— Что вы имеете в виду?
Мортимер медленно подошел к нему поближе. Тени на его лице сплетались в зловещую паутину. Глаза окутывала темнота.
— Ты боишься, Филипп? — спросил он. Голос был сухим, как огонь, потрескивавший в камине. — Ты боишься смерти?
Поддавшись первому порыву, Филипп кивнул. Потому что он действительно боялся Смерти, боялся странного древнего старика, существовавшего со времен возникновения жизни на земле, бывшего свидетелем создания и разрушения цивилизаций, видевшего так много ужасного, что огонек в его глазах потух. Поэтому собственная реакция удивила его.
— Нет. Я не боюсь смерти. Я ведь уже мертв.
Казалось, Мортимер тщательно взвешивает ответ мальчика. Затем уголок рта с одной стороны приподнялся, образуя кривую ухмылку.
— Иди за мной, — произнес он. — Я покажу тебе то, чего прежде не видел ни один человек.
9
В подвале Смерти
Филипп и Сатина робко последовали за Мортимером в прихожую, где он прихватил с комода стеариновую свечку. Затем старик направился к высокой узкой двери, находившейся в противоположном конце коридора. За дверью показалась винтовая лестница, идущая круто вниз.
— Опять ступеньки, — недовольно буркнул Филипп. Мортимер достал из кармана спичечный коробок, открыл его и огорченно вздохнул.
— Ну, надо же, спички кончились. — Филиппу вдруг показалось, что у него появилась какая-то идея, и он поднес свечку к Сатине. — Послушай, ты не могла бы…?
Сатина кивнула, наклонилась пониже к свече и фыркнула. Две крохотные вспышки вырвались из ее ноздрей и зажгли черный фитиль.
— Спасибо, — поблагодарил ее Смерть и зашагал вниз по лестнице.
Филипп изумленно уставился на Сатину.
— Грагорны умеют изрыгать огонь, — пояснила она, смущенно пожимая плечами. — Это у меня от отца. Он был так горд, когда я впервые дунула огнем. Хотя пострадали шторы в гостиной. Мама подумала, что это папиных рук дело, и была сама не своя от гнева.
— Представляю, — протянул Филипп, а про себя улыбнулся, вообразив, как красавица Демеона задает взбучку чудовищному громиле — отцу Сатины.
Мать Сатины, как и она сама, была темптаном, а отец — палачом-грагорном, чьей работой было стегать кнутом осужденные грешные души.
— Вы идете? — донесся из темноты голос Мортимера, и друзья поспешили вниз по лестнице. Они догнали старика и продолжили путь втроем.
Ступеньки под ногами угрожающе скрипели. Во всяком случае, под ногами Филиппа и Сатины. Когда ступал Мортимер, они не издавали ни единого звука. Словно он весил не более чем тени, кравшиеся со всех сторон вокруг.
Винтовая лестница спиралью вонзалась в глубину, где темнота отступала под натиском слабого сияния, пробивавшегося между ступеней. Мерцающий свет переливался множеством оттенков.
Мортимер повернулся лицом к друзьям.
— Мы почти на месте, — сказал он, поочередно глядя то на Филиппа, то на Сатину. Все же больше на Сатину. — Предупреждаю в первый и последний раз: ничего здесь не трогать. Ясно?
Они дружно кивнули.
— Ясно? — переспросил старик, не отрывая глаз от Сатины.
— Все мне ясно, черт возьми! Я же сказала! — обиженно бросила она.
Немного помолчав, Мортимер одобрительно кивнул:
— Замечательно. Тогда готовьтесь: сейчас вы увидите зрелище, равного которому нет на свете.
Преодолев последние ступеньки, они оказались в зале настолько огромном, что у Филиппа захватило дух. Подвал не ограничивался размерами домика, под которым располагался, но, казалось, он простирался до бесконечности под всей долиной, холмами и осенним лесом. Высоко над их головами корни деревьев извивались, словно гигантские змеи. Они выглядели почти живыми в пульсирующем свете, переливавшемся всеми цветами радуги.
Подвал был сплошь заполнен песочными часами. Они стояли на полу, на столах, на стеллажах и полках. Часы были повсюду, насколько хватало взгляда, и гораздо дальше. Там были маленькие часики, размером не более наперстка, и огромные, как платяной шкаф. В некоторых песок был привычно золотистым. В других — красным, синим, фиолетовым, пестрым. Песок кое-где был черным, как сажа, казалось, что из горлышка вытекает струйка нефти.
Стеклянные колбы часов освещали зал. Они излучали слабое сияние и напоминали Филиппу Сферу зла из кабинета Люцифера. Это сияние окрашивалось в цвет песка, наполняя зал тысячью нежных оттенков.
Не считая приглушенного шороха, в зале царила полная тишина.
Сначала Филиппу показалось, что это ветер шелестит по ту сторону потолка. Затем он догадался, что это был звук песка. Песка, струившегося в бесчисленном количестве стеклянных сосудов. Это была сама жизнь, ускользающая навсегда. От одной этой мысли мурашки пробежали по его коже. Мортимер был прав в том, что зрелищу не было равных на свете. Но именно это приводило в легкий ужас.
— Думаю, то, что вы видите, вряд ли нуждается в объяснениях, — сказал Мортимер, отставив в сторону свечу.
Филипп кивнул в знак согласия, взгляд его блуждал по залу.
— Человеческие жизни, — шептал он, — вот что вы имели в виду, говоря, что песок уже струится. Каждый сосуд — это одна жизнь.
— И одна смерть, — добавил Мортимер, указывая на часы, серебристый песок в которых упорно стремился через узенькое горлышко в нижнюю половину колбы. Она была почти заполнена, в то время как верхняя — почти пуста. — Все в мире взаимосвязано.
В ту же минуту остатки песка просочились сквозь горлышко и сияние, исходившее от колбы, как будто погасло. Песок стал серым, словно пепел.
— Он только что умер, — охнул Филипп и перевел взгляд на Мортимера, — да?
Старик задумчиво покачал головой, не совсем согласный со словами Филиппа.
— Сейчас он близок к смерти настолько, насколько может живой человек. Но переход уже начался. В эти минуты перед его глазами наверняка проходит вся жизнь. У него есть немного времени, пока я не пришел за ним, кстати, мне уже…
— Ой, здесь что-то происходит, — вскрикнула Сатина, которая рассматривала песочные часы, заполненные зеленовато-коричневым как патина, песком. Она показывала на верхнюю половинку сосуда.
— Осторожно! — испуганно взвизгнул Мортимер. Он схватил Сатину за капюшон и резко оттащил от часов, так что воротник сдавил ей горло, и она захрипела. — Не смей их трогать!
— Отпустите! Я ничего не трогала! — Сатина раздраженно вывернулась из его рук.
— Но ты как раз намеревалась это сделать, — назидательно поднимая в воздух палец, протянул Мортимер. — По твоим глазам все было видно!
— Ничего подобного! У меня всегда такие глаза! Я же из дьявольского племени, вы не забыли?
— Что ты увидела? — перебил Филипп, пока дискуссия не стала слишком горячей.
— Кажется, там был мужчина с новорожденным младенцем. Но я не уверена, я не успела рассмотреть, как следует.
Она покосилась на Мортимера, который не обратил на ее разгневанный взгляд никакого
