Витая лестница привела к запертой двери. Сетракян достал ключи, отделил два нужных, отпер два висячих замка, большой и маленький. Дверь распахнулась внутрь, автоматически зажегся яркий свет, они вошли в большой подвал.
Прежде всего взгляд Эфа упал на древнее оружие, выставленное у одной стены: полный комплект рыцарских доспехов, железные пластины, защищающие торс и шею японского самурая, плетенные из полосок кожи нагрудники, многое, многое другое. Хватало здесь мечей, кинжалов, ножей с клинками из сверкающей стали. Более современные вещицы лежали на длинном деревянном столе, с аккумуляторами, вставленными в зарядные устройства. Эф узнал приборы ночного видения и модифицированные гвоздезабивные пистолеты. И зеркала, по большей части карманные, поставленные так, что он мог видеть себя, изумленно уставившегося на эту выставку… чего?
– Магазин… – старик указал на потолок, – …обеспечивает меня средствами на жизнь, но я занялся этим делом не из любви к транзисторам или фамильным драгоценностям.
Он закрыл дверь, и вокруг нее по всему периметру загорелся черный свет: в светящихся трубках Эф узнал ультрафиолетовые лампы. Световой барьер создавался с тем, чтобы не пропускать в подвал микробы?
Или что-то еще?
– Нет, – продолжил старик, – я стал владельцем ломбарда, потому что эта профессия обеспечила мне доступ к подпольному рынку, имеющему отношение к эзотерике. Старинные вещи, книги. Приобреталось все тайком, но по большей части без нарушения закона. Для моей личной коллекции. Для моих исследований.
Эф вновь огляделся. Представленное в подвале скорее походило не на музейную коллекцию, а на маленький арсенал.
– Для ваших исследований? – переспросил он.
– Именно. Многие годы я был профессором восточноевропейской литературы и фольклора в Венском университете.
Эф посмотрел на старика. Действительно, он одевался как венский профессор.
– Вы ушли на пенсию, чтобы стать владельцем ломбарда в Гарлеме?
– Я не ушел на пенсию. Меня заставили уйти. С позором. Некие силы объединились против меня. И однако, оглядываясь назад, я понимаю, что, канув тогда в небытие, я спас свою жизнь. – Он повернулся к ним лицом, заложил руки за спину, по-профессорски. – Это бедствие, ранние стадии которого мы сейчас видим, существовало столетия. Тысячелетия. Я подозреваю, хотя и не могу этого доказать, что оно уходит к началу веков.
Эф кивнул, но не потому, что понимал старика. Просто радовался, что наконец-то они сдвинулись с мертвой точки.
– Так мы говорим о вирусе?
– Да. В каком-то смысле. О штамме болезни, которая разлагает как тело, так и душу. – Старик стоял так, что мечи на стене справа и слева от него смотрелись стальными крыльями. – Вы говорите, вирус? Да. Но я предпочитаю другое слово, тоже начинающееся с буквы «в».
– И что это за слово? – спросил Эф.
– Вампир.
Слово, произнесенное с жаром, на мгновение, казалось, повисло в воздухе.
– Вы думаете, – продолжал Сетракян, бывший профессор, – о мрачном типе в черном атласном плаще. Или об отчаянном властолюбце со скрытыми клыками. Или о какой-то экзистенциальной душе, обремененной проклятием вечной жизни. Или… в общем, Бела Лугоши в компании Эбботта и Костелло.[72]
Нора снова оглядела подвал.
– Я не вижу ни распятий, ни святой воды. И чеснока вроде бы нет.
– Чеснок определенно повышает иммунитет и зачастую очень полезен. Поэтому его присутствие в мифологии биологически оправдано. Но распятия и святая вода? – Сетракян пожал плечами. – Продукты своего времени. Продукты воспаленного воображения викторианского писателя и религиозного климата той эпохи.
Сомнение на лицах Эфа и Норы старика не удивило.
