большую стопку белых лабораторных халатов, из года в год выделяемых биостанции, но редко используемых. Неподалеку что-то звякнуло. Сердце Сушко тяжело ухнуло вниз, в самые пятки. Спина мгновенно покрылась липким потом. Колени подогнулись, и лишь страшным усилием воли девушка сохранила самообладание.
«Он здесь, – поняла Виктория. – Здесь!»
Стараясь не шуметь, она быстро залезла в ближайшую нишу, легла на пол, выключила фонарь и вся обратилась в слух.
Вода уходила. Вскоре обнажился пол пещеры. Вокруг стояла полная, глубокая темнота.
– Как ты себя чувствуешь? – хрипло спросила Ева полковника. – Очень нога болит?
– Терпимо, – ответил тот сквозь зубы.
Было ясно, что раненый Рязанцев чувствует себя неважно.
– Сейчас я найду вещи, которые оставил Юрий. Там были антибиотики и болеутоляющее, – пообещала она жениху.
Мокрая одежда отвратительно липла к телу. Ева ощупала руками пол пещеры в поисках пакетов и почти сразу же нашла упаковку с лекарствами, герметично закрытую коробку с таблетками сухого спирта и спичками, банку сгущенки и шоколад в совершенно размякшей обертке.
– Сейчас у нас будет огонь, – пообещала девушка.
Ершова собрала остатки веток, принесенные Бадмаевым, стряхнула с них воду, сложила домиком и положила под них горящую таблетку сухого спирта. Мокрые дрова зашипели.
– Могут и не загореться, – с сомнением сказал Владимир Евгеньевич, – слишком уж мокрые.
Таблетка горела ярко и ровно. Древесина трещала и дымила, но огня пока не было.
– Нам очень нужен костер, – сказала Ева, – это и свет, и тепло. К тому же мы сможем высушить свою одежду.
– Ты права, – сказал полковник, – но не забывай, что у нас мало дров. Разве что сжечь салазки, на которых меня тащили.
– Нет, – покачала головой Ершова.
– Почему? – удивился Владимир Евгеньевич. – Нас ведь все равно завалило. Зачем теперь салазки? Жги, не сомневайся. Вокруг пещеры полно сосен. Если же мы отсюда не выберемся, то и ветки нам не понадобятся.
Ветка, которую лизало пламя горящей таблетки, наконец-то перестала трещать.
– Слегка подсохла, – сказала Ершова, – авось загорится. В крайнем случае, у нас есть еще одна.
– Лучше обойтись одной, а вторую сохранить, – покачал головой полковник. – Таблетка сухого спирта – вещь очень ценная. Спички тоже береги.
Светло-коричневая сосновая кора начала пузыриться. Наконец ветка ярко вспыхнула. Ева с облегчением перевела дух.
– Подожди, пока хорошенько разгорится, и потуши таблетку, – сказал полковник, – а потом иди ко мне, я тебя крепко поцелую, моя дорогая.
Костер разгорался все сильнее. Через несколько секунд он весело затрещал, освещая пещеру, в которой Рязанцев и Ева оказались запертыми. Ершова вытащила остатки таблетки и потушила их, а затем подошла к полковнику, стала рядом с ним на колени и нежно обняла жениха за шею.
Виктория очень долго лежала неподвижно. Ей постоянно казалось, что кто-то где-то крадется, шелестит и тяжело дышит.
– Я думаю, это все шутки моего воображения, – наконец решила девушка.
Она хотела было встать, но ей было так страшно, так страшно, что она никак не могла заставить себя пошевелиться.
– Вставай, Виктория, – приказала себе Сушко, – иначе ты пролежишь тут вечно.
Девушка привстала на одно колено, потом на второе. Она сунула в карман фонарик и вытащила тесак, крепко сжав его в ладони. Виктория вновь прислушалась.
Тишина.
Глубоко вздохнув, Сушко принялась спускаться по лестнице. Она старалась не дышать, чтобы не заглушить тот легкий звук или движение воздуха, который мог бы означать собой приближение врага.
«Он здесь, здесь. Больше ему негде быть!» – думала Виктория, держа острый нож в руке.
