реактивный джет.
До чего же резкая девица, — подумал он, глядя на Ксю, — даже он главный инвестор этого края, надежда и опора местной, да и центральной власти не создавал столько шума из-за вынужденной задержки, сколько она. Казалось еще минута, и она закричит: «Выключите снег!». Да, он таких с юности не переваривал! Хотя в целом, она бы неплохо скрасила его холостяцкий вечер, главное, вытащить ее из строгого черного костюма, распустить тугой пучок и снять очки. Да тут было бы на что посмотреть!
Холодные простыни, виски на дне бокала, жесткий секс — без имен, обещаний, надежды на завтра.
Хотя, кого он пытается обмануть этой бравадой? — себя, а что может быть глупее?!
Антон отмахнулся от собственных мыслей и снова укрылся газетой, цоканье каблуков прекратилось, стало слышно, как ветер гуляет по летному полю и зло бьется в старые окна. Он выглянул из-за газеты, которая ему уже порядком поднадоела, девица задумчиво уставилась на свою сумку, а потом вытащила из нее самый нелепый блокнот из всех, какие только доводилось видеть Антону: ярко-розовую обложку украшали бархатные пятнышки и огромные бабочки всех цветов радуги. Это розовое нечто настолько не вязалось с ее консервативным образом, что Антону стало смешно, девица прочитала что-то и тоже улыбнулась, потом начала писать, время от времени мечтательно поднимая глаза к потолку. Его разобрало любопытство, он встал и тихо подошел к ней, наклонился, стараясь заглянуть в блокнот. Она пахла свежестью и восточными пряностями, невинностью и искушенностью, перед глазами вставал приморский сад после опустошительного дождя.
Ксения позволила себе отвлечься на минуту, вспомнила про глупую затею своей лучшей подруги — записывать все те ироничные, едкие фразы, что приходили ей в голову, чтобы потом, когда она, наконец, доберётся до дома, вместе посмеяться над ними, запивая грусть пина-коладой. Она представила тихий девичник, разговоры до рассвета и мечты-мечты, Ксю так увлеклась, что даже не заметила чьё-то присутствие рядом, а когда подняла глаза от исписанной странички, встретилась взглядом с самым настоящим кандидатом на роль принца, в глазах которого плясали смешинки. Ксю покраснела до корней волос, Боже, он читал весь тот бред, что она насочиняла! Если бы можно было провалиться сквозь землю, то Ксения сделала бы это немедленно, увы, такой счастливой возможности ей никто не давал. Веселье в глазах мужчины погасло, хмурые тени легли на лицо:
— Длинные шорты и короткие носки, ну-ну, — бросил он, — В вашем возрасте принцеискатель — это уж слишком, — сказал он и вернулся к своей газете, а Ксения, выхватив из портфеля Форбс, продолжила сгорать со стыда.
— Да, занятная девица, — думал Антон, она так развлекла его своей писаниной, что сон как рукой сняло, — А насчет светской львицы — это она заметила верно, более чем верно … Опыт общения с этими хищницами у него был, хотя эта дурочка с розовым блокнотом при нужном обращении тоже могла претендовать на роль одной из них. Антон снова бросил взгляд на грустную девушку и понял, почему её лицо кажется ему столь знакомым, это именно она вылетела на дорогу перед его автомобилем в центре Петропавловска. Столичная штучка — тогда сказал водитель, а он только усмехнулся — откуда ей здесь взяться. Теперь стало ясно, штучка рвалась из их дикого края назад в цивилизацию. А все же интересно, кто она? — подумал Антон, — образ деловой стервы и записки институтки.
«Привет! Как ты? Я лечу в Лондон, „Челси“ играет с „Зенитом“, да и так есть кое-какие дела. Зайду в тот новый бар в Ноттинг-Хилле, о котором ты мне писала.
Читала ту новую книгу Коэльо, которую хотела купить? По-моему, полнейшая чушь!
Наверное, не нужно об этом спрашивать, но как ты? Все еще грустишь о нем? Ты знаешь, что я думаю на этот счет — ты поступила абсолютно правильно.
Главное не плачь! Иногда мне кажется, я чувствую, когда ты плачешь.
Как ремонт? Закончили твою „мегавинтажную“ ванну или строители всё-таки покончили с собой, как обещали?
Всё — глупости, бред! Главное, не плачь!
Ксю! Помнишь „Чао, Белла, Чао“, как партизаны в Моденских горах?»
Ксения смотрела на экран ноут-бука, читала письмо и плакала, что ей еще оставалось — только твердить, что поступила правильно, но от этих не становилось ни капельки легче. Она сдерживалась целыми днями, но вечером приходила домой, сбрасывала 15сантиметровые шпильки, деловой костюм, распускала волосы, а затем выпускала на свободу мысли, чувства и боль. Это было так банально, а от этого не менее грустно, обидно и даже немного трагично. Старая, как мир, история, он, она и его жена…
«Я не буду плакать, ладно, по крайней мере, постараюсь.
Лондон прекрасен всегда, особенно весной, хотя я люблю его в любую погоду. Расскажешь мне, как тебе то новое местечко в Ноттинг-Хилле. Главное, не переусердствуй с Кровавой Мэри!
Коэльо — бред, согласна.
Сижу, грущу, слушаю старый джаз. Где та любовь, о которой пели старые негры? Все вымысел, мираж, блеф. Черт, я не могу сдерживаться, не могу!
Всё, напишу нормальное письмо, как только успокоюсь.
Чао, Белла, Чао!».
«Ксю, прекрати немедленно! Не могу писать — самолет уже взлетает! Он — полное ничтожество!!! Подумаешь, мистер Великий адвокат!».
Ксения читала это строки и понемногу приходила в себя, сменила минорный, рвущий душу страстью и надеждой джаз на полную жизни песню итальянских партизан. Своей любви, теперь уже прошлой любви, она говорила: «Чао! Уходи и не возвращайся».
Все начиналось так красиво…
В тот день все валилось у нее из рук, дома отключили горячую воду, и она смывала шампунь уже под ледяными струями, жалкий круассан, последняя надежда на завтрак, каким-то непонятным образом сгорел в микроволновке, на колготках была стрелка, а на дороге пробки. В итоге Ксения опоздала на встречу с адвокатом противоположной стороны, чуть не расставшись по дороге с правами и создав не одну аварийную ситуацию.
