форме и наготове.
После товарного вагона с теплым прошлогодним сеном, дарящим тепло и уют, сидеть на мусорнике, продуваемом сквозняком, с бьющей в нос вонью и шуршащими под ногами крысами – удовольствие не из самых приятных. Чтобы как-то согреться, беглецы жались друг к другу, но это мало помогало.
Когда над пакгаузом появился ярко-желтый месяц, Турпал посмотрел на светящийся циферблат своего «Ориента».
– Ну, вот, самое время идти звонить.
– Это еще куда? – встревоженно спросил Ковалев.
– В диспетчерской сейчас начинается ночное чаепитие, и в кабинете никого нет. Вот оттуда я и позвоню, – пояснил Турпал.
– Слушай, а откуда ты все это знаешь? – с подозрением в голосе спросил Сермяжный.
– Подрабатывал тут одно время, – откровенно ответил Нуербеков, что было в какой-то мере правдой. Одно время через Ростов шла нефть, никем не учтенная, и чтобы не появились желающие ее присвоить, составы сопровождала вооруженная охрана. Именно на таких сопровождениях он заработал своего «индейца», которого в конце концов бросил в овраге у границы, как загнанного скакуна.
Разгрузку и автомат Турпал оставил в пакгаузе, с собой захватил лишь «браунинг» и растворился в темноте.
– Думаешь, вернется? – минут через пять будто в пустоту спросил Гога.
– Конечно, вернется, – не задумываясь, уверенно ответил Александр, потом, немного помолчав, добавил: – Что ему раньше мешало свалить? Ничего. Значит, вернется.
И Турпал вернулся, почти через час, но вернулся. Он бесшумно выскользнул из дверного проема и, представ перед товарищами по несчастью, негромко сообщил:
– Вот и все улажено. Через час выбираемся к ограде, нас там подберут.
– Что, так и пойдем? – Ковалев красноречиво провел свободной рукой по подсумкам разгрузочного жилета.
– А ты думаешь, что со своей бородой и патлами, как у Маугли, выглядишь вполне респектабельно? – рассмеялся Нуербеков, обнажая крупные, крепкие зубы. Покачал головой и добавил, обращаясь к обоим беглецам. – Ладно, пленники гор, не дрейфьте. Я объяснил ситуацию, так что транспорт подгонят соответственный…
К месту рандеву Турпал их вывел, что называется, с первой попытки. Чувствовалось, здесь спецназовец бывал не один раз, все тропки, проходы знал, как грядки на своем огороде. Наконец они вышли к ограде, которая была выстроена из широких бетонных плит, по верху которых тянулись кольца колючей проволоки.
– Что, будем перелазить? – спросил Александр Сермяжный, с опаской глядя на острые как бритвы колючки «егозы».
– Не торопись, Шурик, – успокоил его чеченец. – Помнишь, как говорил наш ротный? «Не торопись, оглядись, потом пощупай и только потом влезай…»
– А то болезней больше, чем врачей, – закончил фразу десантник и спросил: – И чего тут можно пощупать?
– Сейчас увидишь. – Турпал приблизился к стыку двух плит, опустился на одно колено и, сунув внутрь руку, вытащил наружу полуметровый обрезок металлической трубы, верх которой был загнут буквой «Г». – Вот и все. – Ладонь вайнаха уперлась в плиту и с силой надавила на нее. Под тяжестью его тела плита вывалилась наружу, обнажив довольно широкий проем. – Прошу, джентльмены. Вот так мы за водкой и бегали.
Когда троица, протиснувшись в открывшуюся щель, выбралась наружу, плиту установили на место, кто знает, как дальше жизнь сложится.
Телефонный собеседник Нуербекова не подвел, и ровно в назначенное место подъехал белый микроавтобус, бока которого были разукрашены рекламой турецкой облицовочной плитки. Из кабины выбрался грузный мужчина в темно-синем рабочем комбинезоне и такого же цвета бейсболке. Над козырьком не по сезону блестели темными стеклами солнцезащитные очки.
– Салам, Шаа, – из кустов неслышно вышел Нуербеков.
