«Он не один пришел, этот пацан, – понял Миша, – ну и ладно. Дело сделано».
Впрочем, шансы, что Кроки отпустят, были далеко не стопроцентными.
Ася легла на покрывало и закрыла глаза. Артем сопел, как большая упитанная собака. Ася чувствовала, как холодит кожу ткань, как гудят на улице машины и как по телу разливается нега. Спать было намного приятнее, чем сидеть перед телевизором. Сон убаюкивал, обнимал, глаза закрывались, становилось тепло.
– Из всех удовольствий, которые есть на свете, я предпочитаю одно – хорошенько поспать, – говорил ее кузен.
«Долгий сладкий сон – это роскошь, почти недоступная в наше время», – вспомнила Ася слова какой-то говорящей головы, выступавшей по телевизору.
«Во время сна вырабатывается гормон роста», «сон восстанавливает иммунитет», «лишение сна – изощренная пытка», «богатые спят больше бедных», «рекорд без сна – чуть больше 18 дней, причем несчастный почти все время страдал галлюцинациями», – вспоминалось Асе, пока она постепенно проваливалась в дрему.
Вскоре она заснула, впервые не жалея о том, что сон отрывает ее от кинематографа.
Маша продолжала рыдать.
– Вы понимаете, я очень его любила. Я не могу поверить, – плакала она, орошая Елену Варфоломеевну слезами.
– Выговоритесь, – сказала няня. – Вам будет легче. Как вы познакомились? Что он был за человеком?
– Мы познакомились в очереди в магазине, он мне помог донести покупки, мы же жили рядом, – начала рассказывать Маша. – Скромный, заботливый, честный человек! Считается, что женщины любят подонков, потому что они оставляют здоровых потомков, но только не я! Я полюбила его за доброту и чистое сердце. А ведь он еще и зарабатывал хорошо. И… не жадничал. Только пончики с кремом очень любил, мог их съесть за раз до десятка.
– Все же совсем уж добрые и честные люди любовниц не заводят, – напомнила Елена Варфоломеевна.
– Он собирался разводиться, – сказала Маша.
– Они все так говорят, – вздохнула Елена Варфоломеевна.
Маша закрыла лицо руками.
– Он подал на развод, – произнесла Маша, – они с Нинель кричали и били посуду. А потом… потом Нинель отравилась и умерла. Я, конечно, была ужасно расстроена, но надеялась, что теперь, когда Нинель больше нет, Федору ничего не помешает… ну, вы понимаете.
– Понимаю, – вздохнула Елена Варфоломеевна, которая и на самом деле все понимала.
«Все, буквально все указывает на то, что Нинель Петровна сама свела счеты с жизнью… Гуляющий с молоденькой соседкой муж, еще и подавший на развод. Сорок лет – не лучшее время начинать новую жизнь. Ревность, соседские пересуды. А муж-то, возможно, и в самом деле влюбился».
– Как к вам в холодильник попал яд? – спросила Елена Варфоломеевна, вздохнув.
Маша все заливалась слезами.
– Меня что, тоже хотели убить? – испугалась она. – Да ну, кому я нужна!
Нос у нее приобрел глубокий вишневый цвет. В глазах было натуральное, искреннее непонимание напополам со страданием.
– В смысле, цианистый водород разлит по холодильнику. Тот, которым отравили Нинель Петровну и Федора.
– У меня в холодильнике? – продолжала не понимать Маша Кукевич.
– Да.
– То-то его унесли, – сказала Маша. – Холодильник! Теперь поняла.
Она снова заплакала. Позвонили в дверь, Маша пошла открывать. На пороге стояла встревоженная немолодая женщина.
– Мама, – произнесла Маша и снова зарыдала.
Миша вошел в квартиру и поцеловал Катю. Того, кто тихо поднимался за ним по лестнице, он не заметил.
– Привет, – шепнул он подруге, – сейчас войду в игру, проверю, отпустили ли меня.
Он сбросил обувь, пальто и пошел к компьютеру.
