откалываются и уносятся вниз обломки, попадая в конце концов в реки, текущие на север.
В галечниках долин, пересекающих перидотитовый массив, можно было намыть целое состояние, и лопата здесь нужна лишь для того, чтобы сгребать песок в сита. Воды для промывки в ручьях было достаточно. На месте лагеря Билла мы построили временное убежище, а в русле одного из ближайших к коренному месторождению ручьев соорудили из жердей «скамью», на которую ставили сита с алмазоносным песком. Устраивать «том» не было надобности, мы вполне обходились без желоба. Надо было только сгребать лопатой в сита песок из наиболее перспективных участков и промывать его.
У подножия скал лежали кучи разноцветной гальки, а в долинах ручьев были прямо-таки целые горы этой гальки. Дожди отлично ее промыли, и нам не требовалось особых усилий, чтобы прополоскать ее в сите и избавиться от глинистых примесей. Несколько дней мы работали как одержимые, сгребали песок лопатами, трясли, промывали, сортировали и обливались потом. Каждый день шли дожди, и уровень воды в ручье все время повышался. Когда мы только начали работу, вода доходила нам до щиколоток, а через три дня — уже до колен. Теперь нам приходилось вдвоем трясти одно сито, вместо того чтобы управляться с ситом каждому отдельно.
Небо по-прежнему было затянуто зловещими свинцовыми тучами, и иногда над скалами гремел гром. Я не обращал на это никакого внимания, да и Чарли, кажется, тоже. В каждом сите мы находили алмазы, главным образом «обломки» и гораздо реже целые камни в полкарата, в один карат, в два и три. По- настоящему крупные алмазы нам не попадались — камень в восемь-десять каратов был самый большой. Но мы нашли несколько камней по пяти-шести каратов, и я знал, что все найденное нами было лишь слабым намеком на те огромные богатства, которые пока спрятаны в глубине коренных пород и могут быть извлечены на свет божий только с помощью взрывов.
В сите нередко попадалось золото и куски розового кварца с вкрапленным в них золотом. Мы находили яшму, гранаты, циркон, горный хрусталь, оловянный камень и турмалин, но самое главное — мы находили алмазы! За пять дней — полторы тысячи каратов… Мы с Чарли теперь договорились, что он получает половину всей прибыли. В мерцающем свете керосиновой лампы я рассортировал добычу пятого дня работ и, как мне кажется, по справедливости поделил все найденные драгоценности. Ветер сотрясал нашу хрупкую хижину, угрожая вырвать столбы из земли, а Чарли так широко улыбался, что казалось, вывихнет себе челюсть. Он завернул свою долю в грязный лоскут, оторванный от рубахи, и тщательно спрятал сверток в своих лохмотьях.
Питались мы кое-как. Днем лишь наспех перекусывали, а как следует ужинали только после наступления темноты и не ложились до тех пор, пока усталость не валила нас с ног. Ночи нам казались ужасно длинными, и было жаль тратить на сон драгоценное время… Я с беспокойством поглядывал на небо.
— Ну, что? — не раз спрашивал я Чарли. — Надо уходить? Ведь скоро начнутся дожди.
— Ты что, сошел с ума? — отвечал Чарли. — Тут столько камней, а ты говоришь уходить… Сначала их надо все забрать, а уж потом идти. Да ты не бойся, хозяин, выберемся отсюда в полном порядке. Может, с трудом, но выберемся.
Я вполне понимал его. Чем больше имел я, тем больше имел и он. Сейчас у него уже было столько, сколько он не заработал бы и за два года, получая по два доллара в день. Да и сам я не очень-то торопился свернуть наши работы, пока не было риска утонуть во время наводнения. Конечно, мы искушали судьбу, но я крепко верил в способности Чарли. Мы старались больше работать, чем смотреть на небо, но оба хорошо понимали, что уходить все-таки придется.
Это не могло тянуться долго. Наступила наконец ночь, когда небеса разверзлись и начался настоящий потоп. Дождь хлестал с отчаянной силой. Мелкие ручейки превратились в стремительные потоки, которые неслись по узким долинам, становясь все внушительнее. Деревянную «скамью», которую мы соорудили недалеко от утеса, смыло водой, а сам ручей превратился в настоящее море, затопившее все вокруг. В черном небе ярко вспыхивали молнии, а раскаты грома сотрясали скалы.
Гроза продолжалась всю ночь и весь следующий день, и только к вечеру это безумие начало стихать. Ночью иногда показывалась луна. Ее мерцающий свет ложился на воду, блестевшую среди зарослей. Вода струилась из бесчисленных расщелин, стекала по камням вниз и вливалась в обширные, вздувшиеся болота. Все углубления, которые мы вырыли, были залиты водой. Теперь эти лужи быстро соединялись друг с другом в целые озера, а мягкая почва вокруг лагеря превратилась в жидкую грязь.