– Ва-а, – широко улыбнулся здоровяк. – Турпал, салам! – Он по-медвежьи сграбастал беглеца и прижал к своему пивному животу, потом что-то быстро, вполголоса заговорил по-вайнахски. Нуербеков, улыбаясь, лишь кивал головой, потом с трудом высвободился из могучих объятий и подал знак своим товарищам.
Из кустов, оглядываясь, выбрались Сермяжный и Ковалев, придерживая автоматы, подошли к микроавтобусу.
– Это, Шаа, мои друзья, – вытянув в их сторону руку, заговорил на русском Турпал.
Верзила, смерив взглядом обросших русских, недовольно поморщился, как будто видел перед собой не людей, а какой-то хлам.
– Так это ты о них говорил?
– О них, – скупо произнес Рысь, взгляд старинного приятеля ему не понравился.
– Хорошо, тогда мои меры предосторожности будут нелишними, – с этими словами Шаа открыл заднюю дверь, где стояли большие картонные коробки. Здоровяк почти без усилий вытащил несколько коробок с упаковками облицовочной плитки, в кузове образовался проем, ведущий в глубь, где зияла темнотой пустота. – Отсидитесь здесь, ночью мусора на измене, запросто могут шмон устроить. А как только рассветет, отвезу вас к Усману.
– Понятно. – Турпал первым скользнул в кузов, следом Александр, последним забрался Ковалев, бросив напоследок настороженный взгляд на здоровяка. Но тот даже не посмотрел им вслед. Когда последний беглец исчез в черном чреве микроавтобуса, так же легко вернул коробки на место…
Усман Мухаев, шестидесятилетний чеченец, на свой возраст не выглядел. Он был выше среднего роста, худой и жилистый, с длинными и узловатыми, как корни деревьев, пальцами. Лицо его было узким, с острыми чертами и большими темными глазами.
Он мало походил на своих сородичей, живущих в горах. Общительный, эрудированный, Усман легко сходился с людьми, свободно чувствовал себя в любой компании. Его вполне можно было принять за ученого или искусствоведа, и вряд ли кто-то из общающихся с ним подозревал, что перед ними уголовник- рецидивист, тюремный стаж которого составлял больше двадцати пяти лет. Здесь же он и прошел свои университеты, как криминальные, так и светские.
Несмотря на солидный уголовный стаж, Усман не был коронован в законники. Он относился к касте одиночек, которых блатное сообщество соответственно окрестило «один на льдине».
Криминальные группировки тогда только создавались, но тем не менее появлению нового игрока на бандитском поле никто не обрадовался. Тогдашние разборки происходили по-первобытному примитивно, стенка на стенку плюс цепи, финки, арматура, кастеты. Огнестрельное оружие было редкостью, все решала грубая физическая сила. Несмотря на значительный перевес местных, Рамзес не только не отступил, но даже перешел в наступление. Вскоре сортировочная станция и прилегающий к ней район легли под группировку Мухаева. Но захватить и удержать территорию при помощи своры головорезов – это было лишь частью общего плана. Чтобы стать неприступным, кроме боевиков требовались «белые воротнички» – экономисты, юристы, чиновники, имевшие выходы на сильных мира сего.
Таких Рамзес тоже нашел, помогли родственники из маленькой горной республики. В Чечне действительно если не каждый знал друг друга, то уже через своих друзей и знакомых наверняка. Вскоре родичи нашли для уголовного авторитета нужных людей, специалистов, сумевших «облагородить» бригаду и «гармонично» вписать в преступное сообщество Ростова. Больше того, матерые деляги нашли применение криминальной силе, благодаря перестройке закон и порядок летели в тартарары, и грех было не воспользоваться этой ситуацией для обогащения.
Из Чечни в Ростов потянулись составы с неучтенной нефтью, которую перегоняли в неучтенный же бензин, который в свою очередь превращался в шуршащие купюры. Лакомый кусочек получался, и чтобы у «соседской» братвы не возникло соблазнов, каждый эшелон, каждый бензовоз сопровождала вооруженная охрана. Благо с огнестрельным оружием уже проблем не было… Нефть гнали в Ростов до начала чеченской войны, потом краник перекрыли. Усман Мухаев воевать не стал, он даже отошел от криминала (по большому счету), влив свои капиталы в легальный бизнес.
