тень. Сложив шезлонг, он двинулся через пляж в направлении шеренги белых коттеджей.
Небольшой курортный поселок, состоящий из трех дюжин одноэтажных домиков, на самом деле был офицерским городком, раскинувшимся на территории оставленной кубинцами военной базы. После ухода союзников ангольское командование разместило там полк охраны, чтобы уберечь базу от разграбления местным населением.
Часовые и патрули новой охраны располагались вдоль периметра внутреннего заграждения. В офицерском городке проживало несколько немецких военных специалистов. Но, в отличие от Крауха, они были при деле и появлялись на базе лишь по выходным. В будущем, как слышал Ганс, на базе собирались открыть учебный центр для новой Ангольской армии, и он рассчитывал на место там. Как-никак, а опыт подготовки молодых бойцов революции у него был.
Оставив шезлонг на крыльце коттеджа, Ганс вошел внутрь. Здесь было хорошо, прохладно. Японский кондиционер работал бесшумно, охлаждая воздух. Раздевшись догола, Краух вошел в душевую, он любил после пляжа смывать океанскую соль тугими струями воды. А после докрасна растираться махровым полотенцем.
Набросив на влажное тело длинный банный халат, он вышел на кухню. В холодильнике дожидалась своего часа литровая бутылка «Столичной» и несколько желтых лимонов. Взяв бутылку и один лимон, он захлопнул дверцу холодильника. На столе стоял двухсотграммовый граненый стакан из грубого серого стекла, изделие советских стекольных заводов.
Наполнив стакан на три четверти водкой, Ганс выдавил туда сок и мякоть лимона. Жидкость стала ядовито-желтой, в ней плавали лохмотья мякоти. Всыпав туда по пол-ложки красного и черного молотого перца, он все это перемешал, и, подняв на уровень лица, опрокинул в рот, осушив стакан одним большим глотком.
Это был своего рода ритуал, каждое утро Краух употреблял стакан насыщенной водки, считая, что таким образом защищает свой организм от местных инфекций.
Через несколько минут на него наваливалась алкогольная депрессия, тогда Ганс вспоминал фильмы о русских белогвардейцах, которые, потеряв свою родину, где-то в парижских кабаках играли с жизнью в «русскую рулетку». Вспоминая это, он смотрел в дверной проем, откуда была видна вешалка с его полевой формой, поверх которой висел ремень с кобурой и автоматическим пистолетом в ней.
Для игры в «русскую рулетку» русский «токарев» не годился. У него не бывало осечек.
Сейчас размышления Крауха о «русской рулетке» прервал зуммер телефона.
В гостиной перед диваном стояла уродливая коробка полевого телефона.
– Да, слушаю, – произнес Ганс, снимая трубку с аппарата.
– Капитан Краух, через полчаса за вами прибудет машина. Срочный вызов к полковнику Мюллеру. – На другом конце повесили трубку.
– Ну вот, кажется, и обо мне вспомнили, – прежде чем положить трубку, сам для себя произнес Ганс. Депрессию как рукой сняло. Пора было собираться.
Ровно через тридцать минут перед коттеджем Крауха остановилось два советских джипа «УАЗ». В первом находилось трое негров в кубинской полевой форме. Один сидел за рулем, два других с «калашниковыми» на изготовку занимали заднее сиденье автомобиля.
Второй джип с крупнокалиберным пулеметом на турели оккупировали шестеро чернокожих бойцов в касках советского образца, устаревшей советской форме и «древними» дисковыми автоматами «ППШ».
Несмотря на официальное прекращение гражданской войны, на дорогах было неспокойно.
Уже одетый в полевую форму, с короткими рукавами, перетянутый ремнями портупеи и большой кобурой на бедре, Ганс нахлобучил на голову светло-зеленую фуражку с высокой тульей. Прикрыв за собой дверь коттеджа, он сел в джип рядом с водителем.
Больше часа конвой трясся по разбитому войной шоссе, все время въезжая в выбоины и воронки от снарядов и мин.