– Они существовали всегда, – продолжал он. – Гнездились, кормились. Тайно и в темноте, потому что такая у них природа. Их семь, они известны как Древние. Владыки. Их больше, чем по одному на континент. Как правило, они не одиночки, живут кланами. До последнего времени… последнего с учетом их бесконечного жизненного цикла… они селились на огромной территории, объединяющей то, что сегодня нам известно как Европа, Азия, Россия, Арабский полуостров и Африка. То есть в Старом свете. Потом среди них произошел раскол. Причина конфликта мне не известна. Знаю только, что случилось это за много столетий до открытия Нового света. Потом создание американских колоний открыло дверь в новый, богатый, стремительно развивающийся мир. Трое Древних остались в Старом свете, трое отправились в Новый. И первые, и вторые уважали сферу влияния каждой стороны, поэтому сохранялось установленное перемирие. Проблемой стал седьмой Древний. Он – отшельник, одиночка, повернувшийся спиной к обоим кланам. И пусть пока я не могу ничего доказать, внезапность случившегося наводит меня на мысль, что это его рук дело.
– Это? – спросила Нора.
– Вторжение в Новый свет. Срыв перемирия. Нарушение баланса их существования. Развязывание войны.
– Войны вампиров, – уточнил Эф.
Сетракян сухо улыбнулся.
– Вы все упрощаете, потому что не можете поверить. Уменьшаете, принижаете… Потому что приучены сомневаться и разоблачать. Сводить все к известным фактам, чтобы находить легкие решения. Потому что вы – доктор эпидемиологии, человек науки, и потому что это Америка, где все известно и понятно, Бог – милосердный диктатор, а будущее всегда светлое. – Сетракян как мог – мешали скрюченные пальцы – хлопнул в ладоши. – Такой здесь настрой, и это прекрасно. Я говорю не в насмешку. Это прекрасно, верить только в то, во что хочется верить, и пренебрегать всем остальным. Я уважаю ваш скептицизм, доктор Гудуэдер. И говорю это вам в надежде, что вы с уважением отнесетесь к моему опыту в этом вопросе и допустите мои доводы в ваш высокоорганизованный, нацеленный на решение научных проблем разум.
– Так вы говорите, самолет… Один из них прилетел на нем. Этот одиночка.
– Совершенно верно.
– В гробу. В грузовом отсеке.
– В гробу, заполненном землей, – уточнил Сетракян. – Они – из земли, вот и любят возвращаться туда, откуда поднялись. Как черви. Vermis. Они зарываются в землю. Мы бы назвали это сном.
– Подальше от дневного света, – вставила Нора.
– От солнечного света, да. Они наиболее уязвимы, когда находятся вне своих гнезд.
– Но вы сказали, это война вампиров. Не против людей? А как же все эти мертвые пассажиры?
– И это вам будет сложно принять. Для них мы – не враги. Мы – не достойный их противник. Они нас таковым не считают. Для них мы – добыча. Мы – еда и питье. Животные в загоне. Бутылки на полке.
Эф почувствовал бегущий по спине холодок, однако быстро взял себя в руки.
– Но ведь для любого ваши слова звучат как научная фантастика.
Сетракян нацелил на него скрюченный палец.
– Это устройство в вашем кармане. Ваш мобильный телефон. Вы набираете номер и тут же говорите с человеком, который находится на другом конце света. Вот это научная фантастика, доктор Гудуэдер. Научная фантастика, ставшая реальностью. – Тут Сетракян улыбнулся. – Вам нужны доказательства?
Он подошел к низкой скамье у длинной стены. На ней что-то стояло, под покрывалом из черного шелка, и этого покрывала Сетракян коснулся странным образом – вытянув руку и взявшись за самый край, стараясь находиться как можно дальше, – а потом сдернул его.
Они увидели стеклянную банку, в каких обычно хранят лабораторные образцы. Такие продаются в любом медицинском магазине.
