— А-а, так это ваша группа! А я слышал, что там большая группа, просто не знал, что это ваша. Ну, как ваша стажировка?
— Да что говорить! Прекрасно. Я столько узнал и, главное, что называется, руками пощупал. Мы же большую часть времени просто работали. Делали конкретную работу. В общем, здорово. Польза громадная. Так что спасибо. Это вы ведь меня направили.
— Ну, я-то при чем? Нам предложили. А то, что выбрали вас, так это больше всего ваша заслуга. Ну, что, хотите чаю? В такую погоду хорошо чайку горячего попить.
— Да я, собственно говоря, хотел бы предложить и погорячей. — Бобров опять смущенно улыбнулся и достал из кейса бутылку коньяка, апельсины, лимон и плитку шоколада. — Вы как, может быть, отметим встречу?
— Ну, а что, имеем право. Конец дня уже. Можем мы хоть иногда посидеть в свое удовольствие? Ладно. — Ходунов закрыл папку на столе и убрал её в шкаф. — Я сейчас помою фрукты.
— Уже мытые. Давайте нож, я порежу.
— Ну, предусмотрительность высокого класса. Только вот бутылку эту открывать не будем. Сохраните её для другого случая. У меня ведь та ещё стоит. Помните? — Ходунов достал из шкафа бутылку «Метаксы». — Ждала своего часа. Вот Шутикова только уже не дождалась.
Ходунов помрачнел и замолчал. Лицо Бобров тоже стало серьезным. Он разлил в рюмки коньяк и выжидательно посмотрел на Ходунова.
— Давайте помянем его. — Ходунов встал и поднял рюмку. — Хороший он был мужик. Ошибки… — Ходунов вздохнул. — У кого их не было? А человек он был хороший. Ну, не чокаясь.
Оба залпом осушили рюмки и, постояв немного с опущенными головами, сели в кресла. Некоторое время они сидели молча. Каждый вспоминал что-то свое, связанное с Шутиковым.
— Александр Петрович, — Бобров с некоторым смущением посмотрел на Ходунова, — я не знаю, может, вам это неприятно… Но, знаете, я какие-то странные вещи слышал. Разное говорят…
— Говорят? — усмехнулся Ходунов. — Это естественно. Еще бы не говорили. Такие события. Шутикова убили. Ходунов вдруг в Женеве оказался.
— Да, знаете, совершенно категорически утверждали, что вы в какую-то фирму уходите. Или уже ушли. Так что-то было? Нет, вы поймите, я не из любопытства. Мне только важно знать, вы не уходите?
Ходунов усмехнулся и некоторое время молчал.
— Если по-простому, — наконец сказал он, — я ни куда не ухожу и уходить не собирался. Это просто утка. Извините за плохой каламбур — утка, которую сорока на хвосте принесла. Я имею в виду Сорокина.
Поглядев с улыбкой на Боброва, который явно ждал продолжения, Ходунов снова наполнил рюмки.
— А если уж говорить по-настоящему, так сначала, пожалуй, стоит выпить. Ну, что, со свиданьицем! Будем здоровы.
— Будем, — чокаясь с Ходуновым, поддержал Бобров.
Ходунов отхлебнул из своей рюмки, покрутил головой и задумчиво посмотрел в окно, собираясь с мыслями.
— Даже и не знаю, с чего начать. Знаете, обо всем этом я никому не рассказывал. Всё знал только Шутиков. Конечно, есть, что называется, официальная версия. Это и для работы, и для семьи. И версия эта такая. Когда мы с вами летели в Женеву, Шутикову подменили чемодан. Чемодан подменил тот самый человек, который потом в самолете умер. Помните?
— Да, солидный такой.
