Через некоторое время перед их столиком вырос уже знакомый по пляжу халдей Франк.
– Текилу я не буду, – крякнул Левинсон. – Обстановка неподобающая.
– Я от виски тоже, пожалуй, откажусь, – сказал Потемкин. – Херес у вас хороший есть?
– Есть испанский семьдесят третьего года и португальский семьдесят восьмого.
– Давайте гишпанский, – выбрал Михаил. – И фруктовую корзину принесите.
– Сей момент.
Франк бесшумно растворился. Зрители уже почти все расселись. На сцене началось какое-то движение. Прожекторы заполыхали еще ярче, из черного отверстия, словно в цирке, поднялась платформа. Там стоял рояль, за которым сидел Элтон Джон в перламутровом костюме и фиолетовой шляпе с павлиньим пером. Одновременно радужка глаза раздвинулась, и показалась вторая платформа, на которой сидел оркестр. Запиликали скрипки, Элтон ударил по клавишам и запел Madman Across the Water[98] 1970 года. Зал начал подпевать ему, хлопая в ладоши:
Вскоре появился Франк с хересом. Он аккуратно разлил содержимое бутылки по бокалам. Кирилл вытащил из кармана пачку папирос и закурил от свечи. Левинсон, слегка притопывая, искоса посматривал на него. Судя по всему, в нем затеплилась надежда на более тесное общение с новым знакомым. Старенький Джон распалялся все больше и больше:
Зал взорвался аплодисментами. Кирилл затушил бычок. Во всем происходящем было что-то не так.
– Миша, мне опять кажется, что ты меня разводишь по поводу Беатриче, – заявил он Левинсону. – Ты не знаешь, где она.
– Правда? – Классик поднял брови. – То есть ты считаешь, что я обманщик, бесчестный человек?
– Да, я так думаю.
– Хорошо, давай замажем. Ты говоришь, что я тебя не приведу к ней, а я говорю, что приведу.
– И какая же ставка?
– Раз задета моя честь, ты должен поставить свою. Если проиграешь, придется тебе завтра переспать со мной.
– А если ты проиграешь?
– Ну… – задумался Левинсон. – Если я трахну какую-нибудь бабу, это вряд ли будет равноценной ставкой… Я ставлю на кон судьбу литпроекта «Пелевин».
– Как это?
– Если ты выиграешь, он будет закрыт навсегда. Для публики Виктор Пелевин просто скоропостижно умрет от какой-нибудь болезни.
– Хорошо, согласен. – Потемкин протянул руку. – Давай.
В нем проснулся дремавший годами азарт. Тем более, что сейчас для встречи с Бетой он был готов поставить все, что угодно. В этот момент сэр Джон начал исполнять «Can you feel the love tonight»[101]. Музыка была громкой, но не оглушающей, и кричать на ухо было совсем не обязательно.
– Ты хорошо подумал? – Миша цепко ухватил ладонь Кирилла и сжал ее. – Слово не воробей.
– Отлично подумал, давай!
– Нужен кто-то третий, чтобы разбить… – Левинсон почесал щеку, оглядываясь по сторонам. – Кого бы попросить-то? А! Беатриче! Разбей, пожалуйста.
Из гудящего и мигающего пространства перед ними выросла Беатриче. Увидев ее, Кирилл оцепенел. Он хотел было крикнуть, чтобы она не делала того, о чем ее попросил Левинсон, но почувствовал, что онемел, – челюсти и язык не слушались его. Бета, улыбаясь, подошла к ним и шутливо ударила ребром ладони по сцепленным кистям. Левинсон тут же разжал руку:
– Ну вот ты и попал!
– Привет, зайчики! О чем спорили? – спросила фея, присаживаясь за их столик.
Беатриче была не в халдейской униформе, а в воздушном белом платье, подчеркивающем ее великолепную фигуру. Она сняла с плеча элегантную сумочку и поставила на стол. Элтон Джон сотрясал амфитеатр мощным голосом:
В Кирилле смешались радость от того, что он ее встретил, и ужасная досада от того, что писатель его все-таки развел. Он схватил Беатриче за руку:
– Бета! Я тебя весь день искал. Переживал, черт-те что уже думал про тебя. Неужели не могла хотя бы весточку какую-нибудь послать?
Беатриче погладила его по руке и показала на Левинсона:
– Милый, так вот же весточка. Это Миша, мой старый друг. Я его попросила тебя найти и привести сюда. Специально его просила – ты ведь не будешь его ко мне ревновать. Так о чем вы тут спорили-то?
Левинсон ехидно прокашлялся. Кирилл замялся.
– Тебе лучше не знать, дорогая, – сказал он. – А где ты была целый день?
– Не хотите говорить – не надо. Секретничайте себе. – Беатриче немного надулась. – Может, вина даме нальешь?
Потемкин схватил бутылку и налил ей хереса. Беатриче попробовала:
– М-м-м! Вкусно! Давайте за встречу.
Звон бокалов растаял в овациях.
– Кира, не сердись на меня, – прощебетала фея. – Я сегодня весь день занималась тем, о чем мы вчера разговаривали.
– Ну и?
– Сейчас ты должен пойти и кое с кем встретиться.
– Без тебя я никуда не пойду, – насторожился Потемкин. – Конечно, об этом не может быть и речи. Мы вместе пойдем, прямо сейчас. Я сюда, в общем-то, за тобой пришла. Они допили херес и поднялись с мест. Левинсон игриво послал им вслед воздушный поцелуй: – Летите, голубки! А ты, Потемкин, не забывай, что долг платежом красен. Так что до завтра. – О чем это он? – встревожилась Беатриче. – Да так, не бери в голову. – Кирилл взял ее за руку и потащил к лестнице. Зрительный зал колыхался и шумел. Когда они достигли вершины амфитеатра, сэр Элтон начал I believe in love[103] .
Потемкин и Беатриче вышли на освещенную площадку, где ожидали клиентов халдеи на своих машинках. Впереди шелестела чарующая мгла леса Paradise.
– Ну и куда теперь? – спросил Кирилл.
– Туда. – Она показала на светящуюся дорожку, которая вела в чащу. – Пойдем, я тебе по пути все расскажу. Мы никуда не торопимся, как будто просто гуляем.
– «Как будто»? Да мы и в самом деле гуляем. – Кирилл совсем расслабился и запел: – Выйду на улицу, гляну на село – девки гуляют, и мне весело…
