припаркованные машины, машины на смотровых ямах, разложенные на брезентах инструменты и запчасти… Мне пришлось выбираться по принципу сантиметр назад, сантиметр вперед, чуть-чуть влево, чуть-чуть вправо. Когда я добралась до ворот, пот струился с меня ручьями.
Инспектор милостиво пробурчал:
— Ладно, пани, не надо пробной езды…
Таким образом я впервые в жизни оказалась за рулем без присмотра.
Откровенно признаюсь, почти до Вышкова машина вела меня. От Вышкова уже я повела машину, однако сразу за городом что-то сломалось и заглох двигатель. Дорога как раз поднималась вверх на небольшую горку. Самостоятельно заниматься механикой я не рискнула, даже капот не подняла, метрах в двадцати увидела милицейскую радиофицированную машину с полным экипажем, бросилась к ним:
— Уважаемые паны, я вас умоляю…
Уважаемые паны, хоть и при исполнении служебных обязанностей, остались мужчинами, я ведь была молода. Заглянули, проверили, оказалось — надломлена какая-то маловажная деталь, повернули ее как-то, и она начала функционировать. Я пламенно поблагодарила моих спасителей, они даже постояли, глядя, как я одолеваю горку. Мысленно возносила хвалы моему инспектору за науку, когда получала права: он изо дня в день требовал, чтобы останавливалась и начинала подъем по Тамке и по Ксенженцей.
Обнаружив, что «Варшава» свободно тянет сто десять, я нажала на газ — хорошо бы освоиться с быстрой ездой, возвращаться, скорей всего, буду медленней, не дай Бог, опять пертурбации с деталью. Дорогу знала хорошо, доехала благополучно, забрала детей, мать, великое множество резаных уток, кур, яйца, сыр и молоко. Машина глупых фортелей больше не выкинула, уже в городе случилось что-то непонятное — на Аллее Неподлеглости и Мокотовском Поле на меня оглядывались все обгонявшие водители. Как только шеи себе не посворачивали. Ехала я в правом ряду, с нормальной скоростью шестьдесят километров — ни много, ни чересчур мало, ничего экстравагантного не делала, женщины за рулем встречались уже часто. В чем же дело?
Я не выдержала и остановилась: вдруг раскрылся багажник и оттуда во все стороны торчат куриные и утиные лапы?
Осмотрела машину, ничего подобного, все в порядке. Только сегодня приходит в голову — наверняка детки устраивали представление через заднее стекло… Иначе чего бы ради все водители пялились на меня?..
Наконец-то теперь могу вернуться к Янушу, а читателям рекомендую немедленно хватать
Не стану повторять подробности, уже однажды сообщенные. Светопреставление с телефонами — святая правда, а тип, въехавший в разговор, действительно представлял некое таинственное лицо. Вскорости из-за этого началась ужасная свистопляска, перипетии коей я на всякий случай записала.
Где-то в самый разгар этих перипетий я отправилась в отпуск. Зачем мне вздумалось ехать в горы зимой, понятия не имею. Возможно, получила только такую путевку, ничего другого не подвернулось. Ехать дикарем — нет денег, что-нибудь доставать — нет сил, вот и соблазнилась дешевизной и простотой и сразу же была наказана.
Оказалась в Шклярской Порембе в условиях, мягко говоря, кошмарных — в четырехместной комнате, населенной пятью бабами: тремя подружками с одной мамусей ну и мной. По правилам проживать имели право две девицы и мамуся, третью приняли спать валетом. Я растерялась и даже не протестовала, а стоило бы.
Выяснилось, что мой жизненный опыт весьма ограничен, таких панночек я еще не встречала и только дивилась на них. Целыми днями пришлось мне шляться где придется, в комнату приходила лишь спать, но и этого с меня хватило. Молодые, двадцати не было, а младшей вообще лет семнадцать, девицы главной целью своей полагали заполучение поклонников, коих и надували как могли. Хвалились друг перед дружкой, кого из них угостили шоколадкой, а кого сластями из кунжута, кто дольше просидел в кафе, а уж закуска в ресторане, поставленная временным обожателем, становилась предметом гордости и зависти. Они рылись в моих вещах, читали мои письма, все это выбивало меня из всякой колеи настолько, что кретинизмом отличилась я, а не они — отреагировать адекватно я просто не сумела.
