Фрэнсису Бойлану».
Ирландец пожал ей руку и, повернувшись к Данфи с выражением одобрения на лице, произнес:
— Хорошая работа.
Вскоре они уже сидели за тарелкой тапас и пили, а Томми жаловался на «тяжелую жизнь» на Тенерифе.
— Она нас обоих убивает, — сказал он. — Фрэнсис здесь превратился в призрака того человека, которым был когда-то. Ты только посмотри на него, худеет не по дням, а по часам. Глянь, какие у него мешки под глазами…
— По моему мнению, он выглядит превосходно, — возразила Клементина.
— Спасибо, — откликнулся Бойлан.
— Вот что может сделать с человеком обилие секса, солнца и выпивки, — продолжал Томми. — Сюда в день прилетает по тысяче женщин, и каждая полна желания весело провести время. Другими словами, если здесь себя не ограничивать, можно очень скоро угодить в больницу.
В течение нескольких следующих часов они опробовали кулинарные таланты повара «Сломанного побега» и нашли их превосходными. За восхитительным блюдом из меч-рыбы с молодым картофелем и фасолью, разбавляемым глотками великолепного рислинга, Данфи рассказал друзьям о Бламоне и встрече с его шпиками во время полета из Мадрида.
— Значит, ты прикарманил деньги того парня? — проговорил Бойлан. — И теперь он хочет получить их назад?
— Именно так, — ответил Данфи.
— Никто не вправе его осуждать, — заметил Томми. — На его месте я поступил бы точно так же.
— Конечно, конечно, — согласился Данфи, — любой поступил бы также. Но давайте взглянем на вопрос шире. Человек он исключительно мерзкий. Ведь я ж не «бедную клариску»[64] какую-нибудь обокрал.
— И все-таки…
— Он ведь антисемит! — настаивал Данфи. — И дело даже не в его деньгах.
— Пусть тогда евреи его и обворовывают! — откликнулся Томми.
Прежде чем Данфи успел ответить, Бойлан предложил свой вариант:
— Если хочешь, я могу с ним поговорить. Пошлю парочку парней. Попрошу потерпеть.
Данфи задумался на мгновение, затем отрицательно покачал головой.
— Это моя проблема. Я должен решить ее сам.
— В таком случае… — Бойлан сунул руку за спину и вытащил маленький аккуратный пистолет. Завернув его в номер местной газеты «Канариас 7», он подвинул его через стол к Данфи. — «Р7», — пояснил Бойлан. — «Хеклер-и-кох». Восемь патронов в обойме.
Клементина с удивлением взглянула на него, откинулась на спинку стула и отвернулась.
— Бог ты мой! Большое спасибо! — воскликнул Данфи, засовывая пистолет между ремнем и рубашкой. — Я верну его перед отъездом.
Бойлан кивнул:
— Буду очень обязан. Он стоил целое состояние.
— Где ты остановился? — спросил Томми.
— Не знаю, — ответил Данфи. — Мы прилетели только два часа назад.
— Ну, в таком случае ты мог бы остановиться у Никки Слейда, — предложил Бойлан. — Ты помнишь Никки?
— Коммерсанта? — спросил Данфи.
— Его, — подтвердил Томми.
— Место прекрасное, — пояснил Бойлан, — а Никки оно пока не нужно.
— Почему не нужно? — спросил Джек.
Бойлан взглянул на Томми, а затем снова на Данфи.
— Он путешествует, ведь так?
— Не знаю. Путешествует? — спросил Данфи.
— Путешествует, — подтвердил Томми. — И в ближайшем будущем не вернется.
— Значит, поездка дальняя? — предположил Данфи.
— Очень дальняя.
— А почему ему вздумалось отправиться так далеко? — спросил Джек.
— Ну, потому что он не в ладах кое с кем, — объяснил Бойлан.
— И с кем же?
— С определенными организациями.
— С какими такими организациями?
— С НАТО, — ответил Томми. — Какой ты любопытный, парень, черт тебя дери!
Клементина захихикала, а Данфи нахмурился.
— Как это можно быть не в ладах с НАТО?
— Дело в том, что на одном из его сертификатов конечного получателя обнаружилась незначительная опечатка, — сказал Бойлан.
— И что?
— Да вот, представь себе, — продолжал Томми, — бюрократы завели на него федеральное дело.
— И что это за опечатка? — спросил Данфи.
— Насколько мне известно, он по досадной ошибке впечатал на бланке слово «шардоне» вместо слова «гранаты».
Они прибыли к дому Никки Слейда вскоре после полуночи. Это был один из дюжины небольших кондоминиумов на тихой улочке в Лас-Галлетас, чуть дальше по берегу от Лас-Америкас и совсем недалеко от пляжа. Домик слева снимало трио стюардесс, а в том, что справа, проживала пожилая шотландка.
— Тебе здесь понравится, — заверил Джека Томми.
Войдя, они сразу же почувствовали острый запах давно не проветриваемого помещения. Здесь явно никто не жил уже несколько недель. Впрочем, стоило только открыть окна, отдернуть шторы, и свежий ветер наполнил комнаты, прогнав затхлый аромат плесени. Данфи вошел в гостиную и зажег свет.
— Утром я принесу «Перлкордер», — сказал Томми. — И ты сможешь послушать пленку.
Он имел в виду ту самую пленку, которую Данфи послал на собственное имя на адрес «Сломанного побега».
— Только перед приходом не забудь позвонить, — предупредил его Данфи. — Мне бы не хотелось ненароком тебя пристрелить.
— Обязательно! — пообещал Томми и, выходя, весело помахал ему. — Привет.
Данфи запер за ним дверь и прошел на кухню. Открыв холодильник, он обнаружил там пол-ящика «Будвайзера», два вида горчицы и больше ничего. Подумав, что ящик «Будвайзера» скорее всего стоит на Канарах целое состояние, Данфи открыл одну бутылку и вернулся в гостиную.
— Мне твои друзья понравились, — сказала Клементина, просматривая подборку компакт-дисков. — Хотя…
— Что?
— Немного крутоватые.
Данфи кивнул.
— В общем, да, — согласился он. — Такая уж у них работа.
Вытащив пистолет из-под ремня, он положил его на кофейный столик рядом с вазой, в которой стояли пыльные шелковые гвоздики. Затем подошел к окну и вдохнул теплый морской воздух.
— Как ты думаешь, они найдут нас? — спросила Клементина.
— Не знаю, — ответил Джек. А собственно, кого она имеет в виду, Бламона или Управление? — Не думаю, что за нами следили от аэропорта, но ведь я был уверен, что за нами не было слежки и от Джерси. Поэтому точно ничего не могу сказать.
Клементина вставила в проигрыватель диск, и мгновение спустя задушевный голос наполнил комнату жалобным признанием: «Жить легко становится труднее с каждым днем».
