хочется плакать, пролить слезу, как слабая женщина, может, тогда станет легче на душе? Как сказать слово против своей воли? Пачи сейчас бы отдал дочь за сына Токто, он посчитал бы счастьем породниться с этим храбрым человеком, но должен отказать ему.
— Зря я выпил вашу водку, — тихо сказал Пачи. — Совсем зря.
Токто с Потой насторожились, у обоих мелькнуло: «Неужели откажет?»
— Если есть эндури, он должен видеть, я хочу породниться с Токто. Очень хочу, — медленно говорил Пачи. — Для меня, неудачливого охотника, большая честь, что сам Токто, победитель всех хозяев рек, ключей, тайги просит в жены своему сыну мою дочь. Если бы мы были так прозорливы, видели бы на десятки лет вперед, я бы тогда отказался от брака своей дочери с сыном моего друга. Но брак скреплен, водка выпита, слова даны, и теперь мы опутаны крепкой веревкой.
Пачи говорил, а в голове его роились воспоминания прошлого. Стремительный Амур, стойбище Туссер, обваливающие берега и друг его детства Аями Оненко. Ясный солнечный день, плеск тяжелой глины о воду, брызги, пена, черная голова Аями стремительно понеслась вниз по течению. Какое-то мгновение раздумывал Пачи, потом прыгнул с обрыва, схватил уже тонущего друга за волосы и выплыл на берег. Аями наглотался воды, его долго рвало, потом он отлежался, и друзья вернулись в стойбище. И никто не узнал, как тонул Аями. Тогда и была скреплена эта дружба.
— Токто, друг мой, не обижайся, сердце обливается кровью, но я против своей воли должен отказать твоему сыну, — с этими словами Пачи вышел на улицу и вернулся с маленьким жбаном.
Токто с Потой сразу догадались, что это за жбан, и решили разговор дальше не продолжать.
— Вот, вот он стал поперек дороги! — в сердцах воскликнул Пачи и бросил жбан на нары. — Друг мой живой и здоровый, а сын его растет болезненный, кашляет, худеет. Половину тори они собрали, после кетовой приедут за невестой.
Пачи говорил, а перед глазами стоял жбан, в котором заключено счастье обоих молодых людей: сына Аями и его дочери.
…Друзья юности Пачи и Аями не расставались и тогда, когда повзрослели, они вместе охотились и рыбачили, даже к торговцу в соседнее село выезжали на пару. Женились они почти одновременно, и дети появились с разницей на год. Прошло еще несколько долгих лет, и дружба их крепла. Тогда они решили породниться.
У Аями рос пятилетний сын, у Пачи дочь четырех лет. Позвали шамана, он потребовал небольшой жбан, пропел шаманскую песню, вырезал небольшие кусочки из полы халата мальчика и девочки, положил в жбан, еще пропел песню, потом прикрыл горло жбана сомьим пузырем, сазаньей кожей, завязал лосиными жилами и обмазал глиной.
— Храните этот жбан, в нем счастье ваших детей, они всю жизнь должны быть вместе, — торжественно провозгласил шаман. — С этого дня они муж и жена, их брак никто не должен разбить, они будут счастливы только тогда, когда будут вместе.
В этот же день Аями внес половину тори на невесту, организовал выписку.
— Токто, друг мой хороший, я уже отдал дочь замуж, — сказал Пачи.
— Что же теперь делать, Пачи? — спросил Токто. — Выходит, не суждено нашим детям вместе прожить жизнь.
— Если бы не этот жбан, я мог бы поговорить с другом, мог бы вернуть ему тори и выпитую водку, но этот жбан… Счастье молодых людей в жбане, они с детства соединены.
Пота ловко перевел разговор на другое, и охотники больше не возвращались к щекотливому разговору. Они допили водку, и Пота с Токто попрощались с хозяином дома. Возвращались они молча, разговорчивый после выпивки Пота тоже будто язык прикусил. Возле дома их встретил Гида. Токто обнял его и тихо сказал:
— Сын, она замужем, ее выдали, когда ей было четыре года.
— Как замужем? Почему она не сказала?
— Не знаю, может, не помнит.
Гида все еще не верил, ему казалось, что отец с Потой шутят над ним.
— Этого не может быть! — воскликнул Гида и быстро зашагал к дому Пачи.
Онага ждала его. Она обвила его шею тонкими руками и заплакала.
Гида молча гладил густые волосы девушки.
— Что же нам делать? — спросил он растерянно.
— Не знаю.
Гида в отчаянии заплакал. Онага опустилась на мокрую от росы траву и посадила возле себя Гиду.
— Нам, Гида, не суждено вместе жить, — сказала она. — Отец мой поторопился отдать меня замуж.
Гида вытер рукавом мокрые глаза и решительно сказал:
— Давай сбежим куда-нибудь, как Пота с Идари.
— Нот, Гида, мы не сможем сбежать, я не такая храбрая, как Идари.
«Она права, — думал Гида. — Куда мы сможем бежать? Кругом люди. На Харпи, Симине, нигде не скроешься. А на Амуре сразу же схватят. Если поймают… Трудно сейчас где-нибудь укрыться от чужих глаз, раньше легче было».
Гида порывисто обнял любимую, прижал к груди. Он ласкал ее, целовал в глаза.
— Ты прощаешься со мной? — спросила Онага.
— Нет. Я не могу тебя другому отдать.
— Пустое говоришь, милый. Нас шаман поженил, один жбан счастья сделал на двоих.
— Я разобью этот проклятый жбан!
— Этого ты тоже не сделаешь, я знаю тебя.
«Она права, у меня не хватит смелости выкрасть и разбить этот проклятый жбан, — подумал Гида. — Но что же делать. Неужели Онага не станет моей женой?»
Гида лег на спину, чувствуя всем телом охлажденную землю, мокрую траву и влажный воздух.
— Милый, у меня есть тайна, которую я никому не открою, — прошептала она. — И тебе не скажу, хотя тебя это касается.
«Какие теперь могут быть тайны», — лениво подумал Гида.
— Почему ты не спрашиваешь, какая у меня тайна?
— Ты же сказала, что не откроешь.
Онага заплакала.
Гида порывисто обнял девушку.
— А ты будешь меня помнить? — спросил он.
— Всегда буду, милый!
«Это похоже на прощание», — мелькнуло в голове Гиды.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Ты соберешь артель, Полокто? — спрашивал Санька Салов. — У тебя столько родственников, все они с охотой пойдут тебе помогать. У вас же все родичи должны помогать друг другу. Так?
— Так, — согласился Полокто. — Это тогда, когда родственнику надо помочь, когда он в беде…
— Не только в беде помогают, я знаю, — нетерпеливо перебил Санька. — Что им, не хочется подзаработать? Я хорошо заплачу.
— Вода большая, трудно кету ловить.
— Я из Николаевска привезу тебе новые японские сети. Вот увидишь, что за сети, самые лучшие сети в мире. Здесь за меня останется мой приказчик, ты с ним будешь иметь дело. А я на всю путину уезжаю в Николаевск.
— У тебя там тоже есть рыбаки?
— Есть, — неохотно ответил Санька.
