— Это, должно быть, ужасно. — Хелен закусила губу, преисполняясь сочувствия. — Особенно для него. Он такой грубоватый снаружи, но внутри, думаю, более чувствителен, чем хочет показать.
— Теперь вы начинаете понимать. — Мисс Манро откинулась на спинку кресла и задумчиво посмотрела на брата. — Когда он только вернулся из колоний, было лучше. Его шрамы были еще свежи и потрясали больше, но он еще не понимал того, что сейчас. Прошел год или два, прежде чем он осознал, что так будет всегда. Он больше не был обычным, незаметным человеком. Он стал развлечением.
Глухой звук протеста вырвался у Хелен на эти грубые слова.
Мисс Манро быстро взглянула на нее: — Это правда. С его стороны было бы глупо не замечать этого, считать, что шрамов нет или что он обычный человек. Он то, что он есть. — Она подалась вперед так напряженно, что Хелен захотелось отпрянуть. — И я люблю его за это еще больше. Вы меня слышите? Он был хорошим человеком, когда уезжал в колонии, но вернулся человеком необычайным. Многие думают, что храбрость — это простое проявление доблести на поле битвы, не предусмотрительность, не изучение последствий. Что это действие, длящееся секунды или минуты. Однако то, что приходится делать моему брату, — это жить со своей ношей годами. Он знает, что так будет до конца жизни. Он сражается с этим. — Она твердо смотрела на Хелен. — Вот это, с моей точки зрения, и есть настоящая храбрость.
Хелен смотрела на свой чай, ее рука дрожала. Тогда, на кухне, она не понимала полностью его душевной травмы. Говоря по правде, она посчитала проявлением трусости то, что он прячется в своем заброшенном замке. Но сейчас… Жить вдали от людей годами и принимать это проклятие — а такой умный человек, как сэр Алистэр, должен воспринимать это именно так, — да, это требовало немалых усилий. Настоящей храбрости. Она никогда не думала о том, что сэр Алистэр переживает, что ему предстоит переживать всю оставшуюся жизнь.
Она подняла взгляд. Он все еще беседовал с мисс Макдоналд, она снова видела лишь его профиль. С этой стороны его шрамы не были видны. Его нос был прямым, подбородок — твердым и решительным. Его скулы были высокими, щеки — впалыми. Он выглядел привлекательным, симпатичным мужчиной. Возможно, в этом было виновато вечернее освещение. Он, должно быть, почувствовал ее взгляд и обернулся. Теперь были видны все его шрамы, выпуклые, багровые, уродливые. Только самый ужасный из шрамов — пустую глазницу — прикрывала повязка.
Хелен смотрела на его лицо, одновременно привлекательное и обезображенное, и ей было грустно. То, что она видела, должно было оттолкнуть от него ее, но вместо этого она чувствовала притяжение — столь сильное, что ей хотелось встать и подойти к нему.
Он медленно приподнял бокал с бренди и осушил его, не сводя глаз с Хелен.
Только после этого она смогла оторваться от него, смогла снова дышать. Что-то случилось в эти несколько секунд. Она словно увидела его душу.
И возможно, он увидел ее.
Глава 8
На следующее утро Алистэр по давней привычке проснулся до рассвета. Он зажег свечи, развел огонь в очаге, умылся холодной водой из кувшина и спешно оделся. Но когда он вышел в коридор, то в нерешительности остановился. Пока была жива Леди Грей, они вместе выходили на утреннюю прогулку, но она умерла, а новый, все еще безымянный щенок был слишком мал для этого.
Чувствуя разом и досаду, и печаль, он прошелся до окна в конце коридора. Миссис Галифакс здесь точно отметилась. Окно с внутренней стороны было подозрительно чистым, хотя снаружи его по-прежнему наполовину скрывал плющ. Слабый розовый свет уже окрасил холмы. Это обещало солнечный день. Идеальный для прогулки, подумал он тоскливо. Или для…
Мимолетная идея оформилась, и он пошел к лестнице. Этажом ниже под дверью его сестры и мисс Макдоналд света не было. О, прошли годы и годы с тех пор, когда он будил Софию. Алистэр заколотил в дверь.
— Кто там? — крикнула сестра изнутри. Как и он, она просыпалась сразу.
— Время вставать, соня, — позвал он.
— Алистэр? Ты что, последний ум потерял? София прошла к двери и рывком открыла ее. Алистэр усмехнулся в ответ на сварливость сестры:
— Лето, день солнечный, рыба клюет.
Глаза Софии расширились, потом понимающе сузились.
— Дай мне полчаса.
— Двадцать минут, — бросил он через плечо и пошел к комнате миссис Галифакс.
— Хорошо! — крикнула София.
Алистэр громко постучал в дверь комнаты миссис Галифакс. Внутри послышался приглушенный стон и глухой звук падения. Потом все снова стихло. Алистэр постучал еще раз.
Послышался звук босых ног, повернулся ключ в замке, и в проеме показалось бледное личико Абигайль.
— Проснулась только ты? Она кивнула:
— Мама и Джейми просыпаются целую вечность.
— Тогда ты должна мне помочь.
Он толкнул дверь и вошел в спальню. Эту большую комнату когда-то использовали в качестве склада, и он уже забыл о громоздкой уродливой кровати, которая здесь стояла. На постели лежали Джейми и миссис Галифакс, щенок спал, свернувшись клубочком у них в ногах. Алистэр подошел к изголовью кровати и наклонился над миссис Галифакс. Экономка спала с распущенными волосами, ее локоны струились по подушке мягким, шелковистым золотым потоком. Алистэр был просто заворожен прекрасным зрелищем.
— Вы хотите разбудить ее? — спросила Абигайль. Алистэр коснулся плеча экономки:
— Миссис Галифакс.
Хелен не проснулась, только повела плечом.
— Мама, — громко позвала Абигайль.
Это возымело действие, Хелен открыла глаза, поморгала и уставилась на Алистэра:
— Что случилось?
Абигайль повернулась к Алистэру:
— Зачем вы разбудили нас так рано?
— Мы идем на рыбалку.
— Ур-ра! — радостно воскликнул Джейми. Упоминание о рыбалке моментально его пробудило.
Миссис Галифакс застонала и откинула со лба волосы.
— А мы то здесь при чем?
— Вы пойдете с нами, — улыбнулся Алистэр. Хелен застонала, но Джейми уже вылез из-под одеяла и стал прыгать на кровати:
— Идем, идем, идем, идем!
— Ну ладно. Вам придется оставить нас, чтобы мы могли одеться.
До нее только сейчас дошло, в каком она виде, и яркий румянец залил ее щеки.
На мгновение перед Алистэром возникло видение. Миссис Галифакс поднимается с постели в тонком шифоне, а он остается в комнате и смотрит, как она одевается. Увидеть ее не стянутую корсетом грудь, ее