– Только бы получилось, – произнесла Катя, подходя и включая свой.
Компьютеры зажужжали, загружаясь. Миша надел наушники и трехмерные очки. Пальцы привычно легли на клавиатуру. То же самое рядом сделала Катя. Теперь они ничего не видели и не слышали, ни шума машин за окном, ни пения птиц, ни ссорящихся соседей… Ничего, кроме свиста ветра в придуманном мире, шелеста нарисованной травы и хруста под ногами нарисованных камешков.
Принцесса шла по лесу, таща огнемет, и смотрела на гору. Оттуда, с горы, должен был появиться Кроки. Если, конечно, его отпустили. Если все по-честному. Огнемет можно было бросить, и тогда она бы шла намного быстрее, но принцесса бросить оружие не решалась, с огнеметом ей было спокойнее. Хотя она никогда им не пользовалась, ни разу, и даже не знала, на что нужно нажимать. Гора была далеко. Когда за принцессой гнались зомби, ежи и медузы увели ее далеко от вражеского гнезда. И вот она возвращалась.
«С Япетом не может быть так просто, – думала принцесса. – Кто-то создал этот корабль, кто-то направил его, кто-то обеспечил его работоспособность на несколько миллионов лет. Почему эта нация не предусмотрела методы борьбы с вырождением экипажа и пассажиров в глупых пигмеев? Почему не создали устойчивую систему образования? Или корабль пролетел через жесткую радиацию и все, кто были на борту, мутировали? И почему они покупают муку из костей крокодилов? Наркотик ли это, соль, специя? Просто ненависть к крокодилам? Также хотелось бы узнать, что у них в трюмах».
Принцесса вспомнила, что кто-то рассказывал ей о зернышках знания. Что якобы грузовой отсек у пигмеев набит мешками с маленькими, размером с пшенное зернышко, минералами с родной планеты пигмеев. Если это крупинку минерала положить под подушку, то во сне увидишь, что будет завтра. Действие у камешков разовое. Размер крохотный. Мешков с минералом много. Так что товара хватит не на одно поколение пигмеев. А за то, чтобы заглянуть хоть на день в будущее, покупатели охотно платят.
Девушка перепрыгнула через ручеек, потом посмотрела вверх, но Япета видно не было. Добраться до него было можно, но только на космическом челноке, а челноки стартовали исключительно с космодромов.
«Вот передам донесение, можно будет слетать на Япет, попытаться что-то разведать. Конечно, над его загадкой бьются сотни людей, но, может, я пойму то, что ото всех ускользало? В частности, прилетели ли они специально или просто сбились с курса?»
И вновь принцессе показалось, что она близка к разгадке, что факты у нее в голове сами собой складываются в общую картину, которую она пока не может осознать.
Следователь сцепил пальцы и посмотрел на Елену Варфоломеевну.
– Мне нравятся неприступные женщины, – сказал он. – Но всему же есть предел. Время тургеневских барышень, не дававших поцелуя без любви, прошло.
– У меня принципы, – ответила няня. – К тому же поцелуй с любовью и поцелуй без любви – это две огромные разницы, столь значительные, что, познав любовь, без сильных чувств уже и не хочется ничего делать. Бессмысленно. Пресно. Суррогат эдакий.
– А когда чувства есть, – подхватил следователь, – то земля уходит из-под ног, дыхание перехватывает от счастья, сердце стучит и разум заливает эйфория?
– Именно.
Следователь откинулся на спинку стула и посмотрел на нее через стол.
– Знаю. Вы храните верность покойному мужу. Уже лет десять, наверное?
– Не надо смеяться, – холодно сказала Елена Варфоломеевна.
– Я не смеюсь. Впору рыдать, – произнес следователь. – Даже с учетом того, что секс без любви слабая и жалкая подделка под настоящую близость. У вас-то даже подделки нет.
Елена Варфоломеевна бросила на него гневный взгляд. Следователь наклонился вперед.
