меня.
Они пересекли широкий вестибюль и подошли к лифту; в ее походке появилась новая грация, которой не было прежде. Губы под помадой были тонкими, ресницы, обрамлявшие красивые глаза — ненатурально длинными и черными; густые светлые волосы поднимались наверх плавной волной. Войдя в лифт, он получил возможность более пристально рассмотреть ее, но она заметила его внимательный взгляд, и он быстро отвернулся.
— Шестой,— обратился Джон к лифтеру.
— Да, сэр.
Лифт плавно заскользил вверх. Из динамика, вмонтированного в панель управления, лилась электронная музыка. Джон внезапно вспомнил Канаду; постоянный музыкальный фон после прибытия из Англии казался ему непереносимой особенностью Нового света; сейчас он вызвал у него раздражение.
— Шестой этаж, сэр,— сказал человек, когда двери открылись.
Джон направился по коридору к своему номеру, отпер дверь и шагнул в комнату. Ева сбросила пальто.
— Хочешь сигарету? — спросил Джон, повернувшись, чтобы взять новую пачку с прикроватной тумбочки.
— Спасибо.
Он заметил, что она наблюдает за ним. Протягивая ей сигарету давая прикурить, он пытался проанализировать выражение ее лица, но сделать это оказалось непросто. Во взгляде Евы сквозило любопытство, улыбка, похоже, содержала в себе иронию; в неподвижности женщины ощущалось напряжение, самообладание стоило ей определенных усилий.
Что-то в ее манере держаться озадачило Джона; инстинктивно желая продлить вступительную часть беседы и дать себе больше времени для того, чтобы понять, как ему следует вести себя, он небрежно обронил:
— Ты, кажется, почти не изменилась с того уикэнда в Бариане.
— Да? — кокетливо произнесла она.— Надеюсь, ты ошибаешься. Тогда я была очень молодой и очень глупой.
— Я не вижу, почему надо было быть молодой и глупой, чтобы хотеть выйти замуж за Макса. Большинство женщин предпочитают иметь богатых мужей, к тому же люди из мира автогонок обладают определенным притягивающим блеском.
— Молодость и глупость помешали мне понять, что Макс не из тех мужчин, кто женится.
— Зачем идти к алтарю, если всегда можно соврать гостиничному клерку?
Он опустился в кресло напротив Евы и жестом предложил ей сесть.
— Некоторым женщинам нечего предложить мужчине, когда речь идет о забеге на длинную дистанцию.
— Большинство мужчин не заинтересованы в забеге на длинную дистанцию.
Он внезапно улыбнулся, быстро встал и подошел к окну; руки его находились в карманах.
— Брак — это забег на длинную дистанцию,— сказал он,— который кончается, когда партнеры принимают решение о разводе.
Он снова опустился со смешком в кресло; заметив, что ее глаза завороженно следят за ним, он в сотый раз спросил себя, что привлекательного находят женщины в его неугомонности, вечном движении, беспокойстве.
— Я бы хотела познакомиться с твоей новой невестой,— неожиданно сказала она,— просто из любопытства.
— Она тебе не понравится.
— Почему? Она похожа на Софию?
— Отнюдь.
Он задумчиво погладил подлокотник, расправляя обивочный материал своими сильными пальцами.
— Ты, верно, ненавидела Софию в тот уикэнд,— сказал он, не глядя на Еву.— Если бы я не был поглощен своими проблемами, то, пожалуй, нашел бы время пожалеть тебя.
Помолчав, Джон добавил:
— Макс оказал тебе медвежью услугу, взяв тебя с собой. Она пожала плечами.
— Это все осталось в прошлом.
— Да? Молчание.
— Что ты хочешь сказать?
— Когда ты позвонила мне сегодня вечером, мне показалось, что ты хочешь возродить прошлое.
Она уставилась на него.
— Разве не ты позвонил мне?
Ева по-прежнему смотрела на Джона. Он подался вперед, потушил сигарету и быстро сел рядом с ней на кровать.
— Дай мне твою сигарету.
Она молча протянула ему сигарету, и он погасил ее о пепельницу.
— Ну,— сказал он, не касаясь Евы, но демонстрируя готовность сделать это, если она проявит упрямство,— что за игру ты затеяла?
По ее губам скользнула улыбка; она убрала прядь волос со лба, словно пытаясь решить, что она хочет сказать. Он почувствовал, что его терпение истощается, а раздражение нарастает; он с трудом сдерживал поднимающуюся в душе ярость.
Наверно, глаза выдали состояние Джона; она замерла, касаясь пальцами волос и глядя на него; Джона вдруг охватило страстное желание схватить женщину за плечи и вытряхнуть из нее правду, таящуюся за холодным, невозмутимым лицом.
— Будь ты проклята,— тихо сказал он.— Будь ты проклята. Джон замер, услышав какой-то звук. Это был звонок — настойчивый, отвратительный. Его злость мгновенно остыла. Оттолкнув женщину, он потянулся к прохладной черной трубке телефона.
— Джон,— сказала Ева.
— Это мой сын. Он снял трубку.
— Джон Тауэрс слушает.
— Вам звонят, мистер Тауэрс. Мисс Сара из Торонто...
— Одну минуту.
Он вдавил трубку в подушку, закрыв микрофон.
— Иди в ванную,— приказал он женщине.— Это личный звонок. Жди там, пока я не закончу.
— Но...
— Быстро!
Она ушла молча. Дверь ванной закрылась за Евой, и Джон остался один.
— Спасибо,— сказал он в трубку.— Я слушаю. В линии щелкнуло, чей-то голос произнес:
— Соединяю вас с мистером Тауэрсом.
В трубке зазвучал чистый, нежный, неуверенный голос Сары:
— Джон?
Она словно сомневалась в том, что действительно может говорить с ним через Атлантику.
— Сара,— сказал он; внезапно к горлу подкатился комок, горячие слезы навернулись на глаза.— Я собирался позвонить тебе.
— Да, знаю,— радостно произнесла она,— но мне не терпится сообщить тебе новость, поэтому я позвонила сама. Джонни, тетя Милдред вернулась в Лондон из круиза на неделю раньше — она сошла в Танжере, потому что ей не понравилась еда,— так что теперь у меня досрочно появилась надежная дуэнья! Можно мне прилететь в Лондон послезавтра?
