Асеева, известно ли место, где погребена Марина Ивановна в Елабуге. В свое время я спрашивал об этом Лозинского, жившего в Елабуге, и он мне ничего не мог по этому поводу сказать. Может быть, исходя из Вашего территориального соседства с Елабугой, <может> быть, у Вас там есть знакомые и Вы что- нибудь знаете по этому поводу.
Если бы мне десять лет тому назад (она была еще в Париже, я был противником этого переезда) сказали, что она так кончит и я так буду справляться о месте, где ее похоронили, и это никому не будет известно, я почел бы всё это обидным и немыслимым бредом. И так всё в жизни».
Эхо гибели Цветаевой
Наталья Соколова в письме Белкиной вспоминала, что в дни, когда Мур хоронил (!?) мать, в Елабуге оказался критик Юрий Оснос, в то время муж Жанны Гаузнер. Они встретились на пристани. Мур писал, что Оснос помог ему таскать вещи, покупать билеты в Чистополь. Ехали они вместе. «Хорошо, что я с ним поехал. Пароход “Москва” был битком набит <…> эвакуированными, мобилизованными, всё это воняло и кричало, и сесть туда не пришлось – не пускали. <…> Приехав в Чистополь, я позавтракал у Осноса и пошел к Асеевым». Наталья Соколова вспоминает то же самое: «Оснос, вернувшись из поездки, привез растерянного Мура на нашу квартиру, помог ему дотащить вещи – знаменитый чемодан с рукописями матери и весь остальной скарб».Наталья Соколова с сыном. 1940–1941
Мы оставим на некоторое время Мура. В данном случае он был источником вести, которая сразу же стала циркулировать среди сообщества писателей. Никто не знал подробностей, да и писать развернуто не решались.
Лидия Чуковская сообщала отцу: «Сегодня 4/IX. В Елабуге на днях похоронили Марину Ивановну Цветаеву. Она повесилась».
Мария Белкина 10 сентября писала мужу в Ленинград, где он служил вместе с другими писателями: «…Марина Ивановна – стала уже историей литературы. Она умерла. Как мне всегда казалось, она умрет не просто. У нее была слишком трудная жизнь, видно, она под конец не выдержала. Я видела ее перед отъездом». Через некоторое время последовало другое письмо, где говорилось, что Цветаева умерла, как герой рассказа Л. Толстого «Поликушка». Так она намекала мужу на обстоятельства ее гибели.
Сама Белкина получила известие от Софьи Вишневецкой (жены Вс. Вишневского). Та пришла навещать ее в роддом и сказала презрительно: «В то время как вся страна воюет, Цветаева нашла время повеситься».
Интересно, что и Пастернак 10 сентября писал жене: «Вчера ночью Федин сказал мне, будто с собой покончила Марина. Я не хочу верить этому. Она где-то поблизости от вас, в Чистополе или Елабуге. Узнай, пожалуйста, и напиши мне (телеграммы идут дольше писем). Если это правда, то какой же это ужас! Позаботься тогда о ее мальчике, узнай, где он и что с ним. Какая вина на мне, если это так! Вот и говори после этого о “посторонних” заботах! Это никогда не простится мне. Последний год я перестал интересоваться ей. Она была на очень высоком счету в интел<лигентном> обществе и среди понимающих, входила в моду, в ней принимали участие мои личные друзья, Гаррик, Асмусы, Коля Вильям, наконец Асеев. Так как стало очень лестно числиться ее лучшим другом и по многи<м> друг<им> причинам, я отошел от нее и не навязывался ей, а в последний год как бы и совсем забыл. И вот тебе! Как это страшно. Я всегда в глубине души знал, что живу тобой и детьми, а заботу обо всех людях на свете, долг каждого, кто не животное, должен символизировать в лице Жени, Нины и Марины. Ах, зачем я от этого отступил!»
С Муром они встретятся через месяц в Москве.
В записных книжках от 15 сентября Гладков пишет: «Слухи о смерти Долматовского, <…> о самоубийстве М. Цветаевой. Наши войска оставили Кременчуг».Пристань в Чистополе
Самоубийство Цветаевой переживалось и осмыслялось, видимо, всю войну и потом, но до нас дошли только обрывки фраз и письменных свидетельств, которых было очень немного. Сикорская писала в дневнике, что получила письмо из Елабуги от Саконской и побежала с ним в Союз писателей. Там даже создали комиссию, дабы найти могилу. Свидетельство выглядит невероятно. Просматривая бумаги Союза писателей, связанные с эвакуацией писателей в Чистополь, не нашлось ни одной официальной, с упоминанием имени Цветаевой. Может быть, еще найдется.
