другом. Мы должны воевать с ними так, чтобы они это поняли. — Он улыбнулся сначала одному великому, потом другой, и я восхитился тому, как он сблизил их признанием их заслуг. — Захватчики должны твердо знать, что смерти исходят от нас. И нам нельзя убивать всех. Нескольких придется пощадить. Быть может, лишь одного, если правильно выбрать. Того, кто обладает положением и властью среди них.
На лицо Дэйси вернулся гнев, но мальчик-солдат не обратил на это внимания.
— Этот человек станет нашим посланцем. Мы пошлем его обратно к его королю с условиями. С соглашением. Мы предложим не убивать их, если они будут придерживаться правил, которые мы им сообщим.
— И что же это будут за правила? — осведомилась Дэйси.
— А это, — спокойно ответил мальчик-солдат — мы еще решим. Конечно, прежде всего им будет запрещено рубить деревья, на которые мы укажем. Впрочем, возможно, лучше будет запретить им даже входить в эту часть леса.
— И они навсегда покинут свой форт и никогда туда не вернутся! — с удовлетворением добавила Дэйси.
Мальчик-солдат слегка пожал плечами.
— Мы можем им это сказать. Но в таком случае они вряд ли согласятся соблюдать это соглашение. К тому же это может вызвать недовольство народа.
— Недовольство? Тем, что захватчики больше не угрожают нам? Тем, что в наши жизни снова вернутся мир и спокойствие?
Мальчик-солдат язвительно улыбнулся.
— Тем, что товары, так пригождающиеся нам каждой осенью, перестанут течь сквозь наши руки. — Он небрежно потянулся и положил ладонь на загривок Оликеи, словно приласкав. — Не говоря уже об украшениях.
На шее Оликеи висело несколько нитей ярких стеклянных бус, подаренных мной. Как странно, что он заметил ее украшения, в то время как я и думать о них забыл.
Дэйси презрительно от него отмахнулась.
— Мы торговали с западом задолго до того, как Геттис завелся на нашей земле, точно язва. Задолго до того, как они попытались прорубить дорогу через наш лес.
— И мы поощряли эту торговлю! — любезно согласился мальчик-солдат. — Но после того как мы вырежем всех гернийцев и сообщим, что им нельзя будет ни построить хоть один дом вблизи Геттиса, ни входить в наш лес, как ты думаешь, сколько купцов к нам приедет? Что у нас есть такого особенного, чего они не смогут получить больше ни от кого? Ради чего им рисковать жизнью?
Дэйси нахмурилась и немного помолчала, обдумывая вопрос.
— У них нет ничего, в чем мы нуждаемся! — наконец возмутилась она. — Ничего. Лучше прогнать их с нашей земли и избавиться от их зла и жадности.
— Верно, у них нет ничего, в чем нуждались бы мы. — Мальчик-солдат чуть выделил голосом последнее слово. — Я уверен, ни у кого здесь нет стального огнива. Ни у кого нет дома железных инструментов. Кое-кто носит бусы, украшения или одежду, сделанную на западе. Но ты права, Дэйси. Нам они не нужны. Наряды, которые моя кормилица принесла на ярмарку, она быстро выменяла у торговцев, пришедших из-за соленой воды. Такое впечатление, что они нуждаются в этих товарах. Она много и выгодно с ними менялась на вещи, нужные ей самой. Но я уверен, что ты права. Стоит нам отказаться от товаров захватчиков, и мы найдем другие, мы сделаем их сами и будем все так же выгодно торговать с теми, кто приходит из-за соленой воды. Они не спросят у нас: «Где та яркая материя, за которой мы приплыли в такую даль?» Вне всякого сомнения, они будут счастливы меняться на одни лишь меха.
За его речью не последовало тишины. Дэйси не шелохнулась, но шепот метнулся вдоль стен шатра, словно вспугнутая мышь. Руки украдкой касались серег и тканых юбок. Никто не осмелился вслух сказать ей, что она ошибается, но волна шепота ясно сообщила ей то, что, как все знали, она не хотела бы услышать. Торговля с захватчиками была крайне важна, если народ собирался обмениваться с теми, кто прибывал из- за моря. Мясо и шкуры, кожа и меха, изящные вещицы, вырезанные из дерева, позволят кое-что купить, но торговцы из-за соленой воды особенно охотно брали товары с запада.
