появились злые слезы. — Что же делать? Что? — Единственный выход — рассказать все Деникину, сдаться с повинной — всплыл уголовно-правовой лексикон.
У ярко освещенного ресторана остановилось такси, парочка целовалась на заднем сиденье и не замечала никого вокруг — Ксю заплакала еще сильнее. Ей некого поцеловать! Не на кого положиться!
— Я должна лично поговорить с господином Деникиным, — безапелляционно заявила Ксения едва вошедшему в ее кабинет Константину, — но его секретарь утверждает, что он не может меня принять. Между тем, это не моя прихоть, а вопрос, касающийся судьбы будущей сделки, — продолжила Ксю, нахмурившись. Константин не понимал, чем вызвана такая поспешность, да и девушка, которая и накануне-то была собранной и холодной, сейчас казалась и вовсе неживой, ее голос был ледяным и словно замораживал все вокруг.
— Ксения, может быть, эта тему можно обсудить со мной, — мягко начал привыкший сглаживать острые углы Дроздов.
— Нет, это невозможно! — отрезала Деникина, сверкнув глазами. Константин терпеть не мог девушек, которые так спокойно произносили это «невозможно!», а вот Антон их любил, прежде.
— Хорошо, — смирился Дроздов, — я переговорю с Антон и позвоню вам.
— И сделайте это побыстрее! — скомандовала Ксения, уткнувшись в монитор своего ноут-бука.
Девушка не знала, как ей удалось пережить вчерашний жуткий вечер, тревожную ночь и полное отчаяния утро. Она до бесконечности перебирала подробности той кондитерской сделки и не могла найти в своих действиях ни малейшей погрешности. Ксения вспоминала всё предшествовавшее тем переговорам и последовавшее за ними — и снова без всякой пользы. Под утро Ксю забылась тревожным сном, а, проснувшись, почему-то подумала о Паше. Она гнала от себя нелепую мысль о его участии во всей этой грязной истории, но постепенно идея переставала казаться Ксении столь уж безумной. Сейчас Паша имел влияние и знал, как употребить его, а что касается мотивов — очевидно, любовь могла перерасти в ненависть и в желание отомстить, наказать, продемонстрировать свою значимость, наконец. Как только в Москве наступило утро, Ксения тут же созвонилась со своим начальником, рассказала ему, как все было между ней и молодым прокурором. Георгий Петрович долго молчал, сокрушенно вздыхая, потом попросил 10 минут якобы чтобы подумать и перезвонил ей уже минут через 5.
— Ксения, это именно он, — прозвучало в телефонной трубке. — Что ты намерена делать?
— Все расскажу Деникину, о результате сразу сообщу вам.
— Жду твоего звонка, — коротко бросил ее шеф и тут же отключился.
До выхода из отеля у Ксении оставалось еще 3 часа, дома, чтобы унять нервную дрожь, она бы бросилась наводить порядок, натирать паркет и зеркала, но в гостинице заняться было нечем. Ксю бесконечно долго укладывала волосы, делала макияж, затем надела тончайшее шелковое белье, чулки и новый кружевной пояс, а потом, задумавшись ненадолго, махнула рукой, и достала из гардероба купленный позавчера в Хэрродсе за безумные деньги костюм Narcisko Rodrigues. Узкое платье-чехол как перчатка облегало ее фигуру, маленький пиджак в стиле Жаклин Кеннеди придавал образу утонченность и элегантность. Загорелая кожа сияла на фоне белоснежной ткани, а волосы, убранные двумя винтажными заколками, полыхали огнем, рассыпавшись по спине. Ксю сделала эту покупку, поддавшись минутному импульсу, обычно она предпочитала для работы скромные и сдержанные вещи, но в этом наряде девушка собиралась упиваться своим триумфом, к примеру, давать интервью деловым журналам после подписания контракта со Steel. Ну и, конечно, что уж лгать самой себе, Ксения мечтала, пусть и глубоко-глубоко в душе, заставить Деникина смотреть на нее тем же жаждущим и голодным взглядом, что и четыре дня назад.
Ну раз уж триумф не удался, провал тоже стоит чем-нибудь отметить! Кажется, у каких-то диких племен был обычай хоронить во всем белом, Ксения вполне соответствовала этому ритуалу. Девушка была уверена, что после разговора с Антоном собственные похороны будут казаться ей не самым печальным мероприятием.
