напряженное, сосредоточенное, рот плотно сжат. Веревка врезалась в его тело.
В следующем эпизоде Джонни вместе с братьями Тумулти пытаются провести рыбачью лодку по штормовому морю и причалить в заливе, расположенному в северной части острова. Маленькое суденышко прыгает по вздымающимся волнам, словно пустая скорлупка, трое мужчин вымокли до нитки. Когда они наконец вошли в залив и начали грести веслами, Эйлин затаила дыхание. Казалось, вот-вот взбунтовавшаяся вода захлестнет лодку и опрокинет ее, но каждый раз ей удавалось ловко выныривать из-под нависшей над ней волны. Братья Тумулти гребли изо всех сил. Они и Джонни умело управлялись с лодкой. Снова крупный план — напрягшиеся мышцы, обеспокоенные взгляды. Затем следовала другая сцена — Джонни и братья Тумулти ловят рыбу самым примитивным способом, используя только лесу. А там, на заднем плане, виден рыболовецкий траулер, оснащенный самыми современными приспособлениями. Вскоре рыбаки на траулере стали вытягивать сеть, в которой было много рыбы. И опять новая сцена. Теперь был показан порт, вечер, маленькая рыбацкая лодка возвращается домой. Вот рыбаки спускаются на берег, впереди всех идет Джонни, у него в руках на леске несколько рыбин — весь его дневной улов. Камера пристально следит за ним. В объектив попадают заброшенные, опустевшие дома, заросшие вереском земли, на которых пасется пара ослов.
Эйлин с напряжением просматривала сцену за сценой. Череду словно бы случайно снятых сцен, следующих друг за другом, объединил в одно целое лейтмотив. А лейтмотивом были одиночество и борьба за жизнь.
Вот к берегу приближаете почтовая лодка, камера показывает лица ожидающих ее людей. Почтовая лодка — это их единственная связь с большой землей.
Деревенский праздник, на котором Эйлин танцевала с Джонни, выглядел единственным светлым пятном на фоне беспросветной жизни островитян. И все же одна деталь привносила в эту всеобщую жизнерадостность ноту грусти. Группка простенько одетых деревенских девчонок облепили Рилу со всех сторон, они трогали пальцами ее золотистое платье, с мечтательным видом рассуждали о достоинствах ее туфель. В их взглядах читались восхищение и зависть.
Но как бы то ни было, все эти сцены являлись всего лишь задним планом, на фоне которого Рила пыталась снова вернуться в мир своего детства. Она хотела восстановить единство в душе, обратившись к далекому прошлому, в котором все казалось таким прекрасным и настоящим. Но очень скоро становится понятно, что и это утопическая мечта.
Дери не поверил ей, оттолкнул ее протянутую для примирения руку, но в сердце Эйлин не было ни злости, ни раздражения, ни даже удивления. Он показал Инишбаун фантастически прекрасным, невероятным, неземным, наполненным поэзией местом. Но оказывается, красоты недостаточно. Жизнь скупа и безжалостна, душа и тело страстно жаждут не только этой великолепной красоты затерянного в океане острова.
Сидя в темном зале, Эйлин вдруг обнаружила, что принимает эту точку зрения без всякого протеста, даже без боли. Но возможно, лишь потому, что в ее сердце поселилась другая, более сильная боль, которая не оставляла места для иных чувств. Множество различных маленьких эпизодов фильма подготовили ее к той правде, которую она никак не хотела замечать — ее битва за возрождение Инишбауна совершенно бессмысленна. Каждый эпизод, подобранный поэтическим сердцем Дери, свидетельствовал о гибели острова, о гибели того уклада жизни, который существовал до недавнего времени. Этот фильм можно было назвать романтической элегией о Инишбауне.
Когда стрекот проектора смолк и включили свет, Рори с озадаченным видом взглянул на Эйлин.
— Неужели, дорогая деточка, ты и вправду думаешь, что этот фильм привлечет на остров туристов? По-моему, он дает ясное представление об истинном положении дел на Инишбауне, — сказал он.
Прежде чем Эйлин успела хоть что-то ответить, Дерен оказался рядом с Рори О'Финнерти.
— Что вы думаете о нем? — спросил Дерен.
— Великолепно, очень талантливо. Передано то настроение, которое витает в воздухе на Инишбауне. — Рори развел руками. — Если бы я имел возможность показать этот фильм в парламенте, то, уверен, он явился бы куда более красноречивым аргументом, чем только слова, в пользу того, что жизнь на Инишбауне, как это ни прискорбно, должна следовать по пути прогресса, а не самоизоляции, ведущей к гибели. Вы, мой дорогой Дерен, обеспечили мне первоклассный материал для пропаганды!
