Нет, Пиапон не согласен с этим, он не будет никого обманывать, пусть торговцы обманывают, пусть все ложится на их совести, но Пиапон не станет никого обманывать. Как это вчера сказал Американ? Богатым здесь буду, друзей заведу, они будут мне привозить, что я захочу. Кто же эти его друзья? Торговцы? Неужели Американ хочет стать торговцем? А что, на самом деле, почему бы ему не стать торговцем? Его друг, коротыш Кирилл, в Хабаровске торгует рыбой. Американу тоже будут привозить муку, крупу, сахар, материи на одежду, и он может стать торговцем. Интересные времена пришли. Вчерашний охотник Американ бросит охоту и станет торговцем.
— Эй, Пиапон, глаза твои вороны пометом облепили! Вставай! — Холгитон дотянулся до Пиапона и сдернул лоскутное одеяло. — Ишь, как разоспался на мандаринской постели. Вставай, я расскажу, как за столиком сидел с городским дянгианом. Все не верят, а я сидел. Сидел, и все! Вставай, я тебе расскажу.
— Пиапон, не слушай его, он всем надоел, он все во сне видел, — кричали друзья Холгитона.
— Ты же ложился со мной вместе, — засмеялся Пиапон.
— Что с того, что ложился? Может, со всеми вместе ложился, а потом меня посыльный дянгиана разбудил, понял? Разбудил, потом повел меня к дянгиану.
— А дорогу помнишь? — спросил кто-то.
— Меня вели, понял? Не веришь? Я же халада, я один здесь халада, потому меня позвал дянгиан.
Пиапон медленно одевался, краем уха слушая пьяную болтовню Холгитона. Ему преподнесли чарочку хамшина, он сделал вид, что пригубил водку, и вернул чарочку. Когда он, умывшись, вернулся на свое место, его насильно посадили за столик Холгитона.
Пиапон оглядел просторное помещение, всюду на нарах выпивали охотники.
Пьяные охотники все же заставили Пиапона хлебнуть глоток водки. В это время в гости в охотникам пришел торговец вместе с Американом.
— Храбрые охотника, веселитесь, веселитесь, вы гости мои, — прохрипел торговец. — Я ваш слуга. Просите все, что хотите, все найду. Сегодня я зарежу свинью, будете есть свежую свинину. Я для вас все сделаю. Если бы не вы, с кем бы я торговал? Не с кем было бы торговать! Вы сами золото, вы сами серебро!
— Выпей с нами, хозяин! — кричали со всех сторон.
Торговец подходил к столику, садился, поджав под себя ноги, и делал вид, что выпивает вонючий хамшин.
— Свежее мясо скоро будет, — обещал он охотникам.
— Водки давай еще! — требовали с некоторых столиков.
— Принесут, сейчас еще принесут водки.
Американ подошел к Пиапону.
— Проснулся? — спросил он. — Ты так все на свете проспишь. Ты раз приехал в Сан-Син, должен все посмотреть, всех гейш пощупать. Правильно, Холгитон?
— А чего неправильно? Я уже щупал гейш, ночью щупал у дянгиана.
— Может, это была его дочь?
— Не-ет, какая дочь! Я тебе говорю, гейша.
Охотники повалились на нары от хохота.
Смеялись долго и от души, похлопывая невозмутимого Холгитона по спине. Пиапон тоже смеялся до слез. Успокоившись, он спросил Американа, где остановились толгонские. Американ не знал.
Но вскоре явились веселые, беззаботные болонцы. По их словам, они обошли весь город и знали, где что искать и что где найти. Один из них повел Пиапона к толгонскому охотнику.
Толгонец жил у другого торговца, тоже был пьян и еле выговаривал слова.
— Праздник, понял, праздник! — повторял он Пиапону. — Ты зачем приехал? Разве не на праздник? Потому пей, на, пей.
Пиапон для вида поднес чашечку ко рту и вернул.
— Ты пойдешь к городскому дянгиану, отнесешь соболя? — в который раз спрашивал он.
— Какое твое дело? — наконец поняв вопрос, рассердился толгонец. — Хочу — принесу, не захочу — не принесу. Тебе какое дело?
Болонец тоже с удивлением смотрел на Пиапона.
— Ты зачем пришел ко мне? Зачем? Почему тебе мой соболь понадобился? — кричал толгонский охотник.
— Ты же должен дянгиану отнести хорошего соболя.
— Я, дянгиану? Не захотел желтого, другого не получит, понял? А тебе какое дело?
— Где твоя совесть?
— Ты чего кричишь? Где моя совесть? Откуда я знаю, где она? А-а, совесть, говоришь! А-а, соболя надо отнести. Нет, не отнесу, хоть я нанай, а не отнесу. Я Бельды!
— Бессовестный ты, Бельды!
Пиапон повернулся и вышел на улицу, Вслед за ним выбежал болонец, схватил Пиапона за локоть правой руки, заглянул в лицо и спросил:
— Ты чего к нему пристал? Тебе-то какое дело, что он не отдал дянгиану соболя?
— Мне все равно, даст он или не даст. Не мое дело. Я хотел вместе с ним сходить к дянгиану отдать соболя, вдвоем-то веселее.
— Как отдать соболя? Ты же вчера отдал две хорошие шкурки.
— Нет, нехорошие.
— Я же своими глазами видел, черные-пречерные были.
Пиапон устало махнул рукой и попросил:
— Ты знаешь, где дянгиан находится?
— Для чего он тебе?
— Соболя своего выпрошу обратно.
Болонец засмеялся, он понимал толк в шутках.
Узкими шумными переулочками, между глиняных фанз, вел молодой охотник Пиапона. Везде было грязно, неуютно. Пиапону казалось, что он попал в большое стойбище. Для полного совпадения не хватало только собак. Наконец добрались до центра города, где стояли добротные, городского типа дома, пагоды, магазины, множество всевозможных лавочек. Болонец привел Пиапона к большому зданию и остановился у дверей.
— Ты подожди меня, а то обратно дорогу не найду, — попросил Пиапон и с тревогой в сердце открыл дверь.
В первом же широком зале он встретился с какими-то важными надменными чиновниками, которые никак не могли понять нанайскую речь Пиапона, потом один из них повел его в глубь здания, и вскоре Пиапон оказался лицом к лицу с толстым чиновником, который встречал их на берегу и на приеме играл не последнюю роль.
— А, храбрый охотник, ты зачем пришел сюда? — спросил толстый чиновник по-маньчжурски.
Пиапон еще утром и по дороге размышлял, как ему поступить — признаться ли, что он подсунул городскому дянгиану подкрашенного соболя и выпросить его обратно, или вообще не признаваться. Но до самой встречи с толстым чиновником ничего не решил. Если сознаться и выпросить подделку, то как чиновники разыщут его среди десятков соболей?
— Меня зовут Заксор Пиапон, из Нярги я, — выдавил Пиапон первые слова.
— Помню, помню, я хорошо запоминаю людей.
— Я пришел… — Пиапон не знал, что ему сказать.
— Зачем пришел?
— Я вчера отдал два соболя…
— О, хорошие соболи, лучшие соболи!
— Нет… да… — Пиапон чувствовал себя глупейшим из глупейших и рассердился на себя. — Я принес тебе еще одного соболя, — выпалил он и вытащил из-за пазухи халата пушистого соболя.
Глаза толстого чиновника засветились, как гнилушки ночью. Он встал, подошел к Пиапону и выхватил соболя.