Наконец, проскочив раскаленную от солнца саванну, конвой въехал на загаженные улицы Луанды. Столица Анголы по-прежнему находилась в постколониальном состоянии, когда вождей всех рангов волнует «светлое будущее» всей страны, но никто не собирается убирать мусор из собственного квартала.
Проехав через центр города, джипы свернули к президентскому дворцу. Напротив президентского дворца, в старых (а потому добротных) португальских казармах размещалось управление военной разведки и контрразведки, охраной которой занималось самое боеспособное подразделение Ангольской армии, бригада особого назначения. Высший офицерский состав состоял полностью из восточных немцев, а младший офицерский прошел обучение в военных заведениях стран соцлагеря.
Бригада особого назначения была не только самой укомплектованной, обученной и боеспособной частью, главное – она была самой лояльной. Держа ее в центре столицы, правительство Анголы знало, что судьба его в надежных руках.
Проехав через пару контрольно-пропускных пунктов, где везде тщательно изучали документы с фотографией на них, Краух наконец добрался до здания управления.
Серое кирпичное здание в два этажа с черепичной крышей находилось во внутреннем дворике, под прикрытием каменных бараков-казарм.
У входа в управление стояли два автоматчика с оружием на караул. Пройдя мимо них, Ганс потянул на себя тяжелую массивную дверь из красного дерева и оказался перед бронированной заслонкой еще одного контрольно-пропускного пункта.
– Капитан Краух, – произнес Ганс, показывая удостоверение, – по вызову полковника Мюллера.
Негр с погонами сержанта сверился со списком, затем блеснул белками глаз и, изобразив на своем лице улыбку каннибала, нажал кнопку пульта управления. С грохотом отодвинулась бронированная заслонка.
Спрятав удостоверение в нагрудный карман, капитан прошел внутрь здания. Быстро пройдя большое фойе, он направился к мраморной лестнице, ведущей наверх.
Кабинет начальника военной разведки полковника Гюнтера Мюллера занимал левое крыло второго этажа. За полированной дверью сидела моложавая женщина-метиска с ореолом из рыжих пушистых волос. Она была одета, как и все служащие здесь, в военную форму без знаков различия.
Когда вошел Краух, секретарь лишь на мгновение оторвалась от пишущей машинки и произнесла два слова:
– Вас ждут.
Полковник Мюллер был среднего роста, худощавого телосложения. Всегда гладко выбритый, с аккуратно зачесанным пробором на голове, он больше походил на школьного учителя, чем на шефа разведки. В его открытом лице с тощими губами, прямым носом и ямочкой на подбородке не было ничего таинственного. Однако этот человек был сама тайна. Его водянисто-голубые глаза излучали доброту, тем самым скрывая холодный изощренный ум разведчика, благодаря которому за последние десять лет ангольская разведка провела не одну дюжину успешных операций по всему югу Африки.
Кабинет полковника был просторный, но темный. Три небольших окна находились под самым потолком, почти не давая света, поэтому электрическое освещение здесь горело постоянно. Большой полированный стол буквой Т занимал весь центр кабинета. Вдоль стола стояло полторы дюжины стульев, это было место совещания всех отделов управления. В центре восседал сам шеф – Мюллер, за его спиной в стене торчал гвоздь. Когда-то на нем висел портрет вождя мирового пролетариата. Но во времена смены ориентиров портрет Ленина сняли. Кого же взамен вешать – не придумали. Так гвоздь сиротливо и торчит из стены.
– Разрешите? – спросил Ганс, входя в кабинет.
– Заходи, садись, – без приветствия отозвался половник.
В отличие от кубинцев и ангольцев, которые, в свою очередь, переняли и традицию «старших» советских товарищей, он не здоровался с подчиненными за руку и не целовал в губы, когда случалось награждать их.
Краух сел недалеко от шефа в ожидании, что тот скажет.
– Не засиделся без дела, капитан? – поинтересовался Мюллер.
– Засидеться не засиделся, а вот на пляже залежался, это точно.
– Ну, тогда есть задание. Через десять дней в Мозамбике состоится совещание министров иностранных дел южного региона Африки. Что там будут они решать – не знаю, да это и не столь важно, главное в
