изображение местности и интересующих объектов и позволяя самым оперативным образом следить за ситуацией.
Ночное фотографирование ущелий и перевалов (а оживление в лагерях моджахедов, передвижение караванов с оружием и выход на позиции происходили в основном скрытно, по ночам) с подсветом светящими авиабомбами и фотопатронами ФП-100 оказалось не всегда эффективным. Множество резких теней, возникавших в горах при искусственном освещении, делало применение аэрофотоаппаратов УА-47 практически бесполезным – полученные снимки не поддавались дешифровке. Выручала комплексная разведка с использованием ИК-оборудования и радиотехнических пеленгационных средств, засекавших работу радиостанций противника. Усовершенствованная ИК-аппаратура «Зима» позволяла ночью обнаруживать по остаточному тепловому излучению даже следы от проехавшего автомобиля или потухший костер. Радиотехническая разведка силами Су-17 велась в приграничных районах с использованием систем СРС-13 и СРС-9, фиксировавших положение средств ПВО и управления военной авиацией пакистанских ВВС, присутствие которых приходилось принимать во внимание.
Участием в «Большом Панджшере» задачи 263-й эскадрильи не ограничились. Не менее важной оказалась роль разведки при подготовке других очередных крупных операций по уничтожению укрепрайонов и «чистке местности». Все они требовали обеспечения разведданными, а по оперативности и объективности предоставления информации с авиацией не могли сравниться никакие иные источники. Полученная информация наносилась на фотопланшеты, где были указаны размещение целей и средств ПВО противника, особенности рельефа местности и характерные ориентиры. Это облегчало планирование ударов, а летчики могли познакомиться с районом и определиться с выполнением задачи. Перед началом операции проводилась доразведка, позволявшая окончательно уточнить детали.
Работа разведчиков, по определению, всегда связана с особым риском. Полеты в незнакомых и трудных для ориентирования районах, поиск целей и вскрытие вражеской ПВО, вылеты в удаленные приграничные районы, где противник действовал особенно активно – эти задания выделяли летчиков 263-й эскадрильи во всей авиации 40-й армии. Специфика их деятельности прибавляла опасности: на разведчиков не распространялся приказ выполнять полеты не ниже 4500 м, введенный по безопасности от зенитного огня – качественная фотосъемка и визуальный «просмотр» требовали проходов на малых и предельно малых высотах и в ущельях. Именно разведчикам, долгое время единственным в ВВС 40-й армии, поручалась ночная работа, запрещенная для остальных после нескольких столкновений с горами и аварий при взлетах и посадках. Вызывая огонь противника, над предполагаемыми позициями вешали САБ, по которым те открывали стрельбу из ДШК и ЗГУ, и по выявленным целям наносили бомбовый удар.
Летчики 836-го разведывательного полка в Баграме
Разведкой занимались также прочие части ВВС 40-й армии. За разведывательными подразделениями в полках и эскадрильях закреплялись зоны ответственности, разделявшиеся на три- четыре района, просмотр в которых следовало вести от одного до четырех раз в сутки. По возможности, для этого планировались одни и те же летчики, хорошо изучившие обстановку в районе и тут же замечавшие перемены. Подготовку боевых действий на следующий день или очередной боевой вылет также предваряла разведка будущего места удара.
Визуальная разведка производилась с высот 200–300 м, а при необходимости – и со снижением до 50- 100 м. Даже при наличии современных инструментальных средств визуальная разведка сохраняла немалые преимущества. Человеческий глаз обладал непревзойденными возможностями по обнаружению объектов и их распознаванию, с куда большей надежностью «выхватывая» искомые цели на местности даже по едва отличимым признакам, при сложностях рельефа и светотенях. Кроме того, летчик мог надежно и с большой точностью указать месторасположение обнаруженных объектов, привязав их к ориентирам на местности, которые могли использоваться для выхода на цель при нанесении последующего удара. Обычно вылетали составом пары, держа боевой порядок пеленгом самолетов с расстоянием между ними 600–800 м и с превышением ведомого в 50-100 м. Иногда для визуальной разведки направлялась «спарка» Су-17УМ3, в экипаже которой один летчик занимался пилотированием самолета, а другой просматривал местность. Для увеличения просматриваемой зоны и срыва вероятного прицельного огня ПВО по маршруту выполняли «змейки», виражи и развороты горизонтальной петлей на 270о. Если выполнялось фотографирование, то в тактическое построение вносились изменения: фотографирование вел ведущий, тогда как ведомый держался сзади на удалении до 2000 м с превышением 500–600 м в готовности немедленно прикрыть ведущего огнем по проявившим себя зенитным средствам противника. В районе наличия ПВО ведомый мог выполнять отвлекающие маневры, обеспечивая проход ведущего для фотографирования, требовавшего выдерживание скорости и высоты.
