— Не забывай, что имеешь дело с самим Майклом Шейном, — сказал мужчина. — С ним надо ухо держать востро. Вчера он в одиночку дрался против троих и отделал их всех по первое число. Сама увидишь.
— Опять ты меня стращаешь! И это после того, как ты потратил битых два часа на то, чтобы меня успокоить. Нет, я чувствую, что ничего не выйдет. Просто убеждена. Я же рассказала тебе, как он со мной разговаривал по телефону. Он что-то учуял.
— Он просто был не в себе, детка. Еще не отошел от наркоза. А теперь замолкни, если не хочешь получить тумаков. Раздевайся!
— Джейк! Мне это не нравится… Ну, почему совсем догола? Хоть трусики можно оставить?
— Нет, так не пойдет. Пошевеливайся! Мне ещё надо успеть смыться отсюда.
— Я тебя понимаю. Я тоже мечтаю отсюда смотаться.
Послышался шорох снимаемой одежды. Шейн стоял, прижимая больную руку к груди и силясь унять пульсирующую боль.
— Да, детка, для семнадцати лет ты сложена просто потрясающе, — восхищенно произнес Джейк. — Совсем не по возрасту.
— Рада угодить, папочка, — насмешливо проворковала девушка.
— Теперь ложись, и я тебя разукрашу.
— Увы, тут уж верно ничего не попишешь, — вздохнула Диди. — Вот только что скажет моя подружка?
— Не все ли равно?
— Мне далеко не все равно. Есть все-таки пределы допустимого.
Пружины жалобно заскрипели.
— Нет, — вдруг сказала она. — Нет, не могу! Я дала согласие, было дело, но сейчас при виде этой штуковины…
— Перевернись на живот, черт побери!
— Джейк, умоляю тебя! На остальных мне наплевать. В школе решат, что мне просто не повезло. Но только убери хлыст, иначе я оденусь и уйду. Я тоже человек, в конце концов.
— Диди, — ласково заговорил Джейк. — Сколько раз за последний месяц ты посещала школу? В лучшем случае два. Тебе уже шестнадцать. Никто не заставит тебя кончать школу. Вспомни мои слова, душечка. Зато тебя ждет Нью-Йорк! Подумаешь, всего одну ночь в каталажке проведешь. А утром тебя выпустят под залог. Залог ты оставишь легавым и смоешься. Газетчики, конечно, эту историю раздуют, но ты будешь фигурировать под вымышленным именем.
— А тебе не приходит в голову, что кто-нибудь придет с фотоаппаратом и увековечит мой портрет? — язвительно поинтересовалась Диди. — А заодно мою голую задницу. Такое клеймо на всю жизнь пристанет.
— Подумай зато, какие ты бабки сшибешь, куколка! В большом городе жмотничать никто не станет. Пожалуй, я сам обзаведусь приличным баром.
Внезапно послышался резкий, свистящий звук, а за ним крик боли. Шейн рванулся к двери, вид у него был угрожающий. Остановил его звон наручного будильника, раздавшийся в комнате.
— Зачем ты это сделал? — всхлипывая, приговаривала девушка. — Ужасно больно.
— Прости, душечка. Иначе нельзя было — вдруг бы ты передумала? Мы не могли такого позволить.
— Спереди это будет заметно.
— Ничего страшного. Только не трогай, пусть крови побольше натечет. Уже половина восьмого. Мне пора. Не плачь, пупсик. Я куплю тебе что-нибудь. Не думаешь же ты, что мне приятно лупить тебя хлыстом?
— Теперь уже я в этом вовсе уверена.
— Ну что ты? Я тебя обожаю, крошка. Ну, уже не так больно, правда?
Он встал с кровати и пересек комнату.
— Я оставлю хлыст в стенном шкафу. Он окровавлен. Полиция найдет его, когда будут разыскивать твою одежду. А теперь я хочу, чтобы ты ещё разок все повторила.