Причин, увеличивших мою тупость, набралось немало. Во-первых, я все еще вздыхала по Янушу, хотя прекрасно понимала всю безнадежность моих воздыханий. Во-вторых, в Шклярской Порембе объявился кузен Генек, предмет моих нежных чувств чуть ли не в детстве, известный лыжник. А в-третьих, заинтересовалась я одним субъектом.
О нем чуть погодя. Сперва про Генека. Генек достал мне лыжи на полметра длиннее, чем нужно, без окантовки, предупредил — с лыжами будут некоторые трудности. Как в воду глядел: из моей лыжной эпопеи получилось одно горе.
Ботинки привезла с собой, взяла у Ирэны, мы носили один размер. Брюки купила еще в Варшаве, наспех, без выбора, качества оказались поразительного: я прокатилась в них на заднице самое меньшее полкилометра, брюки не порвались…
Ослиный лужок сбегал вниз, внизу почти ровное поле, но в самом центре поля стояла хата, а слева в глубокой выемке проходила дорога. Эти два препятствия совершенно отравили мне жизнь. Съезжать вниз научилась быстро: тело взаимодействовало с ногами, и все вместе шпарило вперед… А, да!..
Один раз раньше я все же стояла на лыжах. В Повсине, Янка мне их дала. Показала, как закрепить, и проинструктировала:
— Наклонись вперед и катись!
Я наклонилась и покатилось. В Повсине, как известно, если длинный овраг, склоны по обеим сторонам удобные, направление можно выбрать любое. Я поехала наискосок, с противоположной стороны неслась вниз какая-то женщина. Мы обе согласным хором вопили:
— Пани, сверните в сторону, я не умею поворачивать!!!
Сдается, есть такой закон — разные тела взаимно притягиваются, потому что внизу мы безошибочно столкнулись и в нас еще врезался мальчишка. Все охнуло, в основном, по-моему, земля.
Как видите, у меня был солидный опыт. Генек, правда, попытался расширить мое образование по скоростному спуску с горы, уговаривая сделать поворот: этой ногой сильнее прижать, а ту свободно, я вроде бы даже поняла, о чем он говорит, но голова, по-видимому, была весьма далека от ног, сигнал не дошел. А может, лыжи достались не самые удачные для новичка. Я изо всех сил надавливала то одной, то другой ногой, никакого толку. Лыжи не желали поворачивать, скользили независимо от меня, одна нога почему-то выезжала вперед, я подтягивала к ней другую, в свою очередь эта другая выезжала вперед, подтягивала первую и так далее, останавливалась же я, лишь упершись палками в снег со всего размаху. Генек быстро пришел в отчаяние.
— Ты уж лучше сиди, — выговаривал он мне раздраженно. — Когда сидишь, вид у тебя такой, будто умеешь ходить на лыжах, как только встанешь — позорище для всей семьи.
Как-то явилась я на Ослиный лужок пораньше утром. Генек натер мне лыжи, остался внизу.
— Не советую ехать! — заорал он снизу.
— Почему? — вопила я в ответ.
— Вот съедешь, тогда увидишь!
Ну я и съехала, чтобы увидеть. Скорость набрала устрашающую — снег в тот день оказался превосходный. Шпарила как черт, и хата внизу росла с бешеной быстротой. Где-то на середине спуска я поняла, надо выбирать: или со всего маху врезаться в стену, или свернуть Предпочла свернуть. Совершенно очумев от страха, я начала манипуляции.
Как видите, не разбилась, значит, свернула. Описала огромный полукруг в опасной близости от препятствия, и это был единственный случай в моей жизни, когда сознательно удалось выполнить оный маневр собственными силами.
В остальных случаях я делала поворот лишь тогда, когда этого желали лыжи, а фанаберий у них хватало. Как-то поехала вниз по склону, менее удобному для спуска, — оказалось, внизу прокопана дорога. Лыжи решительно пихали меня влево, на беду, на моем пути возник лыжник, поднимавшийся вверх.
— Отойдите в сторону, я не умею поворачивать! — проорала я распроклятый пароль.
Тип заспешил, мои лыжи явно нацелились в него, чем больше он спешил, тем решительнее сворачивали они за ним, абсолютно вопреки моей воле. Я промчалась по его лыжам перед самым его носом