— Ага. Чемодан попал к Шутикову. Оказалось, что в чемодане были наркотики. Когда Шутиков это обнаружил, он не захотел скандала и не решился обратиться в полицию. Груз он спрятал там, в Швейцарии. Этот чемодан, естественно, стали искать. Что-то случилось, и Шутикова убили. Но перед самой его смертью, когда вы уже уехали на стажировку, Шутиков рассказал обо всём мне. Эти, видимо, тоже решили, что груз остался в Швейцарии. Поэтому им ничего не оставалось, как надавить на меня. Я сказал им, что место тайника мне неизвестно, и они решили повезти меня в Швейцарию, чтобы на месте попытаться его найти. Меня повёз туда один из бандитов. Мне удалось предупредить тамошнюю полицию. Тайник мы нашли, но, когда бандит вынимал груз, он погиб. Груз упал в реку. Швейцарцы поблагодарили меня за помощь в пресечении контрабанды наркотиков, и я вернулся в Москву. На работе у меня был оформлен отпуск. Так что всё кончилось само собой. И, если бы не смерть Шутикова, можно было бы сказать, благополучно. Ну, и, в общем, эта версия всех удовлетворила. Люда, конечно, переживала, но ничего, обошлось.
— А вы в милицию здесь не обращались?
— А с чем я мог обратиться? Мне просто нечего было заявлять.
— Ну, как же, ведь человек-то погиб. Я имею в виду Шутикова.
— Обращение в милицию никому уже не поможет. Хотя, по сути, вы, конечно, правы. В этой версии многое выглядит… — Ходунов покрутил растопыренными пальцами, — мягко говоря, слишком в общем виде.
— Так, а что же, на самом деле всё было не так?
— Нет, именно так. Версия эта, за исключением только одной неточности, — чистая правда.
— А какая неточность?
— На самом деле я узнал об этом грузе еще в Женеве. Мне Шутиков сказал о нем вечером в четверг. Помните, когда мы вернулись из Шильона?
— Да, конечно. А разве это имеет какое-то значение, когда вы узнали?
Ходунов поднял брови:
— Конечно. Очень большое значение. Я ведь знал и ничего не предпринял. Надо было идти в полицию, и всё. Так что вот такая неточность есть. А если в целом обо всем этом, то просто правда — это еще не правда.
— Как это?
— А вот так. Правда — это вся правда. А в версии, которую я вам изложил, всей правды нет. Ну буквально-то всей правды, наверное, и никто не знает. Но есть нечто, что эту версию совсем в другом свете представляет. Когда Шутиков нашёл в чемодане пакеты, там ещё была пачка долларов. И вот эта самая пачка — четыре тысячи, — она-то и оказалась для Шутикова причиной всего остального. Не будь там этих дерьмовых денег, он, конечно, сказал бы сразу нам, сообщили бы мы все тамошней полиции, ну, в общем, все имело бы совершенно другое развитие. Но вот эти деньги, из-за них всё пошло не так. Уж очень было соблазнительно их приласкать. Вот попробуйте поставить себя на моё место. Человек, которого давно знаешь, без всякой натяжки твой друг, вдруг выдает тебе такое. И ещё предлагает часть этих денег. Ну, что бы вы сделали?
Бобров покрутил головой:
— Не знаю. Просто не представляю. Но деньги бы, наверное, не взял. Нет, точно не взял бы.
— Ну, видите. Это ведь естественно. На уровне инстинкта. Ну, и моя реакция была такой же. Эти деньги брать нельзя. Может, это и выглядит для кого-то глупо, но это так. И что же дальше? В полицию он идти не хочет: мол, уже поздно. А я, честно говоря, как-то растерялся. И такой он жалкий стал, ну, узнать его просто нельзя было. — Ходунов сокрушенно покрутил головой. — В общем, попытался я его убедить. Но, вижу — ни в какую. Ну, фигурально говоря, плюнул я на это все. Пустил все дело на самотек. Как-то думал, что меня это не коснется. Но, как выяснилось, зря так думал. — Ходунов вздохнул и замолк. — А уж когда Шутиков погиб, я влип по самые уши. Просто случай помог. Вы помните тот день в Шереметьеве, когда мы улетали?
— Да, конечно. Помню, настроение было хорошее, смеялись.
— Да, верно, — усмехнулся Ходунов. — А не обрати ли внимания, пока мы стояли в очереди на таможню, недалеко от нас стоял такой круглолицый блондин лет тридцати пяти?
— Нет, не заметил. Да я вообще по сторонам обычно не смотрю.
— Ну а я смотрю. И вот его я заметил. Так вот, этот самый тип оказался одним из главных бандитов. А я совершенно случайно, когда мы уже вернулись из Женевы, увидел его рядом с его официальной работой. Это и оказалось потом моим шансом. Когда убили Шутикова, мне следователь показал фоторобот одного из
