Он сидел в ее собственном кресле и нетерпеливо постукивал ее же ручкой по столу — Ксения была возмущена. Блондин с лицом интеллигента советских лет и холодным прищуром успешного дельца — Ксения на секунду задержала дыхание и замерла в предчувствии чего-то очень увлекательного. К тому же он был без обручального кольца, как будто это могло что-то значить?! — но это только теперь она стала такой мудрой, как старая сова.
Ту битву они завершили на равных, Ксения отстояла интересы своей компании, Максим добился максимальных преференций для своего клиента. Уходя, он улыбался, ненадолго задержался у двери и, как само собой разумеющееся спросил: «В восемь в „Галерее ресторанов“?» Ксения только фыркнула в ответ. Конечно, она не собиралась никуда идти, в конце концов, она его впервые видит, да и что это было за приглашение, скорее приказ. Но уже тогда, ведя бесплодный спор сама с собой, она знала, что пойдет.
Вечер прошел прекрасно, восхитительно, они ели свежих мидий в вине, лакомились нежнейшим тирамису, и говорили, говорили. Вернее, говорил большей частью Максим, но Ксю нравилось его слушать: об искусстве, политике, финансах. Он оказался совсем другим, чем был тем утром — галантным, внимательным, интересным собеседником, а еще очень сексуальным мужчиной. Ксю казалось, даже воздух вибрирует между ними.
Тем вечером, вернее ночью, они так и не стали любовниками, хотя Максим на это весьма недвусмысленно намекал. Ксю смогла ему противостоять, правда, недолго.
Затем несколько раз они встретились за бизнес-ланчем: вся жизнь на бегу, 40 минут торопливой беседы и снова — в разные стороны, но искры продолжали вспыхивать между ними, и это искупало казенный дух ресторанов в обеденный час. Было еще несколько ужинов — таких же томно-манящих, полных сексуального подтекста, как и в тот первый раз, они много говорили, обо всем, кроме как о личном — Ксении это казалось несколько странным, но она была столь очарована, что не обращала внимания на мелочи. Максим дарил ей нежные с капельками росы чайные розы, они обсуждали музыку, только классическую, Ксю приходилось скрывать свое пристрастие к ритмам RnB и западной попсе, книги — интеллектуальное постмодернистское чтиво. Но всё это было так неважно, так незначительно, главное, что интересовало её, да и его, наверное, тоже — когда же они, наконец, окажутся в спальне, так чтобы между ними не стояли никакие интеллигентские умствования. И вот этот момент настал, выйдя из очередного пафосного ресторана, Максим уверенно направился следом за Ксенией, без слов сел в ее машину и произнес: «У тебя?», она согласно кивнула, но ему вовсе не нужен был ответ. Дальше была ночь — искушающие ласки, жаркое обладание и блаженство освобождения, смятые шелковые простыни и его галстук на туалетном столике среди изящных женских безделушек.
Вначале Ксения была воодушевлена их связью, ей казалось, что это тот самый случай, один на миллион, когда плотское и духовное слились воедино. А потом, ну что за глупость?! Она влюбилась. И еще хуже, Ксю не была ни капельки огорчена, она купалась в своем чувстве, как воробьи ранней весной купаются в пыли, думая, что перед ними самая чистая вода на свете. Ксения оказалась тем самым глупым воробьем.
Максим заезжал за ней по вечерам, просто поговорить с полчаса, а сам оставался до глубокой ночи или до раннего утра. Конечно, он не говорил о чувствах, но Ксении и так было все понятно. Он был ее принцем, идеальным мужчиной! Странно, он почему-то не звал ее к себе, хотя Ксении всегда казалось, что мужчины любят хвалиться своим жилищем, но ведь он так занят, так занят, самый кассовый в городе адвокат, выигрывавший все дела, за которые брался.
Ксения стала чуткой и нежной, подчиненные не могли на нее нарадоваться и шептались в курилках: Что с нашей-то случилось? — взмах сигаретой куда-то в сторону. Уж не влюбилась ли? — гнусный смех.
А потом иллюзия разбилась, развеялась как мираж. Ксения приехала к своему гинекологу и, уже выходя из кабинета, нос к носу столкнулась с Максимом, который нежно поддерживал очень молоденькую и очень беременную женщину. Он бросил в Ксенину сторону безразличный взгляд и осторожно повел жену по коридору.
