– Сомс, – сказала она появившемуся в дверях дворецкому, – какие лошади у нас в конюшне?
– Боюсь, ни одной, которая бы подошла вам, мисс Дженни. Только Черный Принц вашего брата, но ездить на нем вам никогда не разрешали.
– Это точно, – она радостно улыбнулась, – прикажите тотчас оседлать его.
Сомс воспротивился, а старый конюх Томас в ужасе воздел кверху руки. Но она была мисс Перчис, хозяйка Дентон-Холла, она повелевала здесь. Когда двадцатью минутами позже она спустилась вниз, мальчик держал под уздцы приплясывавшего под седлом Черного Принца, а Томас, всем своим видом выказывая неодобрение, стоял рядом со своим оседланным жеребцом, готовый ее сопровождать.
– Он совершенно застоялся, мисс Дженни, – предупредил мальчик, подсаживая ее в седло.
– Прекрасно, – сказала Дженнифер, – я тоже. Давным-давно мечтаю промчаться галопом. Не надо смотреть так мрачно, Томас. Вижу, мне придется взять вас с собой.
Она долго скакала по холмам, потом перешла на шаг, чтобы Томас мог догнать ее, и с любовью оглядела лес и парк, простиравшиеся перед ней. Потом, когда запыхавшийся Томас с укоризненным видом подъехал к ней, она застыла на коне:
– Посмотрите, там, на повороте с Чичестерской дороги, не к нам ли поворачивает карета?
Он посмотрел и покачал головой:
– Не знаю, мисс Дженни, мои глаза теперь подводят меня.
Но она уже и сама все увидела. Карета, запряженная четверкой. Дядя всегда ездил на двух. Кто бы это мог быть? Нет, нельзя позволять себе надеяться. Но она вонзила каблуки в бока Черного Принца. Скорее домой!
Мэйнверинг был на крыльце раньше нее. Спросив, вернулась ли мисс Перчис домой, он не пропустил удивления и озабоченности, появившихся ни лице Сомса.
– Вернулась, сэр? – твердо повторил дворецкий. – Мисс Перчис никуда не уезжала. Но сейчас ее нет, она на верховой прогулке.
В подтверждение его слов на склоне холма показалась всадница, исчезла на мгновение, появилась снова, поскакала медленнее между деревьями парка. Мэйнверинг остался ждать на ступенях дома, Сомс стоял позади. Она подъехала – щеки раскраснелись, кудри растрепались, – приветственно улыбнулась кучеру герцогини, который вываживал лошадей, спрыгнула с коня. И подошла, как показалось Мэйнверингу, слишком неторопливо, на ходу снимая Йоркские перчатки цвета загара.
– Вы спрашивали меня, милорд? Сомс, напитки в кабинет, пожалуйста. – Она провела Мэйнверинга внутрь. – Да, тетя, я освобожусь через минуту, – откликнулась она на боязливый голос сверху. – Пожалуйста, сюда, милорд.
Она провела его в просто убранную рабочую комнату, где он прежде не бывал, показала рукой на стул с высокой прямой спинкой и села за дядюшкин стол. Села она с облегчением: колени ее тряслись.
С минуту оба молчали. На пороге Томас и мальчик-конюх обсуждали скачки, уводя в конюшни лошадей. В комнате же стояла такая напряженная тишина, что было слышно, как с букета роз на камине опадают лепестки.
Мэйнверинг заговорил первым.
– Ваш дворецкий сказал, что вы никогда не уезжали.
Она улыбнулась:
– Верный Сомс. Он так ненавидит ложь, но считает себя членом семьи и сделает для меня все.
Снова молчание. Она не собиралась говорить. Он встал и подошел к окну.
– Этого мало. Вы не представляете силу скандальных слухов. Дженнифер, мисс Фэрбенк, черт, мисс Перчис, я не вижу другого выхода, как выйти за меня замуж.
Она взглянула на него, подняв брови:
– А нужно ли, милорд?
– Уверяю вас, это единственный выход. Слишком многие помнят мисс Фэрбенк, которая, как вы помните, произвела большое впечатление. Возвратитесь в город как мисс Перчис, и вы представляете, сколько будет толков?
– Конечно, милорд. Но я не собираюсь возвращаться в Лондон. Мисс Фэрбенк умерла, исчезла. Мы забудем и ее, и ее выходки. Что же касается мисс Перчис, то с нее хватит Лондона. Она будет жить в деревне – образец добродетели. Не следует из-за меня мучиться укорами совести, милорд. Я могу позаботиться о себе.
Тут он улыбнулся:
– Мне не нужно напоминать об этом – я сейчас прямо из Эпсома.
– Ой, – она прикрыла рот рукой, – тогда вам все известно. Как мистер Мандевиль?
– Сердит на сотрясение мозга и местного доктора. Но именно поэтому я и примчался сюда. Не надо мне ничего рассказывать. Я не хочу знать, что случилось между вами и Мандевилем, но вы должны понимать: у вас нет иного выхода, кроме замужества. Проговорится хозяин, а может, и сам Мандевиль, хотя это вряд ли после встряски, которую вы ему устроили. А еще ваша глупая кузина и дядя, которые кричат обо всем прямо при слугах. Все остальное – мисс Фэрбенк и ее выходки, как вам угодно их называть, – все забудется, но это… Поверьте, я говорю как друг. Ваша единственная надежда – замужество.
– Вы слишком добры, – она уже взяла себя в руки, – но я не хочу вынужденной дружбы. Я уже говорила вам, что вы можете забыть про данное моим братьям обещание. Теперь, прошу, оставьте меня. Нам нечего больше сказать друг другу.
Он уже сердился; сердился, что ей не нужна его помощь, сердился, потому что любил. Он отвернулся от
