склонился над ней, опершись на руку и не давая ей возможности подняться. Он улыбался, глядя на лежащее перед ним беспомощное тело, на ее вздымающуюся в волнении грудь.
— Теперь вам от меня не убежать.
— Это низко! — воскликнула она, протестуя. — Пустите меня!
— Минутку. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею, и она почувствовала на себе тепло его дыхания. Софи попыталась увернуться, но это оказалось невозможно. Его теплые губы жадно целовали ее шею, скользя вниз, от подбородка к маленькой ямке у ее основания. Она невольно вскрикнула, почувствовав, как нежную раковину ее уха опалило жаром его дыхания.
— Кайл, вы обещали! Пожалуйста, отпустите меня…
Он закрыл ей рот поцелуем, без всяких усилий подчинив своему желанию. Ее как будто ударило током, когда она почувствовала влажную гладкость его языка, настойчиво раздвигающего ее губы.
Она вся изогнулась, пытаясь освободиться, раздираемая страхом и одновременно вспыхнувшим желанием. Он страстно и нежно ласкал ее тело, проводя губами по ее груди, целуя скрытые под черным шелком нежные округлости бедер.
— Избавьтесь от своей маски хотя бы сейчас, — хрипло потребовал он. — Откройте свою тайну.
— Нет, Кайл! Нет! — вскрикнула она, когда он стал стягивать с нее платье.
— Я безумно хочу вас, — прошептал он, и она скорее почувствовала, чем услышала его голос. Он смотрел в ее серые глаза, пытаясь проникнуть в самую глубь ее существа. Его лицо было наполовину в тени, и все его желание было сосредоточено в каре-зеленых глазах, пожирающих ее.
Он бил слишком силен, и Софи не смогла помешать ему стянуть с груди платье. В мягком ночном освещении ее кожа цветом напоминала жженый мед, а грудь светилась молочной белизной, отмеченной демаркационной линией платья.
— Мне нравится, что вы бережете от загара грудь, — тихо сказал Кайл. — Вы такая холодная, такая по-девичьи застенчивая. Это с самого начала свело меня с ума… — Он склонился и поцеловал ложбинку на груди, вдыхая аромат ее кожи. — И вы так чудесно пахнете. Эти духи всю ночь преследовали меня. Они мучают меня так же, как и вы. Мне кажется, я знаю этот запах, и, однако, он внове для меня…
Ей было очень трудно владеть собой. Исходящее от него электричество заряжало ее желанием такой силы, что казалось, каждый ее нерв напряжен до предела. Его губы касались ее груди, покрывали обжигающими поцелуями хрупкий изгиб шеи, болезненно-напряженные звезды сосков.
Казалось, ее тело отвечало на его ласки по своей собственной воле, отдаваясь первобытному инстинкту, которому не было никакого дела до ее разума. Она извивалась в его объятиях, гладя жесткие завитки его волос, которые, казалось, сами тянулись к ее ладоням, обвиваясь вокруг ее пальцев.
Ее губы пытались произнести его имя, звучавшее каким-то странным набором бессвязных звуков в удушающе пьяном угаре ее страсти. Уцелевшим уголком сознания она пыталась приказать себе освободиться от дурмана, вскочить и что есть сил убежать прочь, спасаясь от опасности.
Но что тогда заставило ее надеть это платье, для чего желание быть красивой, зачем вообще жить, если не для этого?
Софи крепко прижала его к себе, как будто вдруг роли переменились и она была охотницей, а он дичью. Его мощное, мускулистое тело пьянило ее. Она так долго мечтала физически почувствовать его, прикоснуться к нему, что сейчас ласкала его с жадностью, граничащей с грубостью.
Не удержавшись, она громко вскрикнула, когда он стал целовать нежно-розовые лепестки ее сосков, забывшись в любовном экстазе. Софи почувствовала, как напряглась от желания, вряд ли сознавая, что сама в эту минуту впилась ногтями в его спину, как бы понуждая его дать выход своей жестокости, которую она всегда подозревала в нем.
Он снова сжал зубами ее соски, и ее как будто ударило током, затем все тело как бы растворилось в медленном жарком потоке, опалившем ее бедра, лоно…
Наконец он оторвался от нее и, перевернувшись на спину, потянул на себя. Страсть преобразила его лицо, сделав его еще более красивым.
— Сними с меня рубашку.