Появление в небе разведчиков не сулило моджахедам ничего хорошего. Как правило, вслед за ними прилетали ударные самолеты, да и сами разведчики обычно несли вооружение, позволявшее им самостоятельно выполнять «охоту» в заданном районе. При этом самолет ведущего, помимо разведывательного контейнера, нес пару тяжелых НАР С-24, а ведомого – четыре НАР С-24, РБК или бомбы. Отмечалось, что самостоятельный поиск крайне непрост: небольшие группы противника при небольших высотах полета обнаруживались с дальности не более 800-1000 м, оставляя считаные секунды для построения атаки с ходу. Поскольку за время повторного захода противник, как правило, успевал рассредоточиться, кидаясь в укрытия и прячась среди зелени и камней, уследить за ним не было возможности. По опыту, лучшим было ориентироваться на приметный объект рядом с целью, нанося прицельный удар по этому месту, где и укрывались душманы.
Ушедшая на разведку пара могла выявить огневые позиции, обнаружить укрепленный пункт, встретить отряд моджахедов или караван. Чтобы сэкономить время и оперативным образом подкрепить атаку выявленных объектов, на базе в готовности стояло несколько пар самолетов с боевой зарядкой. На случай удара по целям разного характера они загодя снаряжались различными вариантами подвески. Одна пара могла нести бомбы ФАБ-500 и ФАБ-250, другая несла РБК-500 и РБК-250, третья – зарядку из С-24 или блоков с НАР.
Помимо собственно разведки и разведывательно-ударных действий, 263-я разведэскадрилья активно привлекалась к авиаударам и непосредственной поддержке войск, доля которых составляла более 2/3 всех вылетов. По итогам первого года деятельности, на плановые удары в ходе операций разведчикам пришлось выполнить даже больше вылетов, чем штурмовикам (12 % от общего числа вылетов против 11 %), а средняя нагрузка на летный экипаж в эскадрилье была максимальной среди всех «самолетчиков», составляя 1,17 вылета в смену – на треть больше, чем в ИБА. Для ведения разведки в 263-й эскадрилье обычно выделялись только две пары Су-17МЗР с ККР, все остальные работали «на удар». Безжалостная военная статистика оборачивалась потерями, доля которых была куда выше, чем в соседних частях. Чаще потери следовали в первые месяцы по прибытии в Афганистан, что имело свое объяснение: летчики первое время еще не имели должного опыта и навыков, иной раз пренебрегали наставлениями – теми самыми, что в авиации пишутся кровью. На этот счет один из командиров наставлял: «Со временем начинаешь поротой задницей чувствовать, откуда стрельнуть могут и чем грозит глупый риск».
Самолет-разведчик Су-17М3Р служил в составе 263-й разведэскадрильи
Зоркая сова – эмблема разведчиков 886-го полка
Через месяц после прибытия в Баграм, 21 апреля 1984 года, в отрогах Панджшера разбился самолет старшего лейтенанта Анатолия Коржа. К тому времени на счету летчика было уже 28 боевых вылетов всего за месяц работы в Афганистане. Шедший с ним ведущий докладывал: «Увидели караван на перевале, стали заходить для пуска С-5. На выводе пришлось тянуть круто вверх. Коржа я заметил в странном положении – он сорвался при выводе из пикирования и свалился, падая, как лист». Условия для атаки были крайне сложными: сразу за целью поднимался вертикальный откос высотой больше четырех километров. Опасаясь, что при повторном заходе и построении более удобного маневра караван рассредоточится, летчик атаковал с неудобного ракурса, прямо в направлении скалы. Чтобы поразить цель, летчик сделал не один, а несколько пусков ракет, в результате оказался рядом с горным откосом. Потянув самолет в набор высоты, он поднялся над вершиной, но потерял скорость и упал на небольшое заснеженное плато. На месте падения, на вершине высотой 4500 м, куда удалось забраться, лишь сняв с поискового Ми-8 все, что можно, в глубоком снегу на киле лежал его самолет. В снегу удалось собрать только части катапультного кресла и парашют, их и привезли домой. Летчик погиб, едва отметив свой 25-й день
