каких-нибудь темных делишках, делала что-то, выходящее за рамки закона?
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю, как и сказать, Торн. Честно говоря, я не мастер ходить вокруг да около, вытягивать информацию из людей. Всё никак не могу привыкнуть к этому.
— В чем дело, Шугар? Давай, расскажи все как есть.
Шугармен сел на кушетку напротив Торна, поднял голову, чтобы видеть его.
— На «Пламенном сердце» полно наркотиков — марихуаны. Корни, листья, семена. Четверть килограмма разбросано по всей палубе. Мы пока сами этим занимаемся, не сообщаем в Агентство по борьбе с наркотиками, но, думаю, мы не сможем это долго от них скрывать.
Торн молчал.
— Вот передо мной этот календарь. Сара бывает здесь дважды в месяц, и я подумал, может, они промышляют контрабандой. Выходят в море, встречаются с каким-нибудь кораблем. В качестве хобби.
— Шугар, о чем, черт возьми, ты говоришь? Кейт! Кейт? И Сара? Помилуй, она же государственный защитник.
— Я говорю о том, что мы имеем. О том, что представляется вероятным на данный момент. Шериф поимел бы меня в задницу, если бы знал, что я посвящаю тебя во все это. Он велел мне заняться этим делом только потому, что я «близок к тебе».
— Не могу в это поверить. Кейт? Наркотики?
— Там еще нашли остатки баула. Пластикового мешка для мусора, заклеенного липкой лентой.
— Продолжай.
— Могут быть и другие объяснения, — сказал Шугармен. — Может, она была в море. Увидела, как мимо плывет баул, подобрала его, а владелец потребовал его обратно. Или она отправилась с кем-то на рыбалку, они наткнулись на баул. Тот, кто ее зафрахтовал, выудил его. Она стала возражать, они поспорили. Пиф-паф. Совсем необязательно, что она занималась сбытом наркотиков. Но факт остается фактом: по всей яхте разбросана первоклассная травка.
— Значит, ее подбросили.
— Тоже может быть. — Шугар покачал головой, вернулся на кушетку, откуда было видно Атлантику.
— У нее были деньги, — сказал Торн. — Какого черта ей было связываться с наркотиками?
— Она когда-нибудь обсуждала с тобой свое финансовое положение?
— Нет.
— Так почему…
— Ей принадлежал остров Отдохновения. Это место стоит миллионы. Она и доктор Билл вложили туда кучу денег. Так какого черта?
«Ладно, ладно», — сказал Шугармен. Он развернулся на кушетке, посмотрел назад, на стену с фотографиями.
— Я собираюсь поговорить с Сарой. Ты знаешь, как с ней можно связаться?
— Да, — ответил Торн. — У меня есть ее номер.
Шугармен сказал:
— Послушай, мне все это тоже неприятно. Чертовски неприятно. Если Кейт убил кто-нибудь, кто имеет отношение к сбыту наркотиков, мы это узнаем. Если это что-то другое, мы это выясним. В любом случае мы узнаем правду. Но, Торн, мы должны двигаться в том направлении, куда ведут следы. Я не могу исключать какую-то возможность просто потому, что мне не хочется думать о том, что Кейт занималась сбытом травки. Господи, в прошлом месяце мне пришлось арестовать священника из баптистской церкви. Он сушил мешок с травкой у себя на заднем дворе. Этот простофиля нашел его, когда ловил рыбу, и просто принес домой. Получается, что никто не воспринимает это как нечто противозаконное. Это просто растение, как брокколи. Только стоит кучу денег.
— Подожди минутку, — сказал Торн, чувствуя, как на него опять что-то нашло. — Дай мне одну минуту, Шугар.