Но самое странное, что след от того самоубийства остался в жизни Саконской и ее сына Лёльки. Известно, что мальчики – Вадим Сикорский, Александр Соколовский и Георгий Эфрон – с недовольством смотрели на свое елабужское заточение. Уже на пароходе они стали изводить матерей тем, чтобы вернуться назад. После гибели Цветаевой и отъезда Мура произошло еще одно трагическое событие. Когда матери не было дома, Саша Соколовский соорудил петлю и успел уже затянуть ее на своей шее, но тут мать вошла в комнату и увидела его висящим. Он был еще жив. Маленькая хрупкая женщина стала вынимать юношу из петли. Последствия этой истории сказались на ее здоровье, и Нина Саконская до конца дней не оправилась. Прожила недолго, до 1951 года. Может быть, с этим событием и связано ее молчание, отсутствие воспоминаний о тех днях.
Мур в Чистополе. Сентябрь 1941 года
Итак, начало сентября 1941 года. Идут дожди, на улицах Чистополя непролазная грязь. Мур идет к Асееву, который потрясен смертью Цветаевой. Но тут же сообщает мальчику, что вынужден ехать в Москву, поэтому взять его к себе не может. Наш хроникер Виноградов-Мамонт записал в дневнике, как 15 сентября встретил сестер Синяковых и был приглашен в гости к Асееву.
«По набережной Камы дошли до Соборного спуска. Сели на паром… На носу сидели три женщины с узелками шиповника. Разговорились. Оказалось, это – сестры Оксаны Асеевой. Живут они <в Москве> в Скатерном <переулке> 22!!! Против нас! Я поведал им о своей встрече с В. Хлебниковым <в Пятигорске 1921 г., осеньХ Зашло солнце. Мы высадились на берег. Поднялись в гору. Н.Н. Асеев утром работает и нигде не показывался. Чистополь ему нравится. Адрес его ул. Володарского, 69– Мы получили приглашение к Асеевым и непременно воспользуемся».
Асеев оставался в Чистополе и делал всё, чтобы пристроить Мура в интернат. Однако это было непросто: за интернат надо было платить, а Асеев вовсе не хотел брать оплату на себя. Он уговаривает юношу ехать в Москву в Литфонд с письмом. Неизвестно, знал ли Асеев о том, что в Москве уже никого не прописывают. Эвакуированных прикрепляли к тому месту, куда они выезжали.
«От Асеева веет мертвечиной… – вдруг записывает Мур. – Как скучно живут Асеевы! У него – хоть поэзия, а у ней и у сестер – только разговоры на всевозможные темы».Николай Асеев. Чистополь. Фото В.Д. Авдеева
В глазах Чистополя Асеев – главный благодетель, он помогает мальчику. Еще 11 сентября директор интерната Хохлов получил телеграмму из Москвы, что Мура можно зачислить, ему даже предлагается материальная помощь. Воспоминания об Асееве у чистопольцев сходятся почти у всех в одном: он старался что-то делать. На несчастье – скупая жена, Оксана Синякова, жадность ее была общеизвестна. Гладков вспоминал, как зимой голодала семья сестры Оксаны – Веры Синяковой. Семен Гехт, муж Веры, ходил по рынку, пытаясь продать белье своей жены, и там же ходил и Асеев, скупавший разные вещи за бесценок. Берта Горелик спустя годы, после смерти Асеева, была лечащим врачом Оксаны Асеевой и говорила, что квартира была очень запущена, а под матрасом после ее смерти нашли пачки денег… Оксана тяжело восприняла такую обузу, как Мур.
Наталья Соколова вспоминала о Муре в Чистополе:
«В этот период несколько раз заходил к Жанне и Юре (Ж. Гаузнер и Ю. Оснос. –
А одна из сестер Синяковых, Надежда, писала в Москву близкому приятелю – писателю МА. Левашову (сентябрь 1941 г.): «Милый Гулливер! <…> Живем мы хорошо. Мне здесь нравится, люди симпатичные, половина татар. Скучать некогда. Нас постигло несчастье, Цветаева лишила себя жизни, она повесилась.
Печально, очень ее жаль. По вечерам Коля читает ее великолепные стихи. Ее сын здесь живет в общежитии пионеров».
Мур стал заметной фигурой в Чистополе, о нем вспоминали многие. Трагическая судьба гениальной матери, его облик, так непохожий на окружающих, – всё привлекало к нему внимание взрослых, мальчиков и девочек. Юная Гедда Шор, бывшая в старшей группе школы-интерната, вспоминала, что влюбилась в него с первого взгляда.
За те двадцать дней, которые Мур был в интернате, он успел подружиться с Тимуром Гайдаром; как он сам об этом пишет, там было множество детей «знаменитостей». Дети Зинаиды Пастернак тоже здесь – Лёня и Станислав Нейгауз, ночью играющий на разбитом рояле, чтобы быть в музыкальной форме.
Затем приезжает Хмара, директор Литфонда, и тоже предлагает Муру выехать в Москву. Рассказывает, что там открыты школы, говорит, что Союз писателей непременно ему поможет.
Итак, Мур покидает Чистополь. Асеев останется, а юноша поплывет пароходом до Казани, оттуда поездом в Москву. При нем чемоданы с рукописями матери,