И тут мальчик-солдат нанес заключительный удар.
— Уверен, мало кому из нас будет недоставать табака. И мы обязательно найдем, чем еще торговать с другими людьми, которые приходят на ярмарку. Когда они обнаружат, что у нас нет больше гернийского табака, они не уплывут разочарованными: мы отыщем что-нибудь другое, не менее для них желанное. — Он говорил небрежно, словно это было проще простого.
Дэйси нахмурилась еще сильнее. Один из кормильцев поставил перед ней тарелку пирожков с поджаристой хрусткой корочкой. Она схватила один и вгрызлась в него так, словно откусывала голову врагу.
— И что же ты предлагаешь? — резко спросила она, прожевав и проглотив лакомство. — Зачем утруждаться нападением на них, если мы не собираемся прогнать их навсегда?
Я почувствовал, как дернулись мышцы на лице мальчика-солдата, но он сдержал улыбку.
— Мы нападем на них и убьем достаточно, чтобы дать им понять, что могли вырезать их всех. И мы нападем на них сплоченно, что заставит их думать, будто мы похожи на них.
— Похожи на них? — вновь оскорбилась Дэйси.
— Достаточно похожи, чтобы они смогли нас понять. Сейчас они относятся к нам так же, как мы — к кроликам.
Дэйси недовольно хмыкнула. Еще одно сравнение, которое она не оценила.
— Мы ведь не считаем, — неумолимо продолжил мальчик-солдат, — что нам следует обратиться к великим кроликов и спросить у них позволения охотиться на их народ. Мы не говорим себе: «Вот жилища народа кроликов. Я остановлюсь здесь и предупрежу его обитателей, что пришел с миром, прежде чем идти дальше». Нет. Когда мы хотим мяса, мы охотимся, убиваем кроликов и едим их. Если мы хотим пройти мимо их жилища, мы проходим. Если мы хотим построить дом там, где уже есть кроличья нора, мы не спрашиваем разрешения кролика и не ждем, что он оскорбится, если мы так поступим. Нам это безразлично. Пусть кролики уберутся куда-нибудь еще, думаем мы. И мы поступаем так, как хотим, с местами, где они живут.
— Но они же просто кролики, — возразила Дэйси.
— Пока ты не встретишь кролика с мечом. Пока кролики не придут ночью, чтобы сжечь дом, который ты построила. Пока великие кроликов не встанут перед тобой со словами: «Отныне ты будешь уважать мой народ и землю, принадлежащую моему народу».
Дэйси все еще хмурилась. Я заподозрил, что мальчик-солдат выбрал не лучший способ для выражения собственных мыслей.
— У кроликов нет великих, — веско указала Дэйси. — У них нет магии. Они не следуют за вождями и не действуют сообща. Они не умеют разводить огонь, они не могут разговаривать с нами и потребовать уважения.
Она говорила пренебрежительно, словно разъясняла нечто очевидное глупому ребенку.
Мальчик-солдат выждал с полдюжины ударов сердца.
— Именно так про нас и говорят захватчики, — наконец очень мягко заключил он. — Что у нас нет правителей, а нашей магии не существует на самом деле. Что у нас нет мощного оружия, как и желания им пользоваться. Им даже в голову не приходит, что мы можем потребовать уважения к нашим землям, поскольку они не считают, что мы ими владеем.
— Значит, они глупцы! — заявила Дэйси с глубочайшей уверенностью в собственной правоте.
Мальчик-солдат тихонько вздохнул. Кажется, он жалел, что не может с ней согласиться.
— Они не глупы, — вместо этого возразил он. — Они, по сути, очень умны, но совсем не так, как это принято понимать у нас. В то время как наша молодежь охотится, строит дома и начинает жизнь, их юношей посылают в особое место, где они учатся тому, как присвоить себе весь мир.
Дэйси прищурилась. Она явно не поверила ему.
— Я побывал там, — продолжал мальчик-солдат в недоверчивой тишине. — Я узнал, чему они учат своих воинов. И понял, как обратить эти знания против них.
Во мне нарастала холодная ярость. Он повернет все, ему выучился в Академии, против нас? Что ж,