Почти все наше имущество промокло насквозь. Редко мне приходилось видеть такой сильный ливень. Он произвел на меня огромное впечатление. Надо было уходить, и побыстрее. Эта гроза была лишь первым предвестником надвигающихся дождей. В холодном утреннем свете Чарли уже казался не таким уверенным.
— Никогда я не видел такого ливня, хозяин, — сказал он. — Иногда в поездках все время шли дожди, но такого, как этой ночью, я никогда не видел. Да, хозяин, плохо, очень плохо! Реки сейчас быстрые и всюду пороги. Эссекибо — опасная река. Пожалуй, мне лучше идти с тобой на юг, хозяин.
Нам еще нужно было кое-что сделать здесь. Я не знал точно, когда смогу снова сюда вернуться, чтобы разрабатывать коренное месторождение, а доверять свою тайну кому-либо из официальных лиц города-сада я не собирался. Едва ли кто-нибудь уже наткнулся на это месторождение или увидел его с воздуха. Но когда-нибудь это все же может произойти, а я в своей жизни пережил уже немало разочарований и знал, что иногда простая предосторожность может спасти от многих неприятностей.
Вооружившись шестами, мы столкнули фюзеляж самолета и разбитый мотор в глубокую расщелину, заросшую папоротником, а сверху набросали сучьев, так что все следы самолета были полностью уничтожены. Потом выбросили раскиданные повсюду банки, бутылки и прочий хлам, который мог бы насторожить случайного пришельца. Свои собственные заявочные метки я оставил в бутылках с завинчивающимися пробками. После нашего ухода дожди смоют все остальные следы. В эту ночь снова был ливень, не такой страшный, как накануне, но все же очень сильный.
Дождь все еще не переставал, когда мы вышли из лагеря, направляясь к заброшенной индейской тропе. Я уходил с большой неохотой, но жаловаться мне не приходилось. Разумеется, мне хотелось взять отсюда как можно больше, но я и так неплохо поработал. Нам бы надо было уйти еще неделю назад, но ведь жадность — слабость, свойственная многим. Когда мы расстанемся с Чарли, ничто не может помешать ему разгласить нашу тайну, но я обещал взять его в компаньоны, когда снова вернусь сюда. Так что не в его интересах подводить меня.
Я всегда поступал с ним справедливо, и он, конечно, знал, что и впредь может рассчитывать на мое хорошее отношение, тогда как другие вполне могут воспользоваться его услугами, а потом обмануть. Я согласился оплатить ему обратную дорогу из Манаоса в Апайкву самолетом или пароходом, так что его сокровища останутся в неприкосновенности. Конечно, в Апайкве на Чарли градом посыплются вопросы, но я надеялся, что он будет держать язык за зубами.
Тем временем мы нашли старую индейскую тропу, которая начиналась на северо-востоке, в Нидерландской Гвиане, и шла через горные хребты на юго-запад. Однако не прошли мы по ней и полмили, как путь нам преградил горный обвал… Тропинка вилась по самому краю глубокого ущелья, так что обойти препятствие мы никак не могли. Но когда мы двинулись обратно, то случайно обнаружили в скале щель, по которой можно было выйти к выступу как раз позади обвала. Проход этот был таким узким, что я еле в него протиснулся.
В расщелине с жутким завыванием дул сырой ветер, а вверху на каменных плитах, как сухие листья, висели летучие мыши. Протиснувшись через этот длинный извилистый проход, мы снова оказались на дороге и стали рассматривать расстилавшиеся внизу темные джунгли. Ручьи и речушки мерцали, словно ленточки из тусклого серебра, и несли свои воды к какой-то поблескивающей вдали широкой реке. Чарли указал на нее рукой и удовлетворенно хмыкнул:
— Мапуэра! Наверное, миль двенадцать до нее…
Отсюда, с горы, казалось, что добраться до реки совсем нетрудно, но я-то хорошо знал, что стоило нам спуститься вниз, как сплошной зеленый хаос сомкнётся вокруг нас еще теснее, чем на гвианской стороне. В Бразилии путешественнику стоит лишь сойти с тропинки, слегка углубиться в чащу и сделать несколько поворотов, как он уже безнадежно заблудился. А если у него нет компаса, он может уже никогда не выбраться из джунглей, хотя бы до спасительной тропинки было не больше ста футов…
Мы начали спускаться по крутой тропке. Небо к этому времени потемнело еще больше, и косые струи