Фонарик она зажигать теперь боялась. Он слишком явно выдавал ее местонахождение. Сушко все спускалась и спускалась по ступенькам, углубляясь все глубже и глубже в гору. Внезапно спуск закончился. Лестница вывела Сушко на небольшое полукруглое пространство. Дальше прохода не было. Девушка включила фонарик и быстро осмотрелась. В углу помещения стояли какие-то ящики, были навалены мешки, и стояло несколько банок с краской. Рядом лежали свернутые в кольца отрезки проводов. Виктории вновь послышался шорох. Она быстро выключила фонарь и прижалась к стене.
«Где же он был? Я ведь исследовала все ниши, – подумала она. – Или маньяк зашел в подвал уже после того, как я сюда спустилась, и сейчас крадется за мной?»
Виктория присела между ящиками и мешками. В одну руку она взяла фонарик, а в другую – тесак.
– Когда он спустится сюда, я резко включу фонарь, – решила Сушко, – а потом ударю его тесаком.
Шорох повторился. Теперь он был ближе. Виктория почувствовала приближение паники.
«Спокойно, – велела себе она, – деваться отсюда совершенно некуда. Так что убежать не получится. Можно только нападать».
Девушка вся обратилась в слух. По лестнице кто-то шел: медленно, аккуратно и почти бесшумно. По мере того как человек приближался, Виктория дышала все тяжелее и тяжелее. Стук ее сердца и шум крови в ушах заглушали все остальные звуки. Девушка потрясла головой. Темная фигура ступила на площадку. С диким утробным криком Виктория бросилась вперед, выставив перед собой тесак.
Костер опять горел, но ситуация для Евы и полковника теперь осложнилась. Они не могли выйти наружу, а Рязанцев был ранен. Из еды у Ершовой и Владимира Евгеньевича были только банка сгущенки и плитка шоколада. К счастью, остались антибиотики. Без этих лекарств полковник, пролежавший почти час в ледяной воде, не выжил бы.
– Нам остается только ждать, – сказала Ева, подсушивая одежду над огнем, – надеюсь, что Бадмаев вернется за нами и что-нибудь придумает.
Полковник молчал. Ершова тоже замолчала, глядя на жениха. Она не раз и не два замечала, что Рязанцев может предчувствовать будущее. Чего в этом умении было больше – интуиции или мощной логики, с помощью которой он увязывал между собой факты, внешне выглядевшие разрозненно, Ева не знала.
– Он может и не прийти, – сказал Владимир Евгеньевич, – неизвестно, где его застал поток воды. Так что, дорогая, возьми, пожалуйста, горящую ветку и тщательно обследуй помещение, обращая внимание даже на крошечные отверстия. Возможно, нам удастся одно из них расширить и выбраться наружу самостоятельно.
Взяв в руку дымящуюся ветвь, Ева встала. Сначала она изучила вход, заваленный валунами, но там не осталось даже щелей. Затем девушка осмотрела пол и стены пещеры, ставшей для них темницей. На потолке было отверстие, но его диаметр составлял от силы десяток сантиметров, да и добраться туда было невозможно. Ева почти отчаялась, когда в одном месте, в глубине пещеры, уловила легкое дуновение сквозняка. Дуло из небольшой, в ладонь шириной, щели, которая вела куда-то вглубь и вниз. Осмотрев отверстие, девушка вернулась к жениху.
– Ничего, – сказала она, покачав головой. – Только одна щель, из которой веет холодом.
– Расширяй ее, – тут же сказал полковник.
– Я не думаю, что это возможно. Она узкая, и у нее каменные края, – покачала головой Ева. – Давай дождемся Бадмаева.
– Я не думаю, что ждать Юрия – это правильная мысль, – мягко сказал полковник. – Бадмаев ушел от нас незадолго до того, как сюда прорвалась вода. И я бы не стал рассчитывать на то, что он вернется.
Из глаз Евы закапали слезы.
– Ты уверен? – спросила девушка. – Считаешь, что этот человек умер? Он спас нам жизнь.
– Да, – кивнул полковник, – спас. Я не утверждаю, что он погиб, но мы не можем рассчитывать на то, что он вернется.
