Алиция обладала врожденным чувством такта, я — нет, поэтому в ее обязанность входило соблюдать этикет. Мы оделись в элегантные черные платья, недоставало лишь украшений. Цепочка, браслет и кольцо у меня были, у Алиции кое-какие украшения тоже нашлись, но на нас двоих пришлась лишь одна пара клипс. Мы подумывали, не прицепить ли себе на нос по одной и заверить, в Польше, мол, такой обычай — на Рождество клипса в носу. Пришлось от идеи отказаться — украшение на носу явно нам не шло.
В Дании строго соблюдалась пунктуальность: нельзя ни опоздать, ни прийти слишком рано. У нас задача весьма облегчалась тем, что в окно мы видели прихожую господ фон Розен и могли в подходящую минуту проскользнуть среди гостей — Боже упаси, не первые, но и не последние.
— Где смысл и логика, — критиковала я такой абсурд. — Смотри, стоят в очереди с пальто в руках, словно в театральной раздевалке. Минут пятнадцать будут раздеваться!
— Мы же без пальто, — резонно возразила Алиция. — Какое тебе дело, сейчас самый удобный момент. Не пялься ты в окно, пошли!
Столовая фон Розенов занимала площадь с большой овин, за столом сидело двадцать четыре человека, к сожалению, мы с Алицией оказались на разных концах. Рождественское блюдо — гусь с многочисленными приправами (гусей, конечно, было несколько, одного не хватило бы), прислуживала молодежь со столиками на колесах, а на самом столе красовались в основном всякие предметы сервировки и украшения. Впервые здесь я столкнулась с распространенным в Дании обычаем — передавать блюда друг другу из рук в руки. Хочет человек кушанье или нет, значения не имеет, блюдо следовало взять, иначе особа, держащая его пред тобой, застынет так на веки вечные. Не случилось и минуты, чтобы хоть один из вкушавших не держал в руках какой-либо части сервировки. О другом кошмарном обычае Алиция мне сообщила: не брать на тарелку сразу много, ибо повторение неизбежно. Человек, воспитанный в высшей степени, накладывает на тарелку трижды, минимум хорошего тона требует двух раз. Доесть полагалось все.
По одну сторону от меня сидел хозяин дома, с которым я разговаривала на трех языках одновременно — по-французски, по-немецки и по-английски, если по-французски не хватало слова, я беззаботно заменяла его немецким или английским, разумеется, ненароком вспомнив. Поэтому, наверное, господин фон Розен производил впечатление человека, слегка оглушенного. По другую сторону моей соседкой оказалась совершенно глухая тетушка хозяина дома, с которой можно было спокойно беседовать хоть по-польски, причем мы обе сохраняли весьма приятное выражение лица. Гуси удались на славу, и все шло хорошо до десерта.
На десерт подали миндальный крем, огромные снежные вершины на специальных тарелочках. Я бросила взгляд на Алицию: она рубала этот крем как машина, брала снова и снова и все пожирала. Я удивилась — ведь она не любила сладкое, предпочитала, как известно, селедку. Глядя на нее, я сделала вывод — так, видно, принято, и последовала ее примеру. У меня на зубах хрустнул миндаль, что вполне естественно, ибо крем миндальный и, конечно, мне попалась миндалинка. Наконец крем пожрали весь, и наступило легкое замешательство, которого я не уразумела, поскольку замешательство проявилось по- датски.
Алиция не успела мне объяснить заранее.
А дело в том, что в Англии на Поклонение Волхвов, в Дании на Рождество Христово выбирают миндального короля. Королем становится тот, кто обнаружит у себя в креме миндальное зерно. Миндалины никто не обнаружил, и на хозяев дома пало подозрение: миндалину вообще не положили в крем, a de facto [11] никто этого миндаля не обнаружил по простому поводу — я его слопала. Хрустнул ведь на зубах. Насчет обычая понятия не имела, во-первых, а во-вторых, не стану же ковырять во рту в чужом аристократическом доме! Ужас, полный позор, дикарка с востока…
— Смотри, кретинка, что сожрала! — кольнула меня огорченная Алиция и кивнула на подарок миндальному королю.