Дерен пожал плечами и улыбнулся.
— Я ничего не пропагандирую, — сказал он. — Просто говорю правду.
— У правды есть много сторон, — рискнула Эйлин напомнить им о себе.
Дерен бросил на нее нетерпеливый взгляд:
— Разумеется, ты разочарована. Я знал, так и будет. Но если бы я попытался представить Инишбаун в виде некоей страны грез, мне пришлось бы очень скоро оставить эту затею. Боюсь, я не слишком сентиментален.
Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки.
— Я тоже этим не отличаюсь, — буркнула Эйлин. (О господи, неужели они снова начинают ссориться?) Стараясь подавить в себе внезапную вспышку раздражения, она сказала: — Я знаю, жизнь здесь тяжелая. Но я надеялась, может быть, это и глупо, что этот фильм сотворит чудо и все изменит к лучшему. Что особая, редкостная красота Инишбауна сохранится.
— Если ты имеешь в виду мужество и трудности, без которых островитяне уже не мыслят своей жизни, — сказал Рори, — то можешь не волноваться — на материке этого будет предостаточно. И даже больше, чем здесь. — Его рука мягко коснулась плеча Эйлин. — Жить без надежды невозможно. Без надежды в человеке гибнет дух. Эти смелые и мужественные люди пережили многое. Но теперь, боюсь, твоя отчаянная битва за свое маленькое королевство проиграна.
— И я помог поставить точку в этом сражении, — с грустью сказал Дерен. — Прости, Эйлин. Я правда сожалею. Я бы обязательно помог тебе, если бы это было в моей власти. Но я должен был показать Инишбаун таким, каким его вижу.
Мгновенная смена его настроения, искреннее сочувствие, которое он проявил, лишили Эйлин последних аргументов. Ее глаза наполнились слезами, она что-то несвязно пробормотала и быстро выбежала из студии. Эйлин не хотела, чтобы Дерен и Рори О'Финнерти видели, как она плачет.
«Меня интересует только правда», — сказал Дери. Инстинкт никогда его не подводил, он всегда мог проникнуть в истинную суть вещей. «Может, и теперь он в конце концов увидит то, что скрыто в моем сердце. Он поймет, какая я на самом деле, — думала Эйлин. — Да, иногда могу ужасно глупо себя вести, могу быть слишком сентиментальной, слишком вспыльчивой, но я не способна на тот подлый поступок, который мне приписывают и который полностью лежит на совести Рилы», — продолжала рассуждать девушка.
Но этот замечательный, полный понимания и здравомыслия разговор может никогда не состояться! Потом, уже немного успокоившись, Эйлин подумала о том, что напрасно так быстро убежала из студии. Надо было сдержать свои слезы и остаться! Тогда бы у нее был шанс поговорить с Дери.
Но она убежала! И больше ей не представится такая удобная возможность встретиться с Дери и поговорить с ним. Когда Эйлин пришла в студию на следующее утро, его уже не было. Дерен уехал на материк — его телеграммой вызвал в Лондон Флери.
Удивленная и озадаченная неожиданным поворотом событий, Эйлин рассеянно слушала объяснения Теда Рейли. Он и Дери снимали последнюю сцену в павильоне, когда принесли телеграмму. Тед неохотно заговорил с Эйлин, так как все еще сердился на то, что она уничтожила один из лучших эпизодов фильма, к съемкам которого он относился с таким же трепетом, как и Дерен. Таким образом, сообщил Рейли, вернувшаяся в Лондон Рила доложила Флери, что мы сняли совершенно провальный фильм. И естественно, Флери тут же вызвал к себе Дерена, велев прихватить с собой весь готовый материал. На рыбацкой лодке Дери добрался до материка, а там из аэропорта Шеннон улетел в Лондон.
— Но он еще вернется? — пролепетала Эйлин.
— Нет, — бросил Тед и с равнодушным видом отошел в сторону. — Ему нет необходимости возвращаться. Оставшуюся работу мы вполне можем сделать и без него. И скорее всего, мы все уедем сегодня вечером, — проворчал он. — Да, Дери просил от его имени поблагодарить мистера Марлоу за гостеприимство. К сожалению, он сам не смог зайти, так как был вынужден в спешном порядке покинуть остров.
