Приехали. А на работе меня ждут с прутком.
— Так, — сказала я себе, — что у нас там с избой, которую нужно поджечь? — И достала из рюкзачка ножовку.
Как я пилила этот пруток! Это апофеозо модерато я буду помнить всю жизнь. Мне достаточно скоро стало тепло, а потом и жарко. Пот заливал мне глаза, когда я терзала вязкий алюминий своей доморощенной ножовкой! Естественно, этот прибор не был предназначен для такой работы. Естественно, распил пошел винтом, и я с ужасом думала, что я сейчас напилю изящную спираль по этому прутку. Но, в конце концов, мне удалось соединить концы распила, и я продолжила свою работу. Два часа я изображала рефлектор в ангаре. Три бабульки в каморке пили чай, периодически выдвигаясь на смотровую площадку и споря, удастся мне этот подвиг Геракла или не удастся.
Подвиг почти удался. Но, когда только в центре прутка остался неотпиленный участок с пятикопеечную монету, ножовка сломалась. Это была катастрофа. Нужно было придумать что-то, чтобы мои старания были не напрасными. И я придумала. Я усадила трех бабушек на один конец прутка, а сама, как бешеный гамадрил, стала прыгать на втором конце. В результате мы его обломали.
Но этим история не закончилась. Заполучив в руки эту металлическую бандуру с изящным конусом на одном конце, я оказалась на улице. У черта в заднице. На улице, по которой изредка ездят машины. Как вы думаете, много желающих было подобрать девицу с двухметровым бревном темным и холодным февральским вечером, когда нормальные люди торопятся домой? Наверняка тот человек, который в конце концов остановился, был добрым самаритянином. Мы запихнули мой груз и меня (потому что вдвоем мы с грузом влезали не очень хорошо) и поехали на Рижский проспект. Когда автомобиль остановился у института, кто-то из товарищей увидел меня, вылезающую из машины. Тут же передали это начальству, и Сережа с криком: «Что же ты так долго!» — вывалился из проходной. И тут он увидел пруток. Его большие выразительные еврейские глаза стали настолько выразительными, что их не испортило даже российское «Еп…».
Рыба под названием «Пила»
Кстати, мои навыки по распилу металла потом очень пригодились мне в быту. Достаточно скоро. Видимо, если бы о моей жизни снимали фильм ужасов, он бы назывался неоригинально. «Пила». В их загнивающем Западе такой фильм уже был. Но какой-то он далекий от реальности. А я — гораздо ближе.
Шла я домой — и было мне хорошо. Потому что была суббота, шла я из магазина, несла в пакете овощи и фрукты, а дома, в миске, размораживалась курица, с огромным трудом добытая с самого утра. В те времена курица в миске была равноценна медведю, заваленному с помощью рогатины, так как усилий на ее приобретение затрачивалось примерно столько же.
А еще у меня в пакете — мороженое, которое я очень хотела и купила себе в награду. Черносмородиновое, причем не гнусного розового цвета, а настоящее фиолетовое, с кислинкой. Короче, жизнь играла яркими красками.
В лифт я не полезла — вот еще, руки заняты, а лифт, во-первых, в сетчатой шахте, где нужно дверь самостоятельно открывать, во-вторых, если дверь открыл, то тебя по заду хорошенько приложит сильно подпружиненная внутренняя дверь, в-третьих, этой же дверью тебе прищемит руку, когда ты захочешь закрыть внешнюю, в-четвертых, повезет он тебя только до полтретьего этажа, а в-пятых, из него нужно еще таким же макаром выйти. Ну его.
Поэтому я пешочком, пешочком.
Вот и квартира. Достать ключи, открыть нижний замок, потом верхний… Тут мороженое начинает перемещаться в пакете, и я понимаю, что сейчас его накроет картошкой. Делаю движение на удержание, нечаянно бью коленом в дверь — и все. Катастрофа, приехали.
Верхний замок — ригельный. В качестве запирающего механизма — два штыря. От удара ключ как-то перекосился, выскочил из скважины и больше в нее не вставился ни за что. Потому что один стержень уже убрался в замок, а второй соскочил, воткнулся в гнездо и по-прежнему держит дверь.
Тут я достала мороженое — не пропадать же добру, думаю-то я медленно, и стала обозревать жизненные обстоятельства.
В квартиру не попасть — это понятно. Родители, у которых есть запасные ключи от моей квартиры, на даче. Поехать к ним на дачу — это значит вернуться только завтра, а курица? Моя прекрасная, дивная курица, которая явно заскучает на летней жаре без холодильника? Нет, это тоже не пойдет.
Вызвать мастеров — денег нет. Я что, зря по магазинам ходила? Нет, они есть, конечно, но внутри. А я — снаружи. Вся.
И стала я ломиться по знакомым соседям. Соседи, не будь дураки, тоже все по дачам разъехались — жара. Одну соседку нашла — она с грудным ребенком дома маялась. А муж ее, на которого и была моя надежда, умотал в командировку.
И что делать? Как жить бедной девушке, ставшей бомжом ни с того ни с сего?
Так что в этот раз на подвиг меня вдохновила синяя холодная тушка, весело растопырившая крылышки с остатками перьев.
Взяла я у соседки (правильно, вы меня уже знаете) полотно от ножовки по металлу. И стала пилить.
Если сравнивать алюминиевый пруток и часть замка — пруток был не в пример удобнее. Потому что штырь замка — это закаленный металл. Потому что ход полотна — всего пять миллиметров. И угол наклона ножовки уж больно неудобный.
Часов шесть я его пилила. Для того чтобы не поранить руки, на полотно надела картофелину. Вспомнила все карикатуры про заключенных и ножовку в булке. Прокляла на свете все мороженое, которое вздумало сползать под картошку. Подвергла анафеме курицу на столе (хотя она была совершенно ни при чем).
Мимо меня по лестнице ходили люди. И хоть бы одна сволочь поинтересовалась, а что это девушка делает с дверью? И чем это она там, тихо матерясь, елозит туда-сюда в замке? Или чтобы милицию, что ли, вызвали. Нет. При желании и некоторой сноровке я могла бы перепилить замки во всех дверях лестничной площадки. Просто сил уже не было.
Да, курицу-то я пожарила. И суп на курином бульоне сварила. А на следующий день у меня болели такие мышцы, о существовании которых я даже не подозревала, хоть и занималась шейпингом не один год.
Макароны и стриптиз
Между прочим, не только наше канадское начальство приезжало в Питер, но и Сережа ездил за границу. В те тяжелые времена чаще всего на гарнир что мы ели? Правильно, картошку и макароны. Про картошку ничего не скажу, какая была, такая и осталась. А вот макароны сейчас изменились.
В те времена (даже уже противно, что я так пишу, но ничего не поделаешь!) макароны были — серые. С ними хорошо было делать макароны по-флотски и их же выдавать юнгам для продувания. Потом были рожки и лапша. Все. А, забыла про шестеренки в пакетиковых супах, но они не считаются, потому что не из пакетика же их выковыривать.
И Серега наш поехал в Канаду в командировку. Квартирку однокомнатную ему в университетском городке выдали, потому что наша MPB при научном учреждении подвизалась. И, стремясь к экономии,