Ксения была опустошена, раздавлена. Он обманывал ее — горело яркими буквами в мозгу, она обманывала его жену — черной тоской билось в сердце. Она спала с женатым мужчиной, просила его остаться до утра, а он в это время, наверняка, придумывал правдоподобную историю для жены — про сложное дело или скверного клиента. Ложь, еще одна ложь… Любовь? — фантик для толпы!
Тем же вечером он приехал к Ксю домой, зло бросил пиджак и жестко овладел ею, не доходя до спальни. Она должна была его оттолкнуть, сказать все, что думает о предательстве, о своем участии в этом фарсе, но она, подлая, наслаждалась. Из их с Максимом отношений исчезла нежность, ему не нужно было притворяться, остался вечный, как сама жизнь, танец мужчины и женщины.
Однажды, лежа в её спальне и глядя в звёздное небо за окнами, он, наконец, заговорил о том, что так беспокоило Ксю — о его жене:
— Ты знаешь, моя Оля — это ничего не значит, родит одного ребенка, второго, она типичная домашняя клушка, не то, что мы с тобой. Изнеженная девчонка, не видела в жизни ничего, все доставалось по мановению папочкиной руки, кстати, ты знаешь, кто ее отец — Максим назвал фамилию вице- губернатора области. Мы с тобой совсем другие, ты и я! Скоро мой дом наполнится детским визгом, сосками, памперсами и я переберусь к тебе.
Вот на этом самом месте Ксения, наконец, и очнулась, и хотя сама была почти идейным борцом с плачущими детьми, которые ей постоянно мешали, но в тот момент оказалась потрясена цинизмом Максима, хотя цинизм-то ее поначалу и привлекал. В ту ночь она сдержалась, но дала себе слово, что порвет с ним.
Заезженная истина — не может быть своего счастья на несчастье другого, открылась ей, а потом пришло осознание, что он ее все с тем же цинизмом и использовал, этакая вещь на замену, как подменный автомобиль на время ремонта в дорогом автосалоне.
Ксения понимала, что должна сказать Максиму хрестоматийные слова: «Между нами все кончено», но ведь это было так непросто.
Через пару дней, встретившись в тиши очередного дорогого ресторана, за бокалом хорошего вина она сказала:
— Это наша последняя встреча, я не хочу и не могу поддерживать эти отношения, — вот так сухо и просто, словно речь шла об увольнении нерадивого сотрудника, а не о разрыве с мужчиной мечты.
— Ну что ж, твое право, — усмехнулся Максим и махнул рукой официанту, чтобы тот долил вина, — Уж не думала ли ты, что я буду просить и умолять? А, может, обещать, что уйду от жены? — он сардонически рассмеялся.
Ксения не стала досматривать эту трагикомедию до конца, просто встала, вышла из зала, а затем и из самого ресторана, долго дрожащими пальцами не могла открыть машину, потом открыла, села в нее и, наконец, заплакала.
Так она плакала уже третий вечер, плакала над собой, глупой-преглупой, доверчивой селянкой. Принц превратился даже не в лягушку, а в жалкую горстку пепла.
«Ксю, надеюсь, ты спишь и не читаешь сейчас мое письмо, а я все равно пишу…
Бар в Ноттинг-Хилле — просто супер, Кровавые Мэри — тоже, что надо!!!!
Завтра на футбол, потом дела…
Пиши мне, желательно не в миноре, а, впрочем, как получится…
Помнишь, „Мы с тобой танцуем вальс в миноре!“ или в мажоре? — не помню, но ты поняла!
Чао!»
Постепенно боль прошла, осталась грусть и острое-острое разочарование, Ксения вернулась к своей обычной, полной нервов и цейтнота жизни, она больше не улыбалась подчиненным, а строго спрашивала даже за самую малую провинность. Впрочем, ее придирки они терпели не столь уж и часто — Ксю как заведенная металась по Европе и по России, ведь, она, наконец, стала не просто вице-президентом, а президентом филиала и теперь весь груз международных контрактов, судебных споров и бесконечных переговоров лежал на ней. Ксения не роптала, работа была ее подлинной, как оказалось, страстью, и именно о такой жизни, полной сложных задач и, что уж там говорить, больших денег она мечтала, когда за смешную зарплату работала в государственной структуре и не спала ночами, изучая международное право,
