Такс прислонился к Яя.
— Яя, друг мой. Я люблю Юммейк. Ты должен о ней заботиться!
— Конечно, — хихикал Яя. Лошадка подошла к ним. Она пролезла под загородкой и отшатнулась от вони вина. Такс наклонился вперед и обнял лошадку за шею. Яя пошел за ним и вытянул вперед руку. Лошадка отвела уши назад, начала фыркать и напрягла передние ноги.
— Я поеду справлять траур по кагану, — Такс прижимался лицом к гриве лошадки.
Яя подошел к нему ближе. Лошадка резко рванулась назад, тащя за собой Такса. Такс почувствовал запах крови и понял, что лошадка волновалась из-за этого. Руки и грудь Яя, и его волосы — все было покрыто кровью. Она была еще свежая и блестела в свете огня от соседней юрты.
— Есть и другие пути оплакивать кагана, — заметил Яя.
— Что случилось?
Яя широко расставил руки и чуть не упал.
— Они даже не сопротивлялись и были похожи на рыб в запруде. Тебе просто нужно немного поработать ножичком!
Такс взобрался на лошадку. Он не понял, что ему сказал Яя.
— Я еду оплакивать кагана.
— Всего несколько германцев, — Яя, спотыкаясь, отправился мимо хибарок.
Такс глядел ему вслед. Яя подошел к своей двери, открыл ее, и наружу вырвался свет и шум. Такс движением ног развернул лошадку и поехал по поселку между юрт и кибиток. Он нашел кибитку, где висела, охлаждаясь, шкура с водой. Такс напился и тщательно вымыл руки. Отсюда он не видел равнину и костры на ней. Вокруг царил серебристый полумрак, и юрты стояли, как ульи. Причитания женщин были похожи на шум пчел. На руках у него блестела вода. Он вспомнил, как отливала блеском кровь на руках и волосах Яя, и ему вдруг стало страшно. Он оглянулся и поскакал, чтобы быстрее добраться до костра и скачущих вокруг всадников.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Утром Монидяк нашел мертвого Яя у загона для лошадей с ранами в груди и на спине. Они отнесли его в юрту для мертвецов, где Юммейк стала готовить его к погребению. Не было украдено ни одной лошади, и ничего не пропало с тела Яя.
Монидяк сказал:
— У него было много врагов. Но неужели они воспользовались похоронами кагана, чтобы расправиться с ним.
Такс смотрел на Юммейк, склонившуюся к телу Яя. Она тихо плакала. Ее руки мягко касались и гладили его руки и ноги.
Такс отвернулся и ничего не сказал. Солнце ярко светило, и ветерок был теплым, но ему было холодно.
Юммейк сказала, что он ей не нужен, и Такс взял лошадку и поехал мимо частокола кагана в направлении к стоянке гепидов. По дороге он проехал мимо погребального костра. Каган уже полностью сгорел, и огонь начал постепенно тухнуть. Кости кагана собрали и положили в золотую шкатулку. На равнине осталась кучка пепла, которую ветер разносил в разные стороны. На всех углах платформы возвышались подставки для факелов.
Вокруг костра равнина была вся отбита, и образовался круг, по которому одновременно могла скакать дюжина лошадей.
Проезжая мимо заграждения, Такс слышал и видел, как за ним идет бешеная деятельность. Все упаковывали и грузили на мулов и на телеги, чтобы вывозить отсюда. Куда? Эллак, Денгазич и остальные станут решать, куда именно. Такс проехал но небольшому спуску к реке и отправился вдоль берега через высохшее болото к стоянке гепидов. Земля образовала небольшой холм, он остановился на вершине и взглянул через реку на лагерь.
Лагерь стал совсем небольшим. Сначала Такс не поверил своим глазам, но потом взглянул еще раз. Стало гораздо меньше домиков, особенно на дальнем конце. Он подумал, не там ли Яя нашел своих германцев, как рыбу в запруде, которую следовало прирезать. Но гепиды, видимо, уехали из лагеря. Ночью они все собрали, сложили домики и отправились подальше отсюда. В лагере было мало людей, и Такс не видел женщин и детей.
