Фет кивнул.
— А почему бы и нет? Не вижу причины. Как давно вы собрали эту штуковину?
— Прошло уже немало времени, — сказал Сетракян. — Но она сработает.
— И вы держали это… у себя в подвале?
— Взрывоопасные материалы я хранил в задней части подвала. Там есть небольшая секретная камера. Закрывается герметично, стенки из бетона и асбеста. Ни один городской инспектор не заметит. И ни один пронырливый крысолов тоже.
Фет кивнул — наверное, в десятый уже раз. Он аккуратно завернул взрывчатку и засунул сверток под мышку. Затем, подойдя к Сетракяну совсем близко, зашептал доверительным тоном:
— Будьте со мной откровенны, профессор. Я хочу сказать: зачем оно — все то, что мы делаем? Вероятно, я что-то не понимаю, но я не вижу способа, как это можно остановить. Затормозить — можем, это да. Но истреблять их одного за другим — все равно что пытаться передушить всех крыс в городе голыми руками. Чума распространяется слишком быстро.
— Пока это действительно так, — сказал Сетракян. — Нам нужно найти способ истреблять их более эффективно. Но тем не менее я не верю, что Владыка обрадуется, если заражение будет расти экспоненциально.
Фет переварил ученое слово и опять-таки кивнул.
— Потому что бурно распространяющиеся болезни выгорают. Примерно это же говорил и доктор. Сказывается нехватка хозяев.
— Именно так, — с усталым видом сказал Сетракян. — Наверное, есть какой-то более обширный замысел. В чем он заключается… надеюсь, нам никогда не придется это узнать.
— Что бы там ни было, — сказал Фет, похлопав по свертку под мышкой, — можете на меня рассчитывать. Я всегда буду на вашей стороне.
Сетракян подождал, пока Фет заберется в кабину микроавтобуса и отправится в путь. Ему нравился этот русский, хотя Сетракян и подозревал, что крысолов слишком уж увлекается самим процессом убийства. Есть мужчины, которые словно бы расцветают посреди хаоса. Их называют героями или негодяями, в зависимости от того, на чьей они стороне — победивших или проигравших в войне, но, пока не прозвучит призыв к оружию, они остаются нормальными мужчинами, которым просто не хватает активных действий, мужчинами, которые страстно ищут любую возможность расстаться с рутиной обыденной жизни, сбросить ее как кокон и добиться настоящего признания. Они чувствуют, что им уготована особая судьба, что они достойны гораздо большего, но только когда все вокруг начинает рушиться, эти люди становятся настоящими воинами.
Фет был как раз одним из таких. В отличие от Эфраима, Василий не мудрствовал насчет своего призвания или своих деяний. При этом он не был ни глупым, ни равнодушным — совсем наоборот. Фет обладал острым инстинктивным умом и был прирожденным тактиком. Выбрав курс, он никогда не сбивался с него. И никогда не останавливался на полпути.
Василий являл собою великолепного союзника. Очень важно было иметь на своей стороне такого человека — в ожидании того момента, когда Владыка наконец объявит свою цену всему происходящему.
Сетракян вернулся в магазинчик и раскрыл небольшую коробку, битком набитую скомканными пожелтевшими газетами. Разворошив бумагу, он бережно извлек из коробки некий стеклянный химический сосуд, что-то вроде реторты. Она была такого вида, что лучше смотрелась бы на кухне алхимика, чем в современной лаборатории.
Зак стоял рядом, грызя последний батончик гранолы. Он отыскал где-то серебряный меч и сейчас взвешивал его на руке, обращаясь с оружием с подобающей осторожностью. Меч оказался на удивление тяжелым. Затем Зак потрогал искрошившуюся кайму нагрудной пластины доспе-ха, сделанной из толстой звериной шкуры, конского волоса и древесной смолы.
— Четырнадцатый век, — пояснил Сетракян, адресуя свои слова Заку. — Время, когда Оттоманская империя только начиналась. Эпоха Черной смерти. Посмотри на это оплечье. — Сетракян указал на часть доспеха, когда-то прикрывавшую горло ее владельца до самого подбородка. — В четырнадцатом веке оно принадлежало какому-то охотнику на вампиров, время не сохранило его имя. Музейный экспонат, в современном мире практического смысла не имеет. Но я не смог оставить его там.
— Семь столетий назад? — переспросил Зак, пробежавшись кончиками пальцев по хрупкому от времени доспе-ху. — Такая старина? Если они так долго живут среди нас и если у них такая сила, то почему они прячутся?
— Сила явленная — это сила убавленная, — сказал Сетракян. — Истинно сильный оказывает свое влияние неявно, неощутимо. Кое-кто мог бы сказать, что видимая вещь — это вещь уязвимая.
Зак внимательно рассмотрел край нагрудной пластины, где на шкуре было выжжено клеймо в виде креста.
— Они дьяволы? — спросил мальчик. Сетракян не знал, как на это ответить.
— А что ты сам думаешь?
— Думаю, это зависит…
— От чего?
— От того, веришь ли ты в Бога. Сетракян кивнул.
— Полагаю, это совершенно правильно.
— Ну? — спросил Зак. — А вы? Вы верите в Бога? Сетракян вздрогнул, но понадеялся, что мальчик этого не заметил.
— Вера старика мало что значит. Я принадлежу прошлому. Ты — будущему. Во что ты веришь?
Зак переместился к ручному зеркалу с амальгамой из чистого серебра.
— Мама говорила мне, что Бог создал нас по своему образу и подобию. И Он сотворил все на свете.
Сетракян кивнул, понимая, что в ответе мальчика содержится завуалированный вопрос.
— Это называется парадоксом. Когда две верные посылки вступают в противоречие. Обычно это означает, что одна посылка ложная.
— Но почему тогда Он сотворил нас такими… что мы можем превращаться в них?
— Тебе нужного спросить Его Самого.
— Я спрашивал, — тихо сказал Зак.
Сетракян удовлетворенно мотнул головой и похлопал мальчика по плечу.
— Мне тоже Он не ответил ни разу. Иногда нам ничего не остается, как отыскивать ответы самим. А порой мы их так и не находим.
Тема была весьма щекотливая. Старый профессор, вообще говоря, довольно редко общался с детьми, и все же многое в Заке привлекало Сетракяна. Мальчик отличался несомненной любознательностью и серьезностью, что хорошо говорило о его поколении.
— Я слышал, мальчикам в твоем возрасте нравятся ножики, — сказал Сетракян. Он поискал, нашел один и преподнес его Заку. Это была хорошая вещь — складной нож с десятисантиметровым серебряным лезвием и коричневой рукояткой из кости.
— Ух ты! — Зак разобрался с механизмом блокировки, закрыл нож, потом снова открыл его. — Наверное, я должен сказать об этом папе. Мне нужно убедиться, что все правильно.
— Полагаю, ножик отлично уместится у тебя в кармане. Почему бы тебе не проверить? — Сетракян проследил, чтобы Зак сложил нож и засунул его в карман штанов. — Вот, хорошо. У каждого мальчика должен быть свой ножик. Дай ему имя, и он будет твоим навеки.
— Дать ему имя? — удивился Зак.
— Так всегда следует поступать с боевыми предметами. Ты не можешь довериться оружию, если не умеешь называть его по имени.
Зак с рассеянным видом похлопал себя по карману, где лежал нож.
— Тут придется подумать.
В комнату вошел Эф. Увидев Зака рядом с Сетракяном, он почувствовал, что между ними произошло что-то важное, что-то очень личное.
Рука Зака глубоко зарылась в карман с ножом, но он ничего не сказал.