— Джейк, мы уже столько раз это репетировали, что у меня язык больше не ворочается.
— Ничего, один только разочек, а потом можешь отдыхать целых полчаса. Никто другой во всем нашем городе не сумел бы такое провернуть, Диди. Я серьезно. Одно только я хочу изменить. Если он войдет и сразу тебя увидит в таком виде, он мигом смекнет, что дело нечисто, и тут же уберется отсюда. После того, как он позвонит, ты отомкнешь ему дверь по домофону, потом вставь в проем двери гигиеническую салфетку, а сама иди в ванную. Когда он позвонит сюда, крикни, чтобы он заходил, а сама выйдешь через минуту.
— Заходите, я сейчас! — позвала Диди.
— Вот-вот, именно так. Камильи с напарником из полиции нравов будут поджидать на лестничной клетке, в отсеке мусоросборника. Секс с использованием хлыста — серьезное преступление в Майами.
— А ты сказал им, что они охотятся на Шейна?
— Ты что, свихнулась, крошка? Как я мог? Камильи я выбрал лишь потому, что они с Шейном на ножах. Шейну не удастся ни откупиться от него, ни зубы заговорить. Я сказал только то, что до моих ушей донеслись кое-какие слухи о делах, творящихся в этой квартирке, и что я проверю, а потом дам им знать. Сейчас Камильи внизу. Я скажу, чтобы он поднимался и ждал у мусоросборника, пока не появится мужчина. Никто и не подумает, что это подставка.
— Шейн-то сразу сообразит, что его подставили.
— Нам наплевать, что он сообразит. По большому счету, ему тоже ничего не сделают. Особенно после того, как ты удерешь из-под залога. Нам главное — связать ему руки на несколько дней.
— Для чего?
— А я откуда знаю? Кому-то это важно.
— Джейк, я знаю, что ты откажешь, но, может, все-таки оставишь мне платье в шкафу? Только платье, без нижнего белья. Терпеть не могу этих вурдалаков из полиции нравов! Бр-р-р! Лучше умереть.
— Я бы мог хоть целый гардероб оставить, да что толку? Шейн, услышав, что в дверь ломится полиция нравов, в секунду тебя оденет и все пойдет насмарку. Ничего, они дадут тебе чем-нибудь прикрыться. Думай о том, как ты разбогатеешь, пупсик. Да, не забудь ещё упомянуть Джоси.
— Не знаю, как это лучше сделать.
— Сама решишь. Возможно, когда будете спускаться на лифте. Шейн захочет узнать, кто его подставил, вот тогда ты и ввернешь это имечко. Поцелуй меня, куколка. Черт побери, до чего ты лакомый кусочек!
— Джейк!
— Помечтай о Нью-Йорке, крошка. Ох, и разгуляемся мы там!
— Ох, и взбесится же Шейн!
— Не волнуйся. У него рука сломана. Займи круговую оборону. Камильи не упустит своего шанса, и больше двух-трех минут ждать не станет. Продержишься.
— А вдруг Шейн начнет меня бить? Ты только обрадуешься: чем больше крови и сломанных костей, тем для вас лучше. Хорошо, что я такая молодая. Буду прыгать и уклоняться.
— Мы с тобой пропрыгаем до самого Нью-Йорка, крошка. Господи, какая у тебя гладкая кожа. До скорого.
Открылась и хлопнула дверь. Шейн услышал, как девушка громко вздохнула. Пружины кровати заскрипели под тяжестью её тела.
Он вошел в комнату.
Девушка разворачивала пакетик жевательной резинки. Длинные черные волосы падали ей на плечи, скрывая лицо. У неё была хорошо сформированная грудь и пышные бедра. Она сидела, скорчившись на краешке кровати, так что лопатки выпирали, словно недоразвитые крылышки. Поперек бедер вздулась багровая полоса от удара хлыстом.
Засунув резинку в рот, она скомкала фантик и бросила его на пол. Потом подняла голову и увидела