Такс немного понаблюдал за гепидами. Он уже понял, что они не станут следовать за Эллаком, но его поразило, что они смогли так быстро уехать со стоянки. Такс решил поехать и поискать Дитрика, потом передумал, потом ему опять захотелось поехать… Но в конце концов он развернул лошадку и поехал к лагерю хунну.
Трубач сидел рядом с юртой и пил из чаши, украшенной змеями снаружи и изнутри. Его жены суетились вокруг него, вбегали в юрту и выбегали из нее. Такс оставил лошадку подальше, чтобы не поднимать пыль вокруг шамана. Когда жены увидели его приближение, они скрылись внутри кибитки. Трубач продолжал сидеть и пить из чаши. Такс сел рядом и ждал, пока тот обратится к нему.
Трубач молчал, и Такс откашлялся и произнес:
— Хороший день.
Трубач поставил на землю чашу, и Такс увидел, что в ней бульон. Шаман сложил руки на груди и посмотрел на Такса.
— Ты уже третий человек, который приезжал сегодня ко мне и начинал разговор с того, что сегодня хороший день. Как может быть хорошим день, когда кости Аттилы захоронят в землю? Почему бы тебе не сказать что-то, что я не могу знать?
— Кто еще был здесь?
— Я тебе этого не должен говорить, но я тебе все равно скажу, потому что меня это волнует. Сначала приезжал Эдеко, твой начальник караула. Он спрашивал меня, чья магия сильнее — Эллака или Денгазича. Вторым приехал Денгазич с вопросом, стоит ли ему следовать за Эллаком, или делать то, что он сам считает нужным. А теперь вот приехал ты. Я надеюсь, что у тебя есть более умный вопрос.
— Почему они спрашивают у тебя о таких вещах? — пораженно спросил Такс.
— Именно поэтому меня все и волнует. Что тебе нужно? Такс облизал губы.
— Ты знаешь, что Яя мертв.
— Нет. Яя из хунну Шаев, или Яя из клана Мишниги?
— Мой друг Яя, который вместе со мной был в охране кагана. Яя из клана Мишниги.
— Тц-ц-ц, я и не знал.
— Его убили. Мы нашли его сегодня утром недалеко от лошадей. Но ничего не пропало и ни одну лошадь не угнали. На нем было много ран, и из некоторых не шла кровь.
Трубач свистнул и уставился куда-то позади Такса.
— Угу.
— И еще. Гепиды покидают свою стоянку ночью. Не все сразу, а понемножку. Забирают лошадей и все остальное. Мне кажется, что в лагере уже не осталось женщин и детей.
— Да. Расскажи мне о Яя. Такс сгорбился.
— Я его видел ночью, и он кое-что мне сказал…
Такс все рассказал Трубачу — о словах Яя и о том, что он сам видел, — Яя был весь покрыт кровью.
Трубач опустил голову и продолжал посвистывать, вперив глаза куда-то вдаль. Женщины вышли из кибитки и занялись огнем, на котором варился котелок с мясом. Трубач перевел взгляд на Такса.
— Это, конечно, работа для шамана, в отличие от того, о чем меня спрашивали Денгазич и Эдеко. Ты молодец, что обо всем мне рассказал. Теперь послушай меня. Сегодня мы положим кагана в могилу. Но ночью ты должен приехать сюда с конем для меня и со своими вещами, и мы с тобой отправимся на юг. Не волнуйся о них. — Он жестом показал на своих жен. — Они могут вернуться в свои семьи, где о них станут лучше заботиться, чем это делал я… Мне кажется, что это будет моя последняя работа в качестве шамана.
— Что случилось? — спросил его Такс.
— Ничего, кроме того, о чем мы и раньше догадывались. Каган как-то…
Трубач потянул себя за нижнюю губу.
