Он громко выругался. Обхватив ее голову ладонями, он как будто собирался ее отодвинуть, но передумал. Не переставая ругаться, он вдруг ухватился за ее юбки и начал задирать их.
Он приподнял ее, раздвинув бедра, и она, чтобы не упасть, ухватилась за его плечи. Она чувствовала, как все юбки сбились вокруг талии, но ощущение и вкус его тела доставляли ей наслаждение. Он просунул руку между их телами и коснулся ее обнаженных бедер.
Она, отодвинувшись назад, с изумлением смотрела на него. Он, проталкивая руку между их телами, не сводил с нее глаз. Она почувствовала, что он добрался до своей цели и застыл. Она ждала, желая заполнить внутреннюю пустоту в своем теле.
— Давайте, — хриплым от возбуждения голосом сказал он.
Она не поняла его и, словно пробуждаясь от сна, огляделась. Боже, они находятся в движущейся карете.
— Нет. — Он положил руку на ее щеку и повернул Темперанс лицом к себе. — Поздно раздумывать. Оставайтесь со мной. Откройтесь.
— Но…
Она с изумлением смотрела на него, а он ласкал, гладил, пощипывал.
Она чуть не задохнулась.
— Темперанс, — прошептал этот темный, чувственный дьявол. — Темперанс, иди ко мне.
Она выгнулась навстречу. Это было нехорошо, очень нехорошо, но это было так приятно, очень, очень, приятно.
— Темперанс.
Ее бедра приподнялись, раз, два. Она откинула назад голову. Потом открыла глаза и посмотрела на Кэра из-под опущенных ресниц. Мышцы его лица напряглись, губы страдальчески сжались в тонкую линию.
— Не заставляйте меня сдерживаться, — сказал он. Она, чуть заметно улыбаясь, дразнила его и себя движениями бедер.
— Темперанс, — простонал он.
Карета качнулась, переезжая выбоину, и Темперанс воспользовалась этим, чтобы упасть прямо на него.
Но сразу же приподнялась, продолжая дразнить. Он выругался, на его верхней губе выступили капли пота.
А она смеялась тихим смехом, таким, каким не смеялась никогда в жизни. Она отдавалась, она безумствовала в полутемной карете, по дороге между двумя мирами. Она снова выгнулась, дразня его.
— Проклятие, Темперанс. — Его голос, обычно такой холодный и бесстрастный, прерывался.
Он ругался, ворчал что-то неразборчивое, но было совершенно ясно, чего он хотел. Он решительно приподнял ее и снова опустил.
О, какой экстаз! Он заполнил в ней пустоту. Ощущение было неповторимым. Темперанс изгибалась, держась за его плечи, вжимаясь в него, но ей хотелось чего-то другого.
Он шлепнул ее по задравшимся юбкам.
— А теперь, скачите на мне.
Она недовольно скривила губы. Ей нравились эти легкие, ласкающие прикосновения, эти чудесные ощущения.
— Скачите же на мне, черт побери!
Она посмотрела на него, этот аристократ, этот лорд, умолял ее доставить ему удовольствие, и она решила пожалеть его. Она приподнялась и снова опустилась.
Он не спускал с нее глаз, а она, изгибаясь, тяжело дыша «скакала» на нем, попадая в ритм кареты, катившейся по темным улицам. Она задыхалась, ее движения становились такими лихорадочно быстрыми.
Его лицо блестело от пота, мышцы на шее напряглись, и Темперанс увидела, как он сглотнул, прижимаясь к ней.
Ей хотелось сказать ему, закричать во весь голос, как много он значит для нее. Но она сбилась с ритма и бессильно упала. Ее тело непроизвольно содрогнулось. Словно в тумане она чувствовала, как он снова и снова входит и выходит из ее разгоряченного, мягкого тела, и она, уткнувшись в его плечо, рыдала в ожидании. Он не щадил ее, она повернула голову, чтобы посмотреть на него, и увидела взгляд, устремленный в потолок, раскрытый рот, зубы, оскаленные в беззвучном крике. Его семя наполняло ее. Он изогнулся, приподняв бедра.
Потом неожиданно он расслабился.
Медленно, как будто через силу он поднял руки и, обняв ее за талию, прижал к себе. Она, положив голову ему на плечо, прислушивалась к звукам ночного Лондона.
Лазарус, не оставляя ее мягкого теплого тела, лежавшего у него на коленях, закрыл глаза, вдыхая аромат страсти. Это был земной, ненавязчивый запах, который всегда будет напоминать ему о ней. Он провел ладонью по ее спине, ощущая грубую шерсть плаща. Они занимались любовью в карете. У него дрогнули губы от нелепости такой ситуации. Он не был молоденьким лордом, подверженным приступам азарта и возбуждения, но Темперанс возбуждала его независимо от того, где они находились.
Она подняла голову и попыталась оттолкнуть его, но он задержал ее на минуту.
— Тише.
— Мы скоро приедем домой, — прошептала она.
Она была права, но ему не хотелось отпускать ее, отделяться от нее.
Она сползла с его колен и чуть не упала, когда карета резко завернула за угол.
— Осторожно. — Кэр поддержал ее, но она быстро пересела на место напротив него.
И отвернулась от него.
— А, это вернулась миссис Дьюз, матрона строгих правил. — Он устало положил голову на сиденье.
— Вам необходимо привести себя в порядок, — сказала Темперанс, указав на его колени. Как будто его вид оскорблял ее.
Он опустил глаза. Ему действительно нечем было гордиться. Вялый и влажный предмет его гордости лежал на бриджах.
— Пожалуйста, — тихо попросила она.
— У вас найдется платок? — вежливо спросил он. Она пошарила в рукаве и, достав платок, протянула его Лазарусу.
— Спасибо.
Он бы расхохотался, если бы только эта ситуация не была скорее трагической, чем смешной. Почему она настолько провинциальна в своем отношении к плотским утехам? Он прищурился. Может быть, ее супруг был ханжой или просто неполноценным.
Кэр вспомнил, что она почти никогда не упоминала своего мужа, хотя утверждала, будто любила его. Лазарус открыл рот, собираясь расспросить ее о покойнике, но карета, качнувшись, остановилась. Кэр выглянул в окошко и увидел, что они в конце Мейден-лейн.
Темперанс уже выбиралась из кареты.
Он поднялся.
— Все в порядке, — поспешила заверить она. — Я сумею выйти сама.
Он сдержанно улыбнулся:
— Не сомневаюсь, что сумеете, но я собирался проводить вас до дверей.
— О, но… — Она замолчала, увидев его лицо. После этого она тихонько вышла из кареты.
Как только они оказались на улице, он взял ее под руку, испугавшись, что она просто сбежит. Они молча подошли к двери, и он к этому времени уже был в гневе, хотя не мог объяснить почему. Как только они подошли к дому, Темперанс повернулась, очевидно, собираясь войти, даже не пожелав ему доброй ночи.
В Кэре что-то взорвалось. Он выругался и, повернув ее лицом к себе, впился в ее губы. Этого он и хотел; это укротило животное, сидевшее в нем; и ее мягкие губы, и тихий вздох, когда он провел по ним языком. Он не мог понять это безумное звериное желание, владевшее им. Он хотел ее, хотел что-то