— Ксения, Антон вас ждет, — бросил на бегу Константин и умчался. Ксю вздрогнула, медленно встала и направилась на собственную казнь.
— Интересно, а можно было добровольно отправиться на казнь? — размышляла она, — Наверное, это было бы самоубийство. Было бы здорово, если бы это была гильотина — быстро и безболезненно, хотя… никто не слышал отзывов испытавших это на себе …
— Да не собираюсь я это больше обсуждать! И не звоните мне! — орал Антон в телефонную трубку. — Вы получили больше, чем заслуживали, всю ленину долю! Все! Достаточно! — он стукнул телефоном по столу. Ксения, затаив дыхание, стояла у двери. Находиться в одном кабинете с Деникиным и правда пожелал бы только самоубийца. Он сидел, откинувшись в кресле и растрепав свои светлые волосы, галстук безжизненной тряпкой болтался на уголке стола, а пепельница была полна еще тлеющих окурков. — Гильотиной не обойдешься, будет повешение, — пессимистично усмехнулась Ксю и заговорила, — Антон Дмитриевич, мне необходимо посвятить вас в отдельные аспекты моего участия в предстоящей сделке.
— Она сошла с ума! Ненормальная интеллектуалка-извращенка! Где она взяла этот наряд?! Да сегодня движение наверняка встало по всему Сити, пока она выходила из такси, — бессвязно думал Антон. Кожа Ксении сияла словно бриллиантовая пыль, волосы струились расплавленным золотом, легкий румянец жег ее щеки, а губы, нежные полные губы, шевелились, призывая его к себе.
— Эта вся информация, которую я могу вам сообщить, — закончила Ксю. Она была удивлена, на протяжении нескольких минут, показавшихся ей вечностью, пока девушка излагала Антону сокращенную версию своей истории, из всех сил подчеркивая, что она не может участвовать в переговорах, так как завтра должна давать показания в московской прокуратуре, Деникин молчал. — План переговоров подготовлен, вот он, — Ксю положила на стол пухлую папку.
— Еще раз! — рявкнул Антон, с опозданием поняв, что девушка втолковывала ему что-то явно весьма важное.
— Что? — не поняла Ксения.
— Еще раз и сначала, — невозмутимо ответил Антон.
Он издевается над ней, она просто не может повторить все, что только что сказала. Он придумал жестокую, изощренную пытку. Ксении хотелось закричать, бросить тяжелое пресс-папье в его самодовольную физиономию, но она сдержалась и начала сначала.
— Завтра во второй половине дня я должна быть в прокуратуре г. Москвы и давать показания по вопросу возбуждения в моем отношении уголовного дела по факту разглашения информации, составляющей коммерческую тайну, — монотонно говорила Ксю. — Учитывая, что не явится я не могу, а также не желая бросить хоть малейшую тень на предстоящие переговоры, я отказываюсь от ведения данного дела.
— Что??? — завопил Антон, Ксения вздрогнула. — Что за информация?
— Информация якобы касалась соглашения о продаже активов «Московских кондитеров» бельгийской компании.
— Ты ее действительно разгласила? — удивился Антон. — Хотя, что там было разглашать? — пробормотал он вполголоса. О том, как жаждали кондитеры продаться, знали абсолютно все.
— Нет, конечно, нет! — почти яростно проговорила Ксю.
— Тогда в чем причина? — не понял Антон. — И почему это всплыло почти через год.
— Через 11 месяцев, — машинально поправила его девушка.
— Так в чем причина?
Ксю собиралась рассказать все, но было так тяжело вспоминать о Паше, о котором она, к тому же, раньше уже говорила. — Что парень так плох? — вспомнила девушка прозвучавший тогда вопрос и ироничную улыбку.
— Мой бывший однокурсник Павел Протасов, позавчера назначен должность заместителя прокурора Московской области. На протяжении 10 лет он испытывал ко мне симпатию, говорил, что любит. Между нами не было никаких отношений. В конце прошлой недели Павел приехал ко мне в Сан-Ремо, предлагал пожениться, — Ксения произносила нелепые сухие фразы, которые, казалось, были взяты из какого-то милицейского протокола, а сама хотела закричать во весь голос: Неужели ты не помнишь?! Я ведь тебе говорила! Все это говорила! Щи и футбол по четвергам… В отпуск в Анталью… — Я полагаю, что весь этот инициированный против меня процесс — результат мести Протасова мне, — тихо закончила Ксения.
