Он протянул руку за книгой, при этом покачнувшись.
– Это не роман, милорд, а «Латинская грамматика», – она протянула ему книгу.
Он взял ее за руку.
– Нехорошо. Ferre – ик – прошу прощения – latum. У такой красотки должны быть другие дела. И не зови меня «милорд». Зови меня Чарльз. Все зовут. Зови меня «Завиток». Все зовут. И поцелуй меня. Ты самая красивая из всех рыжих гувернанток.
Он притянул ее к себе. Сопротивляясь, она почувствовала сильный запах вина и нюхательного табака, а в грудь ей врезались пуговицы его пиджака. Чья-то рука легла ему на плечо, и он отскочил в сторону.
– Идите в свою комнату, Чарльз, – сказал лорд Мэйнверинг.
Какое-то мгновение Дженнифер думала, что Лаверсток не послушается, но он, пробормотав: «Чертовски неудобно… чертовски нехорошо… Ваш покорный слуга, мисс Фэрбенк», вышел из комнаты.
Мэйнверинг молча взирал на нее, а она подняла книгу и привела в порядок страницы. Что она могла сказать? Невыносимо, что он застал ее в еще одной компрометирующей ситуации.
– Ну, мисс Фэрбенк? – В голубых глазах не было милосердия. Он высказал ее мысль. – Что я должен думать?
– Что вам будет угодно, милорд, – заговорила Дженнифер Перчис. Потом она вспомнила про мисс Фэрбенк. – Прошу только, не подумайте, что в этом столкновении была моя воля. Если бы я знала о намерениях лорда Лаверстока, я бы заперла дверь.
Он повернулся и мрачно посмотрел на дверь.
– Увы, ваши добрые намерения… Позвольте заметить, что на двери нет крючка. Если бы вы оставались здесь, его следовало бы сделать.
– Если бы я?.. – До нее дошел смысл сказанного. – О, милорд, вы не можете посоветовать леди Лаверсток уволить меня!
– Не могу? – черные брови поползли вверх.
– Я имею в виду… прошу прощения… я думала… – Она остановилась в замешательстве, затем собралась и начала сызнова:
– Милорд, прошу вас, разрешите мне остаться здесь. Я уверена, что леди Лаверсток скажет вам, как хорошо я справляюсь с детьми. Боюсь, вы видели меня только в невыгодном свете, но, право же, мы прекрасно ладим.
– Так я и понял со слов леди Лаверсток, которая отзывается о вас очень хорошо. Но я против того, чтобы столь юная особа несла такую ответственность.
Это было слишком.
– Конечно, – выпалила она, – я очень сожалею, что мне не так уж много лет, но время, без сомнения, исправит этот недостаток. А пока что я, право, не вижу, какое отношение к делу имеет мой возраст.
– Вы плохо знаете жизнь, мисс Фэрбенк, хотя и думаете иначе. Я вынужден напомнить вам о ваших недавних ошибках. Гувернантке не пристало разъезжать в карете с джентльменом на всеобщее обозрение, не следовало так же и скакать вслед охоте.
– Из ваших слов следует, что пристойнее было бы позволить Люсинде разбиться?
– Лучше бы предусмотреть, чтобы девочке вообще не пришло в голову ехать с охотой.
Она замолчала, испытывая смешанные чувства от его упреков, одновременно и разумных, и несправедливых, а он продолжал:
– По правде говоря, я не нахожу оправдания тому, что мисс Фэвершем рекомендовала вас.
– Она дала мне рекомендацию, потому что любит меня и знает, как отчаянно мне нужна работа.
Внезапно, почувствовав глубокую правдивость своих собственных слов, она чуть не расплакалась.
– Очень сожалею, – произнес он и повернулся, видимо, считая разговор оконченным. Она нашла в себе силы сделать еще одну, последнюю попытку.
– Итак, я должна уехать? А что, скажите, станется с детьми и леди Лаверсток? Гувернантки, даже старые, не произрастают на каждом дереве. В этом доме был бунт, когда я приехала, леди Лаверсток почти постоянно была на грани истерики. Дети только-только почувствовали себя увереннее. Я не отвечаю за последствия, если вы меня отошлете.
– Ох, как вы заговорили, мисс Фэрбенк, но угрозы вам не помогут. Сожалею, что мое мнение вас не устраивает, но я приложу все усилия, чтобы убедить леди Лаверсток не терять времени и найти кого-нибудь более подходящего.
Внезапно дверь позади него распахнулась, и Мэри, младшая горничная, вбежала в комнату.
– Мисс Фэрбенк, мисс Люсинде приснился страшный сон, и она зовет вас. Идите скорее.
Быстро присев в реверансе перед лордом Мэйнверингом, Дженнифер поспешила в комнату Люсинды. Она привыкла к этим ночным страхам девочки и, раскрыв их причину, научилась успокаивать ребенка.
Одна из многочисленных предыдущих нянек использовала в качестве утихомиривающего средства Наполеона Бонапарта с таким успехом, что Люсинда, если уставала, просыпалась ночью с криком, будучи уверенной, что ее тотчас отдадут этому французскому чудовищу.
Со всей серьезностью отнесясь к этим страхам, Дженнифер не отмахивалась от них, а убеждала девочку, что никогда этого не допустит, и Люсинда, уверенная в том, что новая гувернантка все может, нуждалась только в присутствии и заботе Дженнифер, чтобы позабыть о чудовище. Дженнифер и теперь склонилась над нею:
– Все в порядке, золотко, я здесь, я ему тебя не отдам.
