поклонился и, указав на стул напротив, быстро просмотрел составленный ею список. Увидев, как он хмурится, Элизабет поспешила уточнить:
— Надеюсь, я не забыла никого из тех, кого ты особенно хотел бы видеть у нас.
— Ты думаешь пригласить в Пемберли мистера и миссис Куртни?
— Конечно. Они знакомы со многими из наших друзей.
— Я не желаю этого.
— Почему?
Он прошелся по комнате и, остановившись у окна, молча выглянул на улицу. Потом повернулся и холодно посмотрел на нее.
— Я не чувствую себя обязанным объясняться.
— Иными словами, ты запрещаешь мне приглашать их? — Она резко вздохнула, побелев от гнева.
— Я всего лишь сказал, что не желаю этого. — Смысл и значение слов не были важны. Значение имел только тон сказанного.
— Без всякой причины, только из чувства противоречия, чтобы отказать мне в удовольствии?
Она развернулась и направилась к двери.
— Элизабет, подожди.
Она обернулась и посмотрела на него. На ее лице, белее мрамора, темные глаза казались непроницаемы. Губы сложились в усмешку, почти на грани презрения. Он только пожал плечами, и она вышла за дверь.
Фицуильям ходил взад и вперед по библиотеке. Он превосходно умел мыслить рационально, приводить доводы, незамутненные эмоциями. Но сейчас, как он ни старался, он не мог сформулировать разумную оценку этой ситуации и привести свои чувства в соответствие с доводами рассудка.
В тот вечер им предстоял обед у леди Рирдон, которая после собиралась отправиться со своими друзьями в театр, где давали первый спектакль, поставленный по новой комедии мистера Гловера.
Уилкинс очень нравилось готовить свою хозяйку к выходу в свет. Но в тот вечер она с превеликим трудом сумела вытерпеть ее. Миссис Дарси все время о чем-то сердито думала и совсем не проявляла никакого интереса к своему наряду. Она вышла из ванны и, пока Уилкинс закрепляла на ней юбку, не проронила ни слова. Только в глазах ее не угасал сердитый уголек.
Мысленно она составляла небольшую речь, но она никак не могла удовлетвориться ею. Она уважала мужа за то, что он был человеком чести. А теперь? Что она должна думать о нем теперь?
Уилкинс натянула на госпожу новое платье из бледнейшего серебристого шелка, так искусно украшенное, что Элизабет отвлекло от мыслей собственное отражение в зеркале.
Она села и стала следить за тем, как Уилкинс укладывает ее густые волосы в гладкий рулон, затем умело расчесывает пряди вокруг ушей и на затылке. Горничная взяла украшение для волос, недавний подарок Дарси.
— Не это, Уилкинс.
— Вы передумали, мадам? Но разве вы не выбирали цвет платья под светлое серебро?
— Да, ты права. Продолжай.
Элизабет выбрала бархатную пелерину, и Уилкинс помогла надеть ее на плечи.
Потом Уилкинс наблюдала, как ее госпожа спускалась по лестнице. Дарси появился из гостиной и поклонился жене. В ответ она наклонила голову.
— Ты… обворожительна, — сказал он, держась почти официально.
— Благодарю, сэр.
Он предложил ей руку, и Элизабет оперлась на нее. Они повернулись, прошли в холл, едва заметно кивнули лакею и направились к карете.
Уилкинс повернулась, когда камердинер Дарси неслышно встал подле нее.
— Ах, дражайшая миссис Уилкинс, сегодня вечером настроение у господ совсем мрачное! — хихикнул он.
— Я не понимаю вас, мистер Бенсон.
— Не понимаете? Вы не так давно с вашей госпожой. Я же со своим господином с тех самых пор, как он отправился на учебу в Кембридж.
— Я очень хорошо знаю свою госпожу, не хуже, чем вы своего господина, мистер Бенсон, будь вы с ним хоть со времен Кромвеля, — вознегодовала Уилкинс.
— Боитесь, что на сей раз ваша госпожа потерпит поражение? Давайте поспорим на шесть пенсов.
— Мистер Бенсон! Играть на ссорах наших господ? Шесть пенсов! У вас, должно быть, полно шестипенсовиков. — Она гордо вскинула голову и прошествовала наверх.
Тишина в карете сгущалась, благо что ехать было недолго.
Потом несравненное умение леди Рирдон проявлять любезность чудесно все сгладило. Элизабет и вообразить не могла, как легко оказалось отложить гнев на вечер. Как только мать занялась следующими гостями, лорд Рирдон повел Элизабет представлять ей какого-то очередного кузена, который жаждал с ней познакомиться.
За обеденным столом Элизабет и Дарси усадили в разумной близости, но оба были вовлечены в разговор со своими соседями. Когда дамы встали из-за стола, леди Рирдон настояла, чтобы Элизабет села подле нее, и спокойная и сдержанная сердечность графини подействовала успокаивающе на чувства ее молодой гостьи.
Мужчины не заставили себя долго ждать и присоединились к ним, поскольку, хотя они и направлялись на последнее представление вечера, все равно спектакль начинался в десять.
В театре было людно и шумно, многочисленные зрители куда-то перемещались, о чем-то переговаривались. Публика попроще, занимавшая задние ряды партера, за креслами, толкая друг друга в бока и обмениваясь мнениями, разглядывала тех, кто сидел в ложах и на балконе. У последних, в свою очередь, театральные бинокли использовались почти для тех же целей. Все места в ложе леди Рирдон были заняты. Они могли все видеть и слышать и быть замеченными.
Напротив них в первом ряду в своей ложе сидела маркиза. Она поклонилась леди Рирдон, потом многозначительно — это отметили многие — Элизабет. Элизабет не могла подавить волнение в ожидании начала пьесы и улыбнулась Дарси, но он оставался мрачнее тучи и не улыбнулся ей в ответ.
— Это первое исполнение пьесы для широкой публики одного из протеже маркизы, — объяснила она свое нетерпение графине.
— И мистер Гловер обсуждал пьесу в вашем присутствии? — поинтересовалась леди Рирдон, разделяя удовольствие с Элизабет.
— Разумеется. Мы о ней очень много слышали на вторниках леди Инглбур, и драматург зачитывал нам некоторые сцены.
Кто-то из друзей графини удивленно посмотрел на Элизабет. Ни состояние, ни связи не дали им той привилегии, какую миссис Дарси получила без всяких усилий со своей стороны.
Она и сейчас не заметила их взглядов, поглощенная ожиданием. Тут на сцену вышла женщина с густыми темными волосами, убранными в пучок, и раздались оглушительные аплодисменты. Мистеру Гловеру крайне повезло, ему удалось заполучить саму миссис Джордан на главную роль в его пьесе.
В антракте они получили записку от маркизы, в которой та приглашала Элизабет с мужем присоединиться к ней в ее ложе.
— Обязательно идите. Я настаиваю, — сказала леди Рирдон. — Не волнуйтесь, я не останусь без компании. — Обменявшись любезностями с хозяйкой, чета Дарси покинула ее ложу.
— Мама, миссис Дарси могла бы стать украшением даже для диадемы, — прошептал Фредерик, наклонившись вперед.
Спрятавшись за своим веером, леди Рирдон ответила:
— Я очень хорошо отношусь к ней, Фредерик, ты знаешь, но я бы не хотела, чтобы ты женился на такой женщине, пусть даже с миллионным приданым.
— Почему нет?
— Тише, дорогой. Ты ослеплен ее чувством юмора и обаянием. Но за всем этим кроется незаурядный
