Наверное, он не мог винить ее за это.
Он вытащил ботинки из коробки, вынул из них комки бумаги и опустился на одно колено. Он ожидал, что она упрямо откажется поднять ногу, но она уступила, он провел рукой по ее голой ступне, чтобы удалить возможные песчинки, и вдел ее ногу в ботинок. Затем повторил процесс с другой ногой, после чего, все еще стоя на одном колене, поднял на ее глаза.
— Подходят? Нигде не жмет?
Он знал, ботинки очень походили на те, которых она лишилась: простые, черные на плоской подошве. Но на этом схожесть заканчивалась. Эта пара была сделана из качественной кожи, с удобным супинатором и обладала хорошей конструкцией. У другой ее пары подошвы были тонкие, как бумага, а швы уже начали изнашиваться. Она носила в кармане семь тысяч долларов и ходила в пятнадцатидолларовых ботинках. На что бы она ни тратила свои деньги — это была не одежда.
— Чувствую себя прекрасно, — неохотно ответила она. — Но не на сумму в сто двадцать восемь долларов.
Он тихо рассмеялся, поднялся на ноги и на мгновение взглянул вниз на ее лицо, очарованный столь беспрестанным упорством. Она была одной из тех женщин, чьи личные качества делали ее более симпатичной, чем она была на самом деле. Не то, чтобы она не была симпатичной; она была таковой. Не яркой, не прекрасной, просто на нее было приятно смотреть. Но то, что было в осанке, в саркастическом, нахальном рте, в «посылающих-тебя-к-черту» глазах, заставляло ее лучиться жизнью. Из-за этого Лорну Клэй никогда не стали бы описывать как спокойную.
Он должен освободить ее от принуждения, держащего ее здесь, но если он это сделает, она уедет, и не только из этого дома, но также и из Рено. Он знал это с уверенностью, которая охлаждала его.
Данте очень хорошо чувствовал себя в обычном, человеческом мире, но он был дрэниром Рейнтри, и в пределах своего царства ему повиновались. Он был дрэниром уже семнадцать лет, с тех пор как ему исполнилось двадцать, но даже прежде он вел необычную жизнь. Он принадлежал к королевской ветви Рейнтри. Он был принцем, прямым наследником, а теперь и дрэниром.
Ему не часто приходилось слышать слово «нет», и он не горел желанием услышать его от Лорны.
— В пределах этого дома ты можешь идти, куда пожелаешь, — сказал он и безмолвно добавил условие, что в случае опасности, принуждение отменялось. Если дом вдруг загорится, он хотел, чтобы она была в состоянии убежать. После прошлой ночи такие вещи не проходили мимо его внимания.
— Почему я не могу уйти? — Ее орехово-зеленые глаза переполняла ярость, но по крайней мере, она не ударила его кулаком, не ущипнула и не толкнула.
— Потому что ты убежишь.
Она не отрицала этого и посмотрела на него, прищурив глаза.
— И что с того? Я же не нахожусь в розыске за какое-нибудь преступление.
— С того, что я чувствую себя ответственным за тебя. Ты много чего должна узнать о своих способностях, а я могу тебя обучить. — Это было столь же хорошее оправдание, как любое другое, и казалось логичным.
— Я не… — Она начала было отрицать, что имеет какие-то способности, но остановилась и глубоко вздохнула. Не было никакого смысла отрицать очевидное. Когда он в первый раз поднял эту тему в своем кабинете, ее отрицание было прямым и абсолютным. Теперь, по крайней мере, она начинала принимать свою природу.
Как она пришла к такому категорическому отрицанию своей сути? Он подозревал, что знает как, но если она не готова рассказать, он не станет настаивать.
В следующий момент она упрямо сказала:
— Я сама за себя отвечаю. И не хочу и не нуждаюсь в твоей милостыне.
— В милостыне не нуждаешься. В знаниях — да. Думаю, я был неправ, когда сказал, что ты предсказатель. — Он наблюдал за вспышкой облегчения на ее лице, которая немедленно исчезла, как только он продолжил. — Думаю, ты можешь быть ясновидящей. Ты когда-нибудь слышала об этом?
— Нет.
— А об
— Какое-то арабское название.
Он усмехнулся.
— Это форма штормового контроля. Мой брат Гидеон имеет такой дар. Он может вызвать для себя молнию.
Она жалобно взглянула на него.
— Это похоже на форму умственного расстройства. Какой дурак захочет оказаться вблизи молнии?
— Гидеон. Электричество питает его. Он также обладает электрическим психокинезом, который, если говорить коротко, означает, что он губит электронику. Он взрывает уличные фонари. Поджаривает компьютеры. Это не безопасно для него, особенно когда он летает, поэтому я посылаю ему защитные амулеты.
Пусть неохотно, но она заинтересовалась. Он увидел быстрый проблеск в ее глазах.
— Почему он сам не делает их для себя?
— Это примерно так же, как прорицатели не могут увидеть собственное будущее. Только члены королевской семьи могут создавать амулеты, но не для самих себя. Он полицейский, детектив, расследующий убийства, поэтому я слежу, чтобы он всегда был снабжен защитным амулетом, а когда у него возникает необходимость совершить перелет, посылаю талисман, который ограждает электрическую энергию, чтобы он не спалил компьютеры всего самолета.
— Электрический психокинез, — медленно повторила она, пробуя слова на вкус. — Звучит странно.
— Это я уже слышал, — сухо ответил он. Он также слышал, что Гидеон иногда светится после секса, или возможно до. Или во время. О некоторых вещах братья не задавали друг другу слишком много вопросов. Но раз Лорна наконец проявила интерес к целому диапазону не поддающихся объяснению способностей, он не возражал против использования некоторых наиболее экзотических из них, чтобы заинтриговать ее.
— Скажи мне вот что, — сказал он, как будто ему только что пришла в голову некая идея, хотя на самом деле он обдумывал ее все утро. — Почему бы тебе не согласиться на короткий период, скажем, к примеру, на неделю, позволить мне учить тебя некоторым основам, чтобы ты могла защищать себя? Ты настолько чувствительна к каждой встречной волне энергии, что я удивляюсь, как тебе вообще удается находиться на публике. Я могу также провести несколько простых тестов, чтобы получить приблизительную картину относительно того, насколько ты одарена в различных областях.
Он увидел на ее лице вспышку отрицания этой идеи, но любопытство пересилило. Хотя за ним почти незамедлительно последовала настороженность; она нелегко вверяла себя в чьи-то руки.
— Что я должна буду делать? — спросила она осторожно.
— Ты не обязана что-то делать. Если ты абсолютно против идеи учиться, то я не собираюсь привязывать тебя к стулу и заставлять учить уроки. Но так как ты в любом случае на несколько дней останешься здесь, ты могла бы использовать это время, чтобы узнать кое-что о себе.
— Мне понадобится моя одежда, — сказала она, и это было настолько близко к капитуляции, насколько было возможно услышать от нее.
— Назови мне свой адрес, и я привезу ее сюда.
— Это только на несколько дней. После этого, я хочу, чтобы ты пообещал, что снимешь это глупое принуждение и позволишь мне уйти.
Данте задумался. Он был дрэниром и не мог с легкостью дать свое слово. Наконец он сказал:
— Через неделю я над этим подумаю. Ты умна, за неделю ты можешь многому научиться. Но пока я не могу дать конкретное обещание.
