защищая диссертацию и заканчивая экстерном престижную бизнес-школу.
Ироничные, шутливые письма прорывались сквозь туман бесконечных забот и заставляли ее улыбнуться, а иногда и рассмеяться.
Ей так нравилось это «Белла», в коротком слове было слишком много всего: чувственное итальянское «Красавица», сочное, словно молодое виноградное вино в послеполуденный зной, и еще что-то из классики — трагичная история: Печорин, княжна Белла… Привычные интеллигентские рефлексии.
Иногда Ксю возвращалась к своей писанине, ее розовый блокнот заполняли новые фразы, более едкие и циничные, чем раньше.
Наверное, он сошел с ума, да нет, не наверное, а абсолютно точно! Погрузился в эти письма, как идиот! Вместо того, чтобы заняться, наконец, делом, тупо смотрит в экран монитора и думает, чем развлечь ее, а на конец недели, между прочим, назначены важные и очень сложные переговоры о поглощении одной небольшой, но стратегически важной компании. Ну ладно, еще пару строчек и он возьмется за документы, что прислали из юридической службы.
«Белла, как ты? Выиграла во всех международных судах или у несчастных еще есть шанс?
Мой тебе совет: порви этого поддонка, так сказать, на профессиональном поприще, в каком-нибудь супер-важном для него деле! — представляю его бледный вид и гнусно смеюсь.
А ты смеешься?
За что ты наказала меня той последней книгой, о которой писала, я от возмущения готов был выбросить ее в окно, только полет на высоте 10 тысяч метров меня и остановил.
В субботу был в Дублине, ходил с друзьями по „злачным местам“ — те, кто говорят, что русские много пьют и грязно ругаются, просто не были в шотландском пабе.
Совершенно неинтеллектуальное письмо получилось. В следующий раз сочиню лучше.
Чао, Белла, чао!»
Ну вот он только щелкнет «Отправить» и вернется к своим делам.
Багряный солнечный диск медленно и торжественно опускался за линию моря, в воздухе пряно пахло бугенвилиями и плодами апельсиновых деревьев, — это был вечер, словно созданный для страсти, томительных ласк и обжигающих поцелуев, но отнюдь не для нудного разговора с не слишком доброй подругой.
Ксения вяло вытянула ноги на кованой решетке террасы, бросила взгляд на догорающий закат, сделала глоток вина — отличное Шабли — и только потом посмотрела на подругу.
— Наташа, ну что ты портишь мне вечер, не хочу я обсуждать свою несложившуюся жизнь, у меня все отлично. Давай лучше поболтаем о чем-нибудь забавном, как раньше! — Ксения уже сама не понимала, зачем позвала Наташу к себе, на небольшую уютную виллу, которую третье лето снимала в Сан-Ремо. Наверное, все дело было в маленькой Соне — Наташиной дочке и Ксениной крестнице, девочка была настоящим золотом и обожала свою щедрую на подарки крестную.
— Раньше мы были наивными дурами, Ксю, а теперь я стала умнее и старше, это ты все гоняешься по миру за своими фанабериями, — Наташа зло выплевывала слова, она уже не помнила того счастливого университетского времени, когда они с Ксю были лучшими подругами и вместе мечтали о невозможном. Наташа давно забросила мечты, у нее была Соня, больная астмой, добрый муж со стабильной, но невысокой зарплатой и собственная работа в совсем неплохой адвокатской конторе. Все было нормально — именно нормально, не больше! Ксения же продолжала порхать из страны в страну, выигрывать суперсложные дела и давать интервью деловым журналам. Наташа ненавидела ее, даже Ксенин внешний вид раздражал до глубины души — шелковое алое платье с огромными тропическими цветами, блестящие босоножки и ярко- красный педикюр, и это, когда дома, кроме них с Соней, не было никого. Наверное, это ее платье стоило больше, чем весь Наташин гардероб. — Ксень, что за вульгарное платье, — не сдержалась и бросила Наташа.
— Да, ладно тебе! — засмеялась Ксения, — Ты же всегда любила красное! И потом я так устаю от строгих костюмов и пучка на голове, что в выходные мне хочется буйства красок. Выпей вина, улыбнись мне, — Ксения не теряла надежды расшевелить подругу.
— Я не пью, Леше это не нравится, — сказала в ответ Наташа.
— Ну раз Леше не нравится, то это веский довод, — засмеялась Ксения и протянула руку за бокалом.
— Тебе бы тоже пора подумать о муже и детях, ты старше меня на год, в апреле тебе исполнится 30, — продолжала гнуть свою линию Наташа.
Ксения не успела вспылить, на столике весело зазвенел ноут-бук, сообщая о пришедшем письме.
— Не можешь на вечер отказаться от работы, чтобы побыть с подругой, — зашипела Наташа, словно то, что минутой раньше происходило между ней и Ксенией походило на дружеский разговор.
На яхте гремела музыка, толпы длинноногих девиц царапали нежное дерево палубы своими высоченными каблуками — Ксения бы наверняка надела кожаные мокасины, белоснежные шорты и еще что-нибудь в стиле Сен-Тропе, — некстати подумал Антон.
Вдову Клико и Кристалл давно сменили джин и пиво, теперь он и сам недоумевал, зачем позвал всю эту толпу на вечеринку и зачем задумал саму вечеринку, — словно это могло хоть что-то изменить, уменьшить боль и, главное, заставить замолчать память.
Море уже почти полностью поглотила солнце, из бирюзовой водная гладь становилась таинственной и мрачной, цвета индиго.
Антон сидел на носу яхты, здесь не так слышались смешки и разудалые пляски, ветер шевелил его волосы и доносил с берега сладковатый аромат. Уже давно пора было вернуться в Москву, а лучше в Петропавловск, или хотя бы разобрать накопившуюся почту: письма, контракты, претензии, приглашения, но ему не хотелось ровным счетом ничего. Антон не мог заставить себя даже сойти на берег, он не отвечал на звонки, а по электронной почтой переписывался только с Ксю. Он болтался в Средиземном море уже четвертую неделю, заходя в порты, чтобы заправить яхту, набрать воды и купить продукты, да вот вчера в Ницце умудрился захватить с собой ту гламурную толпу, что сейчас, забыв о хозяине, вовсю радовалась жизни на нижней палубе. Вдалеке вспыхивали огоньки Сан-Ремо, Антон держала на коленях ноут-бук и сочинял очередное письмо.
«Белла, бона сэра, как говорят итальянцы!
Я совсем затерялся на просторах мирового океана, буду скоро, как в том романе про остров погибших кораблей: я, старый морской волк, и моя „Звезда Портофино“!
Сегодня тот самый день, помнишь, я как-то писал тебе, что 18 августа — самый черный день моей жизни.
У меня на борту толпа веселящихся моделей и еще какой-то странной публики, думаю сбросить их в море или все-таки высадить в Сан-Ремо? Уверен, ты за бескровный вариант, а вот я еще размышляю.
Сейчас выпью виски и впаду в нирвану, и пусть только попробует кто-нибудь меня отвлечь! Что-то я последнее время слишком много пишу об алкоголе.
Кстати, что ты думаешь о Сен-Тропе? Может, брошу там якорь.
Ксю, а где ты сейчас? Может, где-нибудь рядом?
Белла, ты так загадочна последнюю неделю, что я не знаю, что и думать.
Чао….»
Кто-то процокал по палубе, надо было разуть всех этих дур перед тем, как они поднялись на яхту, —
