знает. И еще Наталья страшно злится на Малгу, что из-за нее получился такой паштет, а Малга, в свою очередь, ужасно переживает. В общем, ты понимаешь.
– Прекрасно понимаю. А дельце-то просто прелесть! И знаешь, эти голландские менты должны нас благодарить! – И тут я спохватилась. – Ой, ну втянули мы в грязное дело Мейера и Наталью, только что толку-то? Ведь это же не он.
– Как это не он? – возмутилась Мартуся. – Ты что хочешь сказать?
– Не он убийца! Не Мейер, как бы он ни назывался. Я тоже видела его фотографию, до дыр рассмотрела, но хоть тресни – у машины с трупом был другой человек, совсем другая рожа. Возможно, мы попутно раскрыли еще какую-то аферу, но убийство, к сожалению, остается не раскрытым.
Разочарованная Мартуся долго молчала.
– Но тогда как быть с Мейером? Он что же, обыкновенный аферист, каких там пруд пруди?
А у нас их мало, что ли? Да ты не переживай так, может, он просто двоеженец. В Швеции у него одна жена, в Голландии другая, в Штутгарте любовница, а в Париже и вовсе целый гарем…
– Вообще-то Наталья его давно не видела, – перебила меня Мартуся. – И ее особенно злит то, что узнали о нем теперь, когда она с ним почти порвала. Кстати, она себе нового завела. А Мейер, по ее словам, в последнее время растолстел и стал каким-то мямлей, такие ей не нравятся.
– Тогда почему же она так из-за него переживает?
– Потому что успела с ним подружиться. Привязалась к нему, по-человечески привязалась. Он очень умный и знающий, много дельного ей посоветовал, а она взяла и донесла на него. Вот и переживает. Такую свинью подложить человеку! Согласись, не очень красиво с ее стороны…
Я согласилась.
– Да ты сама хотя бы не переживай. Во-первых, она же не нарочно его выдала, просто у нее вырвалось. А во-вторых, раз он такой умный и ловкий, то как-нибудь отбрешется. Может, вовсе и не женат он на своих женах, а просто так. А я при первом же удобном случае расспрошу Гурского, чем все закончилось. Юрек- Вагон взял за правило обо всем ему докладывать. А мне Гурский докладывает, нелегально, конечно. Главное – ты, пожалуйста, успокойся.
– Одного свидетеля он уже убрал, – злым голосом объявил Роберт Гурский, стоя на пороге моей кухни. – Теперь лишь пани осталось кокнуть.
Вот интересно, почему все, приходя в мой дом, прямиком направляются в кухню? И только потом в салон. Кухня ведь немного в стороне, тогда как салон прямо по курсу. Так нет, непременно норовят сделать крюк – и шасть в кухню. Закрывать в нее дверь, что ли? Нет, закрытые двери я не люблю, предпочитаю открытые пространства.
Я достала бутылку с водой и с помощью щипцов для орехов сдернула металлическую крышечку.
– Значит, я не была такой уж единственной? – сладко заметила я. – Откуда он взялся, второй свидетель? И откуда известно, кто его убил? А вы не стойте там, проходите-проходите, там удобней, а воду я быстро вскипячу.
Гурский послушался и прошел в салон – разумеется, через кухню. И в самом деле, не возвращаться же в прихожую.
– Он встретился с убийцей раньше вас, так что это его следовало считать первым свидетелем, да узнали мы о нем совсем недавно. И к сожалению, уже после его смерти. Совсем молодой парень, автомеханик из небольшого местечка. Случайно подглядел встречу убийцы с жертвой, хотя как убивали – не видел. Но самого убийцу узнать бы явно смог.
И Гурский поведал печальную историю Филипа Фейе.
Вода вскипела, я заварила чай и принесла гостю.
– Как же все-таки убийца узнал о грозившем ему разоблачении? Побывал в автосервисе, в котором работал этот молодой человек?
– Знаете, это вполне разумное предположение. Или он сам случайно там оказался, или кто-то что-то слышал и ему потом передал. Парни орали на всю округу. Обычно голландцы народ сдержанный, но среди рабочих единственным голландцем был Филип Фейе, все остальные – гастарбайтеры, преимущественно из южных стран, и темперамент у них соответственный. Позже, на месте, где был убит Филип, хорошо поработали ребята Рейкеевагена, специалисты они классные, так что идентифицировали все микроследы и отпечатки пальцев.
– Бросьте, вы не хуже меня знаете, что отпечатки пальцев на древесной коре – это миф, легенда и неосуществимая мечта…
– А я говорю не о дактилоскопии. Но на коре видны примятости, полосы, кое-где она содрана. Дерево старое, кора мягкая и податливая.
Невольно глянув в окно, я порадовалась, что в моем саду нет ни одного старого, трухлявого дерева. А Роберт продолжал:
– Если кору как следует стиснуть, следы остаются. А кроме того, за сук хватаются по-разному, в зависимости от того, хотят ли взобраться на дерево или этим суком кого-то пристукнуть.
– Вам лучше знать, я уже довольно давно не лазаю по деревьям…
Гурский помолчал, с наслаждением прихлебывая чай. К моим комментариям он привык, они его почти не раздражали. Тешу себя предположением, что иногда даже помогали.
– Парень он был довольно медлительный и не очень сообразительный, ничего не стоило захватить его врасплох. Полагают, что сук отломали заранее, а когда парень нагнулся, собирая с земли упавшие орехи, убийца и ударил его изо всех сил по голове.
Я уже так и видела, как негодяй затаился, крепко-прекрепко сжимая руками дубинку. Вот он замахивается – и дубина лупит по голове ничего не подозревающую жертву.
– А как он узнал, что парень окажется под тем орехом и когда именно окажется?
– Да все из того же разговора в автомастерской.
Я лихорадочно обдумывала услышанное. Меня по-прежнему поражало необычайное проворство преступника, его удивительно стремительные перемещения. Теперь кое-что прояснялось: раз ему удалось завлечь Нелтье в укромное место недалеко от Зволле, дальнейшее становилось уже не столь сложным. На всякий случай я пообещала себе не соглашаться на встречу в укромном месте – с кем бы то ни было.
