да пустился наутек. Эдди умеет быстро бегать – верно, Пэдда? В прошлое воскресенье бедный, мокрый Пэдда зашел в церковь послушать музыку, а Эдди как выбежит вон!»
Бедняга Эдди сжался и покраснел.
«Твой Пэдда – лживое отродье дьявола!» – воскликнул он и тотчас попросил у меня прощения за бранные слова. Я простил его.
«Ну что ж, – вздохнул Меон. – Ты не так уж и глуп для хорошего музыканта. Но вот он перед тобой, мой Пэдда. Спой ему псалом – и посмотришь, как он это выдержит. Маленькая арфа вон там, у камина».
Эдди, который и впрямь был превосходным музыкантом, пел и играл для нас добрых полчаса. Пэдда слез со своей подстилки, устроился напротив него и внимательно слушал, опираясь на передние ласты и запрокинув голову. Да-да! Это было забавное зрелище. Меон, сдерживая смех, спросил у Эдди: признает ли он, что ошибался?
Но Эдди не так-то легко разубедить. Он поглядел на меня и ничего не ответил.
«Может, хочешь окропить его святой водой, – прищурился Меон, – и посмотреть, не вылетит ли он в каминную трубу? А почему бы, например, не окрестить его?»
Добрый Эдди ужаснулся такому кощунству. Мне и самому показалось, что эта шутка в дурном вкусе.
«Так нечестно, – заявил Меон. – Вы обзываете его демоном и чьим-то там отродьем только за то, что он любит музыку и предан своему хозяину, но дайте ему хотя бы возможность оправдаться! Послушайте, предлагаю вам сделку: я согласен принять крещение, если Пэдду тоже окрестят. В нем, по крайней мере, больше человеческого, чем в любом из моих рабов».
«Такими вещами не шутят, – ответил я, – и сделки тут неуместны». Он и вправду слишком далеко зашел!
«Вот и я говорю, – кивнул Меон на своего любимца, – грех шутить такими вещами… Ступай на берег, Пэдда, мы хотим знать завтрашнюю погоду».
Мой добрый Эдди в тот день, должно быть, немного переутомился.
«Я слуга святой Церкви! – завопил он. – Я призван спасать заблудшие души и не желаю вступать в сговор с нечистыми тварями!»
«Будь по-твоему, – пожал плечами Меон. – Я передумал, Пэдда, можешь не ходить».
Старый тюлень прошлепал обратно и вновь разлегся на воловьей шкуре.
«Чему-чему, а послушанию у этого существа стоит поучиться», – заметил Эдди, уже сожалея о своей выходке. Не пристало христианину кричать и браниться.
«Только не вздумай просить прощения именно сейчас, когда ты уже начинаешь мне нравиться, – усмехнулся Меон. – Из уважения к твоим чувствам я даже не возьму Пэдду завтра на рыбалку. А теперь давайте-ка ужинать, не то проспим утренний клев».
Утро выдалось ясное, по-осеннему свежее – настоящее затишье перед бурей, только я тогда об этом не подумал: так приятно было хоть на полдня сбежать от короля с его свитой и всех новоиспеченных христиан… Мы вышли в море втроем, выбрав самую маленькую лодку, и всего в миле от берега, возле обломков затонувшего корабля, наткнулись на косяк мерлангов. У всех у нас отлично клевало, Меон ловко управлялся с лодкой – словом, рыбалка удалась на славу. Да-да! Уж кому, как не епископу, разбираться в рыбной ловле!
И он снова покрутил на пальце широкое кольцо.
– Пора было возвращаться, – продолжал Уилфрид, – но мы замешкались, а когда стали поднимать якорь, на море вдруг опустился туман. Посовещавшись, мы решили грести наудачу в сторону берега. Но вокруг мыса уже начинался отлив, и нас подхватило и завертело, как пустую скорлупку.
– В Селси, возле мыса, – пробормотал Пак, – бывает на редкость сильное течение.
– Охотно верю, – вздохнул архиепископ. – Мы с Меоном потом еще долго спорили: куда же нас тогда занесло?
Помню только, из тумана вдруг выступила крохотная скалистая бухточка, и в тот же миг нас швырнуло на риф, и лодка развалилась прямо у нас под ногами. Путаясь в скользких водорослях, мы едва успели прошлепать к берегу: нас чуть не накрыло следующей волной. Похоже, начинался шторм.