Почему она не в силах противиться ему? Дрожащими пальцами Софи стала неловко расстегивать пуговицы на рубашке, покрывая легкими, стыдливыми поцелуями его бронзово загорелую грудь. Она вдыхала аромат его кожи, такой теплый, такой чистый, такой мужской. Ее робкие, неумелые прикосновения еще больше воспламенили Кайла. Его участившееся дыхание стало резким и прерывистым.
Ночное безмолвие обволокло их своим прохладным шелковым покрывалом, внешний мир перестал для них существовать. Их тела стали единственной достойной внимания вселенной.
Сжигаемая страстью, Софи упивалась его телом, целуя загорелую кожу его живота, чувствуя на губах мягкое прикосновение черных, курчавящихся волос, в то время как ее язык приближался к темнеющему кратеру в центре его равнины. Застонав, он протянул к ней руки.
— Я хочу тебя, Софи, — выдохнул он. — Я никогда никого так не хотел, как тебя.
Она прижалась щекой к его обнаженной груди и закрыла глаза. Ее рука невольно скользнула вниз, внезапно почувствовав воспаленную, затвердевшую плоть внизу его живота.
Кайл глухо вскрикнул, и у Софи все вдруг помутилось в голове, она чуть не потеряла сознание! Он приподнялся и, опершись на руку, стал смотреть в ее смятенное лицо с какой-то пристальной безжалостностью.
— В тот момент, когда я впервые увидел тебя, я уже мысленно делал все это с тобой. Не один, а сотни раз я занимался с тобой любовью. — Он улыбнулся. Его каре-зеленые глаза, казалось, проникали ей в самую душу. — Иногда мы делали это неторопливо и мучительно долго. Иногда быстро и неистово грубо. Но я никогда не думал, что это может быть так прекрасно.
— О Кайл, — прошептала она, чувствуя себя беспомощной под напором захлестнувших ее чувств.
— Не будем торопиться, — пробормотал он, ища ее губы. — У нас целая ночь впереди… Целуя ее, он взял в ладони ее груди, мягко скользя большими пальцами вокруг напряженно затвердевших сосков. Софи была как в бреду, перед ее глазами с калейдоскопической быстротой мелькали какие-то яркие, разноцветные узоры, все время меняясь, но не уходя за пределы магического круга.
Ее рука покоилась в самом низу его живота, ощущая сквозь тонкую ткань брюк идущий от него жар. Он пошевелился, и, повинуясь его невысказанной просьбе, она передвинула свою ладонь ниже. Ее пальцы порхали, как бабочки, легчайшими прикосновениями лаская тайный источник его желания. Пальцы были настолько воздушно-невесомыми, что было почти невозможно, чтобы он почувствовал их. И все же каждое ее прикосновение, застенчиво-робкое и неумелое, исторгало из него мучительный стон, как будто это были руки другой, изощренной в любовных ласках, женщины.
Она ласкала его в каком-то бреду, чувствуя, как гулко бьется ее сердце, готовое выскочить из груди при каждом прикосновении его властных и требовательных рук.
Неужели она хотела именно этого — отдаться ему в самый канун ее отъезда?
Целуя ее в губы, он гладил ее обнаженную спину, плечи, бедра. Разрез на саронге оказался самым уязвимым местом в ее обороне, неспособным защитить ее от настойчивых посягательств его руки, пробившей роковую брешь и ласкающей ее бедра. В ее положении ей не оставалось ничего, кроме как отдаться на милость победителя, чьи руки неумолимо приближались к тонкой полоске кружев, охраняющей ее девственность.
Софи никогда не испытывала такого ни с одним мужчиной. Для нее существовали еще не тронутые области и чувства, о которых она даже не подозревала. Так же, как и Кайл, она много раз мысленно отдавалась своей страсти. Однако ей не хватало смелости, чтобы признать это.
Внезапно ее мысли распались на множество ярких осколков, когда его пальцы добрались до шелковисто-влажной плоти ее сокровенной женственности, лаская ее с такой испепеляющей страстью, что она задохнулась под накатившей на нее новой волной чувственного безумия.
Время сдержанной осторожности прошло. Их тела сомкнулись в тесном объятии, губы слились в жадном поцелуе, руки ласкали друг друга в неистовом самозабвении страсти.
Не было больше сомнений в том, что будет завтра. Они оба стремились лишь к одному, к единственно важному для них в настоящий момент союзу мыслей и чувств, предваряющему желанный акт любви.
