В общем, полная пастораль. И все в таком же духе.
А я, дура городская, мне это все как-то в новинку, поэтому я мило краснею, слушая простые деревенские перепевки.
Потом начались танцы. Как ни странно, сначала был какой-то народный танец под тот же баян (или гармонь, подробности выветрились), который плавно перерос в «а теперь — дискотека!». И длилось это безобразие часов до трех ночи. Я, правда, в два уже засобиралась домой. А одной идти боязно, но мои знакомые девушки уходить не хотели ни за что.
Чтобы попасть к дому, нужно было сначала от клуба добраться до деревни, а потом еще по деревне идти. По деревне-то уже проще, потому что там фонари горят, а вот до деревенской околицы, которая была явно обозначена плетнем, приходилось переть только при свете луны.
И вот вышла это я из клуба, обогнула компанию разгоряченных молодых людей, которые еще не дошли до стадии «махаться», но уже прошли стадию «ты меня уважаешь?», и пошла себе по дороге. Тишина, какие-то насекомые подают голоса в траве. Слышу — кто-то догоняет.
Это кавалер у меня нарисовался. Тракторист из соседней деревни. Первый, практически, на ней парень. Догоняет и спрашивает так, вежливо:
— А, бля, ничо, бля, если я тебя до дому, бля, провожу?
Здоровенный такой парниша, в самом красивом прикиде для танцев — гимнастерка, заправленная в галифе, ремень офицерский — чудо, а не ухажер.
На что я не менее вежливо отвечаю, что найду дорогу сама. Но при этом боюсь страшно — черт их знает, этих деревенских, что там у него, в алкогольном бреду, в голове сформировалось.
А сформировалось у него, что я вполне себе объект для ухаживаний. Все дело в том, что в четырнадцать лет я выглядела гораздо старше собственного возраста, эдакий вполне себе свежий персик. Поэтому до околицы мы шли противолодочным зигзагом: он пытался приобнять меня то за плечи, то за талию, а я пыталась уйти красивым финтом.
Вот и околица. Плетень, высотой примерно метр. И мой кавалер начинает меня к нему притирать. А мы уже под фонарем. Я смотрю — глаз красный, хвост дудкой — вот-вот целоваться полезет, а то и еще чего покруче. А я цветок. Боюсь его — сил нет. Уговаривала я его отстать, уговаривала, а он все лезет и лезет, скотина безрогая. Поэтому от испуга я схватила его за офицерский ремень и посадила ухажера на плетень. Прямо на колья. Травм, несовместимых с жизнью, я ему не нанесла, зато штаны порвались, и он повис, зацепившись рваными штанами за кол. А «Гарун бежал быстрее лани».
Вывод, что физически он не повредился, я сделала из того, что страшным криком он не кричал, зато матерился преизрядно. Честно говоря, я думала, что он мне на следующий день шею свернет, однако степень его подогретости была такова, что назавтра он не смог вспомнить, с кем же это он так красиво гулял «под большое декольте».
Да, еще посещение деревни было ознаменовано приездом автолавки. Для местных жителей — это событие; для меня автолавка стала событием еще большим, потому что в ней были книги. Кто помнит, как мы сдавали макулатуру, получали талоны и покупали книги, польские дезодоранты и туалетную бумагу? Так вот, там, в этой автолавке, все было без талонов. А уж желающих на дезодоранты и книги вообще не было.
И единение с природой. Например, мне было дано задание — накормить бычка. Бычок — молоденький, хорошенький, рожки еще не прорезались, а только вспучились бугорками — бродил по загону и чесал свои будущие рога о перекладины. А тут и я с ведром. Зашла в загон, как большая, ведро поставила и нагнулась перемешать его содержимое.
Ну конечно! Конечно, вид моей обширной задницы (надо заметить, что она была отнюдь не в красных пролетарских шароварах, а в скучных синих тренировочных штанах) привел бычка в веселое расположение духа. Он разогнался, как мог…
Полет был недолгим, но стремительным. Мордой в укроп. Еще пару дней сидеть я просто не могла, потому что синяки на каждом полупопии категорически возражали против сидячего положения, а сама я ходила и удивлялась, как это ловко я пролетела между горизонтальными слегами и не задела их. Бычок страшно радовался каждый раз, когда я перемещалась мимо загона, но повторить попытку кормления скотины я так и не решилась.
Еще эти люди попытались научить меня доить корову, но это мероприятие им не удалось. В пятом, примерно, классе, чтобы отучить меня от дурной привычки грызть ногти, мама заставила меня сделать маникюр. Поэтому длинные когти мешали мне въехать в процесс как следует, а стричь их я не соглашалась ни за что.
Санитарка, звать Тамарка
Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство.
В школе я училась хорошо. Просто прекрасно я училась, не считая литературы и физкультуры. Но если по физкультуре я еще могла что-то сделать с помощью силы воли — я даже сдала нормативы на серебряный значок ГТО — то с литературой дело было швах. Родителям объяснили, что даже репетитора мне нанимать бесполезно, потому что знание литературы — это от Бога. Ага, особенно в пределах школьной программы.
Зато с другими предметами все было отлично. Правда, преподаватель НВП меня чуть не пристрелил, но это не за малые знания. Вот как дело было.
В школьные годы чудесные был у нас такой предмет — НВП. То есть для тех, кто моложе, — начальная военная подготовка. И в рамках этой радости мы изучали всякое. А еще наш класс принимал участие в разнообразных «Зарницах» и «Орленках». Поэтому нас учили странному. Меня, например, научили азбуке Морзе и флажковой азбуке (я, типа, была связист). А подружка моя, Лийка, была санитаркой. И эти наши знания мы должны были демонстрировать не просто так, в классе, а на пересеченной местности.
Во время «Орленка» нас вывозили куда-то за город, где мы не просто шли на лыжах, а еще и по команде «Газы!» должны были продолжать движение на лыжах в противогазах. На ремне у каждого участника болталось по две толкушки для картошки, разрисованных под хохлому — они изображали, как вы поняли, гранаты. И, между прочим, мы закидывали ими курсантиков, притаившихся в окопах.
Одного так удачно закидали, что он был увезен скорой помощью, потому что получить по бестолковке ловко брошенной толкушкой для картошки в некоторых случаях равносильно взрыву настоящей гранаты. И потом мы каждый должны были на своей полевой станции продемонстрировать свои знания и умения, за что школе начислялись очки.
Вернемся к Лийке и опишем окружающую действительность. Жила она на тот момент в нормальной коммуналке на Петроградской стороне — их семья, соседка с сыном и еще две старушки — Серафиме не помню, сколько было, а баба Галя уже преодолела восьмидесятипятилетний рубеж. Телефон один — в коридоре.
Накануне «Орленка» подруга моя поняла, что чего-то недоучила, и стала звонить мне. Наша жизнь вообще проистекала оригинально. Каждое утро Лийка приходила ко мне, будила, варила кофе, а в это время
