меня нет ни паспорта, ни выездной визы, ни денег; все дорожные чеки погибли вместе с самолетом. Я потеряла смелость, Пол…
– Она вернется. Нужно только время.
– Это трудно, когда человек один.
– Теперь это будет легче.
– Не могу в это поверить. – Она повернула голову и взглянула на огни за окном. – Я не смогла помочь вам, хотя и очень хотела.
– О, нет, вы очень помогли мне.
Самолет оставался на плаву два часа, поскольку кабина сохранила герметичность, а топливные баки на три четверти опустели за время полета из Панамы до Сан-Доминго. Это значит, что не было никакой бомбы, никакого пожара, никакого огня. Они обмазали плоты маслом. Этому могла быть только одна причина: они не хотели, чтобы их обнаружили с воздуха, когда рассветет. А команды отдавал Ибарра.
Что могло находиться на борту «Глэмис Кастла» такого, что не могло быть доставлено прямо в Сан- Доминго, что необходимо было скрыть, даже ценой девяноста девяти жизней? Члены закрытого клуба были единственными на свете людьми, знавшими это. А он не входил в их число.
– Вы, наверно, написали много писем в Париж? – спросил он, дотронувшись большим пальцем до прохладного завитка ее уха.
– Да. И чуть не отправила одно из них. Но тогда немедленно началось бы расследование.
– Наподобие того, что провожу я…
– Да. А я не хочу умирать, даже теперь.
– Особенно теперь.
– Да. Особенно теперь. – Он почувствовал, что она улыбнулась.
Она попыталась посмотреть на свои часы.
– Все в порядке, – успокоил он. – Остается еще час. Жизель, а что произойдет, если вы не вернетесь?
Она отстранилась от него, и опять посмотрела в освещенное окно.
– Он позвонит по телефону. После этого меня схватит тайная полиция. И расстреляет.
Она явно повторяла предупреждение, которое вбивалось в нее с настойчивой гипнотизирующей регулярностью, пока не стало частью ее души.
– Почему? – мягко спросил он. Она отвернулась, свет упал на ее тонкую шею и отбросил тени в волосах.
– Потому что я принадлежу ему, а когда надоем, у меня больше не должно быть мужчин. – Она шагнула вглубь полутемной комнаты. Ей хотелось рассказать Рейнеру больше, но это было трудно, поскольку она еще ни с кем об этом не говорила. Выходящим из тюрьмы расстояния до окружающих предметов кажутся пугающе огромными. – Я почему-то стала необходимой Гарсии. Не знаю почему. Наверно, он и сам не знает. – Говоря это, она видела лицо Гарсии, каким оно было в тот момент, когда он не думал, что она могла видеть его. Его глаза, полные призраков. Его игрушка, которая должна быть под рукой в любой момент, когда ему захочется для успокоения или отдыха обнять ее. Жестокий ребенок, ужасно боящийся темноты, которую лишь она одна в состоянии отогнать.
Она повернулась, чтобы посмотреть на англичанина. Его фигура силуэтом выделялась на фоне ярко освещенного окна, а лицо было темным. Это была та самая темнота, которой Гарсия учил бояться. Посторонних – значит каждого. Захватчика. Попавшего в этот город из дальних стран забытого детства Гарсии. Немезиду.
Как переносил Гарсия короткие часы ее свободы? Частенько он посылал шофера, чтобы тот разыскал «мерседес» в городе и привез ее назад. Если она не вернется через час, то воспаленный мир Гарсии дель Рио может обезуметь и рухнуть, втянув ее в губительный вихрь.
Каким нормальным и чистым казался этот силуэт. Каким сильным. Но Гарсия был сильнее. Его рука в золотых перстнях возьмет телефонную трубку, и они придут за ней – полицейские. И ей придется умереть.
Пол, глядя в свете уличных огней на ее внезапно застывшее лицо, думал: «Необходимой… Величайшая потребность любой женщины – быть необходимой. Это вытекает из самой природы материнства. Роль, подходящая актрисе, больше любой другой…»
– Жизель… – Нет, это бессмысленно.
– Да, Пол?
Он сказал первое, что ему пришло в голову.
– Мы должны идти. В это время улицы забиты, а нам нужно добраться до «мерседеса».
Она шагнула к нему.
– Вы не это хотели сказать.
– Да. Не это. Но мы должны идти.
Она долго стояла неподвижно, глядя в его темное лицо.
– Я смогу еще увидеть вас, Пол? – Несмотря на жару, ее охватил озноб.
– Как только захотите. – Он стал деловитым, и, пройдя мимо нее, нашел на секретере, в мусоре, оставшемся от предыдущего жильца, карандаш и обрывок бумаги. – Если я вам срочно понадоблюсь, звоните. Только спрячьте этот номер подальше. А еще лучше – постарайтесь запомнить его. Если меня не будет, попросите передать сеньору французу. С консьержем все должно быть в порядке – я хорошо заплатил ему. Но не рискуйте.
Она была взволнована переменой в его настроении. Голос стал очень четким и по-английски холодным.
– Вы сердитесь?
– Очень. – Он достал из сумки с молнией свитер.
– Почему? – спросила она.
– Сейчас нет времени, чтобы объяснить это вам. Я должен сделать несколько вещей. Часть из них связана с вами, а я не уверен, что имею хоть какое-то право поступать так, как должен. Когда я могу надеяться увидеть вас снова, Жизель?
– Вы встретите меня на пути. Ведь вам нужен самолет…
– Да. Правда, я думаю, что он пропал, его унесло в глубину. – Он стоял перед ней, обеспокоенный собственным решением. – Я должен быть здесь завтра ближе к вечеру. Вы придете?
– Постараюсь.
– Помните, я с вами, до конца. Cent pour cent.[25]
Они взяли одно из раскрашенных в клеточку частных такси и вышли, немного не доехав до места, где оставался «мерседес». Быстро выходя из машины, они успели увидеть, что за рулем ее автомобиля кто-то сидит.
– Это Гарсия, – сказала она.
– Что он здесь делает?
– Ждет меня.
В свете уличных фонарей он увидел на ее окаменевшем лице безнадежное выражение.
– Вы знали, что он будет ждать вас?
Вероятно, она увидела тень подозрения в его глазах.
– Нет. – Ее пальцы вцепились в его ладонь. – Если мы не останемся друзьями, для меня все кончено. Вы тоже должны доверять мне. – Она пошла прочь, а он ждал, стоя в темноте, в глубине широкого тротуара, пока «мерседес» не развернулся. Он заранее надел темные очки, и не повернул головы, когда машина проезжала мимо. Она не могла видеть его и, конечно, не ожидала, что он все еще находится поблизости.
– Вот уж не ожидал, Джек, что вы ходите на шоу, – приветствовал его Мерсер, когда Рейнер пришел на «Морскую королеву».
– Извините, задержался. – Медные части сверкали в свете каютной лампы.
– Пришлось подраться?
Пятна засохшей крови на брюках. Мерсер был из тех людей, которые хорошо замечают детали.
– Да.