«Жаль все-таки, – заметил Меон, – что мы вчера не дали Пэдде сходить на берег. Он бы предсказал нам погоду…»
«Уж лучше положиться на волю Божию, чем на предсказания демонов!» – воскликнул Эдди и начал молиться, стуча зубами от холода. Дул ветер с северо-запада, и было действительно свежо.
«Нужно выловить все, что осталось от лодки», – сказал Меон, и пришлось нам снова лезть в воду и выхватывать из волн драгоценные обломки.
– А зачем они были нужны? – спросил Дан.
– На дрова. Мы ведь не знали, сколько нам придется там просидеть. У Эдди нашлись кремень и кресало, на растопку пошло содержимое старых чаячьих гнезд – и мы разожгли костер. Он отвратительно дымил, и его приходилось загораживать от ветра лодочными досками, укрепив их стоймя между камней. Опытным путешественникам такие вещи не в диковинку. Однако я был уже не столь крепок, как в молодые годы, и, боюсь, причинил моим товарищам немало хлопот.
К полуночи буря разыгралась вовсю. Эдди выжал воду из своего плаща и хотел было отдать его мне, но я сказал, что налагаю на него послушание: завернуться в плащ самому. Тогда он обнял меня и держал в своих объятиях всю ночь – всю нашу первую ночь под открытым небом. И Меон попросил у него прощения за свои вчерашние слова: что Эдди, мол, убежал бы прочь и оставил меня умирать на отмели.
«Все-таки половина твоего пророчества сбылась, – ответил Эдди. – Я и впрямь подобрал сутану (она у него задралась от ветра). А теперь возблагодарим Господа за Его милосердие».
«Гм! – отозвался Меон. – Если шторм не утихнет, мы вполне можем рассчитывать на голодную смерть».
«Коли будет на то Господня воля, Он пошлет нам пропитание, – заверил Эдди. – Подпевайте же мне хоть немного, пока я буду взывать к Нему».
Он приподнялся, опираясь на скалу, и затянул псалом, хотя ветер хлестал его по лицу и выхватывал слова изо рта.
В глубине души я всегда честно признавал, что Эдди лучше и добродетельнее меня. Но я тоже старался как мог – да-да! – старался изо всех сил…
И вот наступило утро, потянулся день – наш второй день на голом островке. В скалах попадались углубления, наполненные дождевой водою, да и не впервой мне было поститься, и все-таки мы сильно страдали от голода. Меон не давал костру совсем угаснуть, подкладывая щепку за щепкой, и добрые мои друзья старались усадить меня прямо над этим крохотным огоньком, а я был слишком слаб, чтобы противиться. Ночь я провел в объятиях Меона, который прижимал меня к груди, точно малое дитя. Бедный Эдди слегка свихнулся и вообразил, что обучает хор певчих у нас дома, в Йорке. При этом он был с ними ангельски терпелив!
«Еще немного, – прошептал Меон, – и все мы отправимся к своим богам. Как-то примет меня Вотан? Он уж знает, что я в него не верю! А с другой стороны, не могу же я, будто наш король, в последнюю минуту начать заискивать перед христианским богом, чтобы – как это у вас называется? – спасти свою душу! Что же мне делать, епископ?»
«Милый мой, – сказал я ему, – коли ты и впрямь так считаешь, лучше не делай ничего. Заискивать перед Богом (любым богом!) ради выгоды – хуже не придумаешь. Но если тебя удерживает одна лишь гордость упрямого юта, помоги мне подняться, и я окрещу тебя прямо сейчас».
«Лежи, – ответил Меон. – Может, дома у камина я рассудил бы иначе. Но предать отцовских богов – даже если в них и не веришь – в разгар этакой бури… А сам бы ты как поступил?»
Я лежал в его крепких, дружеских руках, согреваясь живым теплом его сердца. Для богословских споров момент был неподходящий.
«Нет, – сказал я ему, – я бы не предал моего Бога».
И даже сейчас я не мог бы сказать иначе.
«Благодарю тебя, – прошептал Меон, – пока жив, я этого не забуду!»