Торн встал и пошел по центральному коридору. Вот его бывшая спальня. С видом на север, на Лагуну ураганов. Он затворил за собой дверь и лег на свою бывшую кровать. Закрыл глаза. Чувствовал, как напряжение внутри него нарастает, подкатывает к горлу. Вроде паники. Сначала без слез. Почти что пробное рыдание. Потом его прорвало. Как будто старый друг вернулся после длительного отсутствия. Он закрыл лицо подушкой и перестал сдерживаться.
Снаружи был обычный для Эверглейдс летний день, небо над Майами потемнело. Появились иссиня- черные тучи. В Лагуне ураганов барракуда охотилась на мелких рыбешек, на спокойной поверхности воды вскипали круги, как будто кто-то бросал туда пригоршни дроби. Затем все стихло.
Глава десятая
Рики Труман, глядя на Грейсона, подперла спину подушкой. Он сидел в ротанговом кресле, похожем на трон, перед ним открывался вид, из окна третьего этажа: отель «Ла Конча», верхушки деревьев, старый завод «Кока-Кола». Когда с востока дул сильный ветер, сгибавший деревья, можно было увидеть частичку Атлантического океана. Грейсон смотрел в окно, приходя в себя после того зрелища, которое недавно наблюдал.
Ей это не нравилось — заниматься любовью с другой девушкой у него на глазах, но это была «арендная плата». Или это началось как ежемесячная арендная плата. Она старалась, чтобы это происходило не чаще раза в месяц, но в последнее время Грейсон под разными предлогами посещал ее каждые выходные, всегда пытаясь попасть еще на один «сеанс». Ей это было не по нраву, зато взамен она получала большее, чем арендная плата, — возможность вцепиться мертвой хваткой в шевелюру Грейсона.
Вполне вероятно, что это был последний раз. Дело о наследстве Кейт скоро будет закрыто. По словам Грейсона, такие дела, как это, без каких-либо осложнений, обычно занимают от шести до восьми недель. Конечно, когда речь шла о большой семье, в которой существовали распри, разногласия, тяжба могла тянуться годами. Или как в случае Говарда Хьюза,[19] когда умирал кто- то настолько богатый и известный, что каждый босяк считал своим долгом урвать кусок пирога. Кейт никогда не подбирала всякую голытьбу. Если не считать Торна.
Сама Рики, разумеется, не принимала Торна в расчет. Прежде всего, он не был кровным родственником. Да и, боже правый, в любом случае, что бы он стал делать с деньгами, землей, зачем ему все это? Он пятнадцать лет ходил в одних и тех же шортах и сандалиях. Нет, Торн не представлял для нее опасности.
Грейсон оттряхнул брюки своего дорогого костюма-тройки. Он был единственным человеком на Ки- Уэсте, который одевался так, как будто был приглашен на ужин к королеве Елизавете. Из-за этого его считали эксцентричным, еще одним чудаком среди многих других. Насколько ей было известно, в его гардеробе даже не было ни шортов, ни футболок. По правде сказать, Грейсон был самым большим чудаком из всех, кого она знала. Подумать только, сидит здесь, смотрит, как она с подругой разыгрывает перед ним этот спектакль, и никогда даже бровью не поведет, не говоря уж о том, чтобы поласкать себя. Рики даже никогда не замечала у него эрекции.
А потом, когда они заканчивают, устав выделываться перед этим бесчувственным чурбаном, он просто сидит в этом кресле и смотрит в окно, вытирая лицо своим красным шейным платком. Его воображение продолжает работать. Никогда не проронит ни слова, не встанет с этого ротангового кресла у окна и не пройдется по комнате. Вместо этого витает в каких-то юношеских мечтах или, может, в каком-то другом измерении, его взгляд из острого и проницательного становится ленивым, расслабленным. Да, на это стоило посмотреть.
Пара ее подружек просили ее оказать ответную любезность и сказать им, кто он такой.
— Как, это он? Тот симпатяга-юрист, которому принадлежит «Сэндпайпер Бэй Клаб»? Тот самый Грейсон? Я слышала о нем, но никогда не видела.
