— А как быть насчет миссис Куртни, Фицуильям? Каково ее преступление?
— У меня нет никаких особых возражений против нее. Признаюсь, мне только хотелось провести лето без всех этих новых друзей.
— Без моих друзей, ты хочешь сказать.
— Это только твое предположение, я полагаю. Элизабет, я забираю свои возражения против включения мистера и миссис Куртни в список приглашенных в Пемберли. — Она слишком устала, чтобы продолжать разговор, и молчала. — Но мне бы хотелось надеяться, что мой дом не станут в будущем заполнять Гловеры и Уиттэйкеры.
Карета дернулась и снова двинулась, и на сей раз продолжила мягкое движение по улице. Элизабет зевнула.
— Мне жаль, что я так наскучил тебе.
— Я просто устала, Фицуильям, смертельно устала. Он помолчал немного, потрясенный тем, как она это произнесла.
— Элизабет, с тобой все в порядке?
— Мне так хочется прогуляться на свежем воздухе, пробежаться среди деревьев.
— Тебя так быстро утомил Лондон? Ведь сезон даже не достиг своего зенита.
— Я с удовольствием погружалась во все эти легкомысленные развлечения, но пока с меня довольно.
В нем затеплилась надежда.
— Но в Дербишире тебе покажется холодно в это время года.
— Я не боюсь этого, Фицуильям, мы поедем домой в Пемберли?
— Нет ничего, что доставило бы мне большей радости. Здесь мы с тобой обедаем вдвоем не чаще одного раза в десять дней.
— Зато в Дербишире нас ждет уединение.
— Бингли и его компания приедут к нам только в июне. А ты не заскучаешь до их приезда в компании с Джорджианой и твоим скучным мужем?
— Нет конечно!
Если он нашел этот ответ лестным, он скоро забыл об этом. Она наклонилась к нему и поцеловала его. Это был ласковый поцелуй — легкое прикосновение к его губам.
— Мы должны по пути заехать в Хартфордшир — навестить твоих родителей перед возвращением домой, — сказал он утром.
Тревожный взгляд Элизабет удивил его. Хотя он знал, что ее естественная привязанность к матери значительно умерялась смущением, в которое ее приводило отсутствие деликатности, свойственное миссис Беннет.
— Если пренебречь этим, твоя мама заключит, что я не позволяю тебе навещать ее.
— Разумеется, я все понимаю. — Она задумалась. — Если нам отложить отъезд на две недели, тогда Джейн и Бингли уже вернутся в Незерфилд. Я уверена, что они с радостью примут нас у себя. Я смогу видеться с мамой хоть каждый день, ведь это совсем близко. Она останется довольна нами.
— Если так, мы остаемся в Лондоне до начала апреля.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Элизабет спустилась по лестнице в Незерфилде и остановилась в дверях библиотеки. Дарси поднял глаза:
— Может, тебе не следовало подниматься с постели, Элизабет? Ты все
— Не могу же я лежать весь день. Мне хочется погулять. Ты пойдешь со мной?
Прохладный ласковый ветерок обдувал лицо, на деревьях показались крохотные листочки. Все это могло бы заставить Элизабет бегать и скакать от радости. Но она шла очень медленно, опираясь на его руку. Фицуильям стал вспоминать и понял, что вот уже около двух недель, как ей нездоровится. Было ли это игрой его воображения или Элизабет действительно очень осунулась? Его жена, похоже, страдала от непривычной для нее слабости. Бледность, синяки под глазами. Внезапная мысль показалась такой мучительной, что он побелел от страха. Дарси остановился и посмотрел на нее.
— Ты за меня боишься? — спросила Элизабет.
— На мгновение — да, я испугался.
Она выпустила руку мужа и повернулась к нему.
— Фицуильям, дорогой, я не больна. Только немного устала. Разве ты не догадываешься? — Элизабет машинально провела пальцами по безупречной складке на рукаве, затем коснулась манжеты его рубашки. — Я толстею, мой дорогой.
Мгновенное замешательство отразилось у него на лице. Она оглядела свою стройную фигуру и добавила со смехом:
— Пока мне это не слишком удается, но, думаю, мало-помалу ты сможешь заметить во мне некоторые изменения к лучшему.
— У нас будет ребенок?
Тут Элизабет наконец подняла глаза. Восхищенная улыбка необыкновенно шла ему. Эта его улыбка сказала ей много больше, чем все радостные возгласы любого другого мужчины.
Когда Элизабет не приехала в Лонгборн и к полудню следующего дня, миссис Беннет, в сопровождении Китти и Мэри, немедленно направились в Незерфилд.
По мере того как они двигались по подъездной дороге к парадному крыльцу, миссис Беннет выглядывала из окна кареты с чувством глубокого удовлетворения.
— Это отменная перспектива, и не ошибитесь, девочки. Когда-нибудь я надеюсь увидеть вас обеих в таких же поместьях.
— Как это было бы здорово, мама, — воскликнула Китти, и они с матерью дружно рассмеялись. Мэри только фыркнула.
Поприветствовав мужчин, они с Джейн направились наверх. Миссис Беннет ворвалась в комнату Элизабет, Китти и Мэри следом за ней.
— Мама, — выдохнула Элизабет. — Как вы себя чувствуете? А вы, девочки? Мэри, Китти, как вы?
— При чем здесь наше здоровье! — удивилась миссис Беннет. — Что тут происходит? Когда это ты лежала в постели все утро?!
Действительно, Элизабет была счастливой обладательницей самого крепкого здоровья из всех пяти дочерей, и теперь, лежа в постели, она представляла собой необычную картину для внимательного взгляда матери. Дочь была бледна, ее обычная стройность сменилась изнуренной худобой.
— Я очень устала, мама… Да и как не быть усталой, если все последние недели я проводила в непрестанной погоне за удовольствиями.
— С мистером Дарси, кажется, все в полном порядке. — Миссис Беннет широко улыбнулась. — Какой восхитительный пеньюар! Позже ты непременно покажешь нам все свои лондонские приобретения.
— Ох, пожалуйста, Лиззи, покажи, — взмолилась Китти.
— Меня совсем не интересует вся эта мишура, — запротестовала Мэри.
Она не одобряла Элизабет. Ее наряд, сочетание тончайшего муслина и кружев, почти просвечивал насквозь. Казалось, что если приглядеться, то под ним вообще ничего нет. А крошечный кружевной чепчик совсем не прикрывал густые темные локоны сестры. «Не знаешь даже, куда и смотреть! — подумала Мэри. — И как это такой достойный джентльмен, как мистер Дарси, допускает, чтобы его жена одевалась подобным образом в семейной спальне?»
— А это что? — Ход мысли миссис Беннет вернулся к цели ее посещения. Она подняла чашку с подноса у кровати и подозрительно исследовала налитую туда мутную жидкость.
Элизабет потянулась забрать чашку у матери:
— Это — какое-то варево собственного изготовления Уилкинс. Она в восторге от моей беспомощности.