На каминной доске стоял целый внушительный комплект серебряной антикварной столовой утвари. Поелику миндального короля не обнаружили, комплект разыграли, и естественно, я уже фигу выиграла. Мой промах мы от датского общества старательно сокрыли, Алиция до сих пор упирается всеми лапами, будто насчет миндального короля предупреждала меня заблаговременно. А я тоже упираюсь: нет, не предупреждала, может, и хотела, да забыла.
После ужина общество перекочевало в салон с елкой, где приступили к раздаче подарков. Мы получили пепельницы из королевского фарфора, Алиция бежевую, а я голубую и пришла в полный восторг — обожаю пепельницы, но ни в жизнь не решилась бы утолить свою маниакальную страсть столь дорогим предметом. После раздачи подарков пришла очередь моего второго позора, на сей раз скрыть его не удалось.
Красивый подсвечник из Польши, как уже сообщалось, оснащен был свечами отечественного производства. Весь вечер мы с господином фон Розеном провели в попытках возжечь проклятые свечи все разом. Три вместе не желали гореть, хоть тресни, какая-нибудь одна да гасла, мы зажигали ее, гасла другая, господин фон Розен добивался эффекта из вежливости, а я с отчаяния. И только под конец приема я обнаружила; во всем доме электричество было погашено, отличное освещение достигалось исключительно свечами. Так я впервые в жизни уверовала, что королевские замки действительно сияли от света свечей.
* * *
Раз уж начала рассказывать про Копенгаген, без лошадей не обойдусь.
Впервые на ипподром я попала пятнадцати лет в сопровождении тети Яди, которая изредка хаживала на бега. День был ужасный, дождь и слякоть. Шла лошадь по имени Валч, и тетя Ядя объявила Валча своим любимцем, который всегда выигрывает. Прекрасно, поставили на Валча, пришел первый, и мы выиграли нетто безумную сумму: по пятнадцать злотых на нос. Намного позже я поняла — Валч конь на грязь, у него были широкие копыта, и он лучше других одолевал размягшую скаковую дорожку.
В следующий раз я оказалась на ипподроме в обществе Войтека. Мы встретили знакомого прокурора, который устроил нам билет в директорскую ложу — тогда она называлась Почетной Ложей — и представил нас директору Куровскому. С Куровским я подружилась и входной билет получала ежегодно. О всяких пустяках вроде потерянного выигравшего купона, который с третьего этажа упорхнул у нас на первый, рассказывать не стану, гораздо существеннее другое: я к бегам пристрастилась, а Войтек нет. Боялся проиграть. И все чаще он отправлялся к семье в Лодзь или в Пётрков, а я на Служевец — на ипподром.
Здесь самое время достать
На копенгагенских рысаков мы с Мартином попали по вине животного из прачечной. В авторстве этой идеи признаюсь без колебаний и без раскаяния.
Животное из прачечной фигура доподлинная. Журналист, приехал в Копенгаген по служебным делам и в первую очередь свалился на Алицию, которая в безумном стремлении услужить соотечественникам перебирала всякую меру. Денег у него было мало, на продажу привез исключительно Зофью Хамец, кулоны на шею и медальоны на стены, а потому поселился в нашей прачечной, вел себя скандально, то и дело пользовался без разрешения нашими вещами и терял ключи. Все подробности в
Как-то в воскресенье она поехала к Торкилю в Биркерод, а животное из прачечной неожиданно вознамерилось остаться дома. Мартин аж позеленел, я скрипнула зубами, и мы тут же дружно решили умотать куда угодно.
Свирепствовала кошмарная погода — сильный ветер и дождь со снегом. Я придумала ипподром.
Рысистые бега состоялись тогда на Амагере, об этом мы вычитали из газеты. Очевидно, в газете же был дан адрес, отправились мы трамваем. На место добрались без особых приключений, сомнений не
